Дороги, которые выбирают нас

Для молодежной, студенческой аудитории нашего журнала словосочетание «воинствующий атеизм» — исторический факт. Но во всей истории трудно будет найти более кровавый факт религиозных преследований. Реки человеческой крови и сотни тысяч мучеников за Христа, миллионы исковерканных безбожниками судеб. Сотрудники нашей редакции встретились с сыном и дочерью одного из новопрославленных Церковью святых белорусских новомучеников, протоиерея Валериана Новицкого. Преклоняясь перед мученическим и исповедническим подвигом этой семьи, мы представляем нашим читателям воспоминания Евгения Валериановича и Ирины Валериановны Новицких.

Для молодежной, студенческой аудитории нашего журнала словосочетание «воинствующий атеизм» — исторический факт. Но во всей истории трудно будет найти более кровавый факт религиозных преследований. Реки человеческой крови и сотни тысяч мучеников за Христа, миллионы исковерканных безбожниками судеб. Сотрудники нашей редакции встретились с сыном и дочерью одного из новопрославленных Церковью святых белорусских новомучеников, протоиерея Валериана Новицкого. Преклоняясь перед мученическим и исповедническим подвигом этой семьи, мы представляем нашим читателям воспоминания Евгения Валериановича и Ирины Валериановны Новицких.

Воспоминания Евгения Валериановича Новицкого

Моего отца арестовали в 1930 году. Мне было тогда всего 3 года. Наша семья жила в деревне Телядовичи Копыльского уезда. Моей старшей сестре Ирине было 5 лет, а младшей, Нине, исполнился только год. Полгода мы не слышали от отца никаких известий. Неожиданно маме сообщили, что есть возможность встретиться с отцом. Когда она к нему приехала, ей передали записку отца. Отец писал: «Диночка, мне для сохранения жизни предложили отречься от Бога и от священнического сана. Я отказался. Как ты справишься одна с детками?» В ответ мать написала: «Валечка! Не отрекайся ни от Бога, ни от священнического сана. Мне поможет Господь». Это было их последнее свидание.

Спустя 6 месяцев маму вызвали в суд. Заседание скорее напоминало самосуд, не велось никаких протоколов, и решение было шокирующим. В течение 24-х часов мать должна была покинуть город. Нас с собой взять она не имела никакой возможности. Оставалась только надежда, что нас приютят соседи. Сотрудники НКВД выгнали нас на улицу, описали все наше имущество и дом закрыли на замок. Маме удалось забрать только старую швейную машинку. Она была швея, и это было ее единственное средство заработать на хлеб.

Соседи боялись. Мы были уже не просто дети, а дети врагов народа. Случилось так, что в одной семье незадолго до нашей высылки умер мальчик, они и решились взять меня. Через несколько дней в бездетную семью приютили младшую сестричку. А Ирина, старшая, не могла ни у кого ужиться. Она понимала, что остается без родителей, из-за этого постоянно плакала, и никто не мог ее успокоить. Поэтому мать решила взять ее с собой в Минск и оставить у своих дальних родственников. Это была бездетная семья. Мать уехала в Шклов. Она зарабатывала на жизнь тем, что вязала канаты на сенной фабрике, отчего ее руки были всегда в ранах.

Спустя год у меня начал развиваться туберкулез. Люди, у которых я жил, сообщили матери, что если она хочет меня спасти, то должна забрать меня к себе. Мама увезла меня в Шклов. Жизнь там была очень тяжелой. Мы жили впроголодь. Это был 33-й год, и по всей стране лютовал голод. Благодаря Господу, один состоятельный человек, узнав, что мать хорошая закройщица, предложил ей работать и питаться у него. Там все было, и хлеб, и творожок. Таким образом нам удалось избежать голодной смерти.

Через некоторое время мы переехали в Могилев. Здесь мама долго не могла найти работу, но, благодаря Богу, ей помогла устроиться в больницу санитаркой матушка убиенного отца Михаила Новицкого Зиновия, наша однофамилица. Мать была смелым человеком и не боялась никакой работы. Позже она прочитала объявление, что проводится набор на швейную фабрику закройщиц-модельеров. В парке на открытом воздухе устроили конкурс, поставили около пятнадцати швейных машин и всех желающих участвовать в конкурсе разделили на три группы, соответственно сложности заданий. Мать взяла самый трудный заказ и выполнила его так, что ее сразу, несмотря на то, что ей запрещалось работать, приняли на фабрику мастером. Затем она стала инженером-технологом в Доме Моделей. Благодаря этой работе мы встали на ноги. Как только мать смогла содержать семью, она тут же забрала из Минска старшую дочь. Папа нас всегда охранял своими молитвами и не давал погибнуть.

Младшую дочь удалось забрать только через четыре года, и то с некоторыми трудностями. Та семья, в которой она жила, не хотела возвращать ее матери, и тогда мама вынуждена была тайком увезти свою родную дочь. В тот момент, когда мать ее забрала, она вела себя как чужая. Развитие ее было немного заторможенным. Женщина, воспитывавшая ее, была бездетна и не имела материнского чувства. Если она была недовольна поведением сестры, то накрывала девочку снопом, сама садилась сверху и говорила: «Буду сидеть, пока ты не одумаешься». Из-за этого сестра серьезно заболела.

Мать нас воспитывала в вере и говорила: «Я верующая, папа ваш священник, и вы будьте верующими, но живите так, как от вас этого хотят, как требуют!». Она всегда давала нам свободу выбора. Мама страшно боялась, что у нее нас отнимут. Из-за этого Пасху и Рождество мы открыто не отмечали, но праздники эти всегда были у нас в душе.

Однажды маму вызвали в НКВД. Хотели, чтобы она стала доносчицей. Она отказалась и сказала, что никогда ни на кого не доносила и доносить не будет. Ей пригрозили забрать детей. Мама взмолилась. Ее страшно избили тогда, но больше никогда не вызывали.

Мы росли в атмосфере постоянного страха. Боялись всегда и всего.

Несмотря на это, мать пыталась узнать, где находится отец. Мы тогда не знали, что отца уже не было в живых. Мама все время спрашивала, писала, добивалась, но ей ничего не говорили, только в 35-м году пришло письмо, в котором говорилось, что отец наш умер от какой-то болезни. Достоверно о смерти отца мы узнали лишь спустя много лет. В конце 70-х годов в Телядовичском районе умирал человек, который расстрелял отца Валериана и бывших с ним двух других священников. Этот человек долгое время не мог умереть. В течение двух недель он мучился в страшной агонии. На смертном одре он признался, что в тимковичском лесу он заставлял отречься от Бога и от сана троих человек. Двое из них были со священническими крестами на груди. Они отказались это сделать. Тогда их заставили вырыть могилы и расстреляли. Он же сообщил, что одним из расстрелянных священников был о. Валериан Новицкий. Их могилы до сих пор не найдены. Мы, как только это узнали, сразу же пригласили священника, поехали в этот лес и совершили отпевание. Матери тогда уже не было в живых.

Отца тайно расстреляли, мать выслали, детей выгнали из дома, дом отобрали, все следы замели. И само злодеяние пытались скрыть. Вот, казалось бы, и концы и воду. Но Господь не допустил, чтобы подвиг мученичества остался безвестным.

После празднования тысячелетия крещения Руси в Минском кафедральном соборе после всенощного бдения Митрополит Филарет объявил, что в Москве создана комиссия по расследованию дел пострадавших во время атеистических гонений. Благодаря трудам моей супруги Галины Петровны Новицкой удалось собрать необходимый материал об отце. Этого не могли сделать ни я, ни моя сестра. Это очень тяжелые воспоминания для исстрадавшихся людей. Собранный материал супруга подала в канцелярию Московской Патриархии. Прошло несколько лет, и материалы из патриархии были переданы в Свято-Тихоновский институт. В 1994 году Галина Петровна встретилась со священником Минского кафедрального собора отцом Федором Кривоносом, который также собирал материалы для канонизации моего отца. Когда канонизация состоялась, мы с огромной радостью встретили это событие. Канонизация отца стала для нас большим праздником. Все наше семейство всегда с радостью молится нашему святому сроднику…

Воспоминания Ирины Валерьяновны Новицкой

Своего отца я до сих пор вижу как живого, как будто он с нами. Мне всегда хочется с ним поговорить, спросить совета, рассказать ему о себе. У меня было множество тяжелых жизненных моментов, и всегда я ощущала его молитвенную поддержку.

Я училась в пединституте на последнем курсе. Это было накануне госэкзаменов. Один молодой человек, который двумя годами ранее закончил институт, влюбился в меня и захотел на мне жениться. Он был тогда партийным, и я вынуждена была ему отказать, так как боялась, что у него из-за меня возникнут проблемы. Он же понял меня совершенно превратно и донес в институт, что я дочь священника и хожу в церковь. После этого меня вызвал ректор и говорит: «Ну что, вы верите?» Я говорю: «Верю». А он в ответ: «Как же вы будете учительницей? Чему вы будете учить детей? У нас атеизм». Я ответила: «Как скажете, так и буду учить». На госэкзаменах мне поставили тройки по основным предметам, хотя я все ответила на отлично. С такими оценками я не могла быть педагогом. Но несмотря на все это, и я убеждена, что по молитвенному заступничеству моего отца, меня приняли на работу в институт. Там я и проработала всю свою жизнь.

В Телядовичах, где служил мой отец, рассказывают, что по молитвенном обращении к нему произошло несколько исцелений.

Мне запомнился и его арест. Пришли к нам домой какие-то чужие люди и забрали отца. Я плакала. Подошел он ко мне, погладил по головке, мне это всегда нравилось, и сказал: «А ты не, беспокойся. Все будет хорошо».

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале