К 65-летию ОВЦС: люди Отдела. Александр Казем-Бек
«Советы без коммунистов»
Предки Казем-Бека были туркменские ханы. Он любил рассказывать о том, что его прадед имел гарем с десятками жен. Его дед после покорения Средней Азии стал приспешником Скобелева, принял крещение и женился на графине Толстой. Дед Александра Львовича сблизился с духовенством. Его отец — Лев Казем-Бек, окончивший Пажеский корпус, вошел в круг русской аристократии и был близок к церковным кругам. Революция застала Александра Львовича 16-летним юношей в Петербурге. В 1920 г. вместе с семьей отца он через Финляндию отправился в эмиграцию.
Молодой Александр учился в университетах Белграда, Мюнхена, Парижа. Париж, конец гражданской войны, нащупывание новых путей. В начале 20-х годов ярко сияет восходящая звезда нового вождя — дуче Муссолини. Раб божий Александр увлекся сильным человеком, он горел желанием стать русским Муссолини. Как неглупый человек, он, однако, понимал, что Россия имеет свой исторический путь и механически перенести сюда опыт фашизма невозможно. И вот в голове честолюбивого юноши возникает грандиозный план: соединить две русские традиции — монархическую и советскую. Так возникает партия «младороссов» — единственная партия русских эмигрантов.
Наиболее экстравагантной чертой этой партии была идея реставрации русской монархии во главе с законным претендентом на царский престол из дома Романовых — великим князем Кириллом Владимировичем, при полном сохранении всех форм советской государственности (Советами, исполкомами, народными комиссарами и т.д.). В то же время должна была произойти некоторая «подстановка»: Коммунистическую партию должна была вытеснить и заменить новорожденная партия «младороссов», ну, а место вождя — Ленина, Троцкого и тогда еще только претендовавшего на эту роль Сталина — великодушно брал на себя русский Муссолини — Казем-Бек.
Будучи в эмиграции, Казем-Бек выдвинул девиз: «Советы без коммунистов!» Казем-Бек завязал связи с Кириллом Владимировичем и добился у него «апробации». Затем он завязал отношения с Муссолини, сподобился у него аудиенции и определенных денежных субсидий. Ему удалось заинтересовать своим планом советское полпредство (посольство) в Париже, с которым поддерживалась негласная связь и от которого (как можно догадываться) также получаются определенные денежные средства. Наконец, благодаря талантливой пропаганде ему удастся привлечь к этому делу многих русских молодых эмигрантов, которые основывают полувоенную организацию типа гитлеровских штурмовиков, носят особую форму, по-военному салютуют Казем-Беку на собраниях и встречают его криками: «Глава!» (по образцу «Heil Hitler!»)
В 30-е годы это движение угасло, война заставила вообще забыть о русских эмигрантских движениях 20-х годов. К чести Казем-Бека, он не пошел на сговор с гитлеровцами. В1940 г., будучи в оккупированной немцами Франции, он, за свои «советские» убеждения, был посажен в концлагерь.
Казалось бы, за что? Ведь вскоре после разгрома Франции посол Шуленбург телеграфировал из Москвы в МИД Германии: «Молотов пригласил меня сегодня вечером (17 июня 1940 г.) в свой кабинет и выразил мне самые теплые поздравления советского правительства по случаю блестящего успеха германских вооруженных сил».
С большим трудом Александру удалось освободиться из неволи и он переехал в США, где преподавал в Йельском университете. Растерявший старые связи, бывший кандидат в вожди вел тихий и скромный образ жизни в Канзасе. Ему уже под 50, но энергия еще бьет ключом.
Советского концлагеря Александру Львовичу удалось избежать по простой причине: он обратился за советским гражданством лишь в 1954 г., после смерти Сталина. В 1956 г. Казем-Бек возвращается в Советский Союз; в 1957 г. он был «восстановлен в правах». Он публикует ряд статей, выступает по московскому радио, говорит о том, что, будучи по профессии журналистом, cобирается посвятить свою деятельность разоблачению капитализма. Здесь явный намек и заявка: он претендует не иначе как на роль редактора крупного советского журнала. В это время — разоблачение культа личности, он заговорил языком сталинской эпохи. Это вызвало резкий отпор со стороны Ильи Эренбурга, который выступил со специальным письмом в редакцию «Литературной газеты», направленным против выступлений Казем-Бека.
Талантливого журналиста задвинули. И вот он появляется в коридорах Московской Патриархии. Он хорошо знает Ватикан; как оказывается, он всегда интересовался Русской Церковью и русской «Фиваидой» (северной монашеской волной). С его умением завязывать отношения он преуспел во многом: стал бывать у Патриарха, пробился и к митрополиту Николаю, помощником которого он cтал. Что касается Патриарха, то с ним Казем-Бек нашел общий язык: они вспоминали форму гвардейских полков, значки; Патриарх любил расспрашивать про Париж, про места, виденные в детстве. Он жил в фешенебельном районе Москвы, на Фрунзенской набережной, в доме Министерства обороны, куда простым людям вход был заказан.
Впоследствии, когда во главе ОВЦС встал митрополит Никодим и Ватикан стал одним из главных объектов его деятельности, Казем-Бек с его знанием ватиканской кухни стал незаменим. Старшим консультантом ОВЦС Казем-Бек стал в 1962 г.
Вернувшись в коммунистическую Россию, Александр Львович о своих «идейных шатаниях» на людях не вспоминал. Но коммунисты ничего не забыли и, когда пришло время,— припомнили. В1971 г., на Поместном Соборе Русской Православной Церкви, Kaзем-Бек горько жаловался архиепископу Брюссельскому Василию, что его никуда не выпускают за границу. «Не только в настоящую заграницу, во Францию или Америку, но и в «братские страны». Подал прошение поехать в Югославию. Отказали. А между тем мне нужно туда поехать для одной церковной исторической работы, которую я хочу написать. С трудом пустили только раз в Болгарию, да и то потому, что Патриарх Болгарский потребовал. А другие постоянно ездят».
Своей аристократической выправкой и манерами Александр Львович чем-то напоминал Вертинского. В ОВЦС он заведовал католическим сектором.
Печатается по книге "Церковь плененная. Митрополит Никодим (1927 - 1978) и его эпоха".
