Дина Рубина: «На солнечной стороне улицы»
Ее всегдашняя ирония и (что важнее) самоирония. Ее чуткая любовь ко всему живому и живущему. Ее внимательный взгляд, способный в будничности разглядеть высокое. Ее интонация, всегда немного девичья, всегда немного взахлеб. Ее позиция – не судьи, не учителя! – наравне с читателем и немного отстраненная, любующаяся, созерцающая – по отношению к героям. «Новая» Рубина в книжном! – покупаю не задумываясь.
Я люблю Дину Рубину давно и преданно, начиная с первых ее книг. Люблю пронзительные «Терновник» и «Когда же выпадет снег». Болезненную, душераздирающую «Двойную фамилию». Скручивающую горло повесть «На Верхней Масловке». Все, все, даже немного бутафорского «Последнего кабана из лесов Понтеведры». Не люблю только, пожалуй, поспешный «Синдикат», роман-комикс. Но и там, если разгрести шелуху сиюминутных впечатлений, необязательных слов, останется моя любимая Рубина.
Ее всегдашняя ирония и (что важнее) самоирония. Ее чуткая любовь ко всему живому и живущему. Ее внимательный взгляд, способный в будничности разглядеть высокое. Ее интонация, всегда немного девичья, всегда немного взахлеб. Ее позиция – не судьи, не учителя! – наравне с читателем и немного отстраненная, любующаяся, созерцающая – по отношению к героям.
«Новая» Рубина в книжном! – покупаю не задумываясь.
Новый роман «На солнечной стороне улицы».
Про Ташкент. Про город детства, который встречается у Рубиной часто, почти в каждой книге. Где-то он становится местом действия, где-то – мимолетным воспоминанием, штриховым рисунком на полях. Но всегда понятно, как он много значит для Рубиной, и любое его упоминание было обещанием другого, бОльшего рассказа. Нет, не сейчас, потом, потом, пока – одна деталь, пока – один мазок, картина будет после. Но в какой-то момент так туго натягиваются нити, привязывающие тебя к давно ушедшему, что нет сил молчать. И говоришь, говоришь безостановочно. От этого и больно, и сладостно…
Роман многоголосый, со многими сюжетными линиями – их сплетает в одно целое рассказчица, сама Рубина, ее голос.
Главная героиня – художница Вера Щеглова — живет в удивительно наполненном мире: наполненном событиями, людьми, причудливыми деталями, сильными чувствами. Мир разворачивается перед нею как сцена, как киноэкран. Но призвание художника удерживает ее от шага туда, в гущу событий и круговерть людей. Она лишь наблюдает, держа наготове кисть и палитру. Цепкий взгляд – точный мазок – и вот на холсте появляется, проявляется новое лицо… Стиляга Хасик Коган. Библиотекарша Тамара. Диссидент Роберто Фрунсо. Баскетболистка Рая. Умелец Саркисян. И другие люди, встречи, сюжеты яркого, жаркого, многоязыкого города Ташкента.
Рубина двигается вместе со своей героиней, то плечом к плечу, то чуть отставая, то обгоняя на полшажка, то даже сталкиваясь в упор. Идет теми же улицами, всматривается в те же лица: цепкий взгляд – точное слово – и мы видим их. С какой щедростью описан, преподнесен, подарен нам Ташкент, с какой даже избыточностью! Рубина рассказывает не останавливаясь, не прерываясь; переворачиваешь страницы, не успевая передохнуть, но спешишь: дальше, дальше, что там… А рассказчица достает и достает из короба своей памяти все новые и новые интересности – лоскутки прошлого, бусины дней – сшивает ниткой воображения, нанизывает на нитку додуманного: любуйся, читатель! Ах, как переплетаются нити, ах, какие получаются узоры – нарочно не придумаешь. Нарочно не придумаешь… и надо всем этим кружит и оседает легкая пыль светлой грусти.
«На солнечной стороне улицы» — слова песни, которую услышала однажды главная героиня. На солнечной стороне улицы — место действия тех событий, которые давно прошли, отзвучали. Вера Щеглова, теряя близких и любимых, не плачет. «Она вообще больше не чувствовала, что дядя Миша умер. Дядя Миша больше не умер, как и Стасик. И если б надо было что-то объяснить на эту тему, то она вряд ли бы смогла произнести нечто путное… Вот только ее руки и глаза знали, как дядя Миша будет дальше жить…» И дядя Миша ожил – на картинах. Более светлый, более значительный, чем был при жизни – более настоящий. Очистившийся и очищенный от того, что мучило и тянуло его. Другой. Ушедший — вечно живой.
И так они и идут на солнечной стороне улицы – и страстотерпец дядя Миша, и калека Стасик, и умелец Саркисян… И есть, есть надежда, что там же появятся и те, кто жил темно, умирал страшно – мать Веры, отец-часовщик. Не хочется отводить взгляда от той, солнечной, стороны улицы, по которой проходят умершие, подзабытые – вырастая и немного изменяясь.
Ташкент, город детства. Было ли, не было? Взаправду – или придумано? Фотографический снимок – или картинка, написанная причудливой памятью? Никто не может узнать наверняка. Но сколько в этом любви — любви, властно вызывающей к жизни. Любви, благодаря которой всё – люди, события важные и не очень, все, даже самые мелкие, но пленительные мелочи — и вырастает в свою полную меру. Там, на солнечной стороне улицы.