Невидимые нити. Тёплый рассказ о бабушке

Егор Зайцев, "Рождественская елка".

А бабушку очень хотелось, особенно после того, как меня научили читать и подарили сказки Пушкина. И еще рассказали про Арину Родионовну и ее педагогические методы. Да и вообще: почти всегда всякие новые вещи, которым завидовало обычно полдвора, моим сверстникам дарили бабушки. Иногда совместно с дедушками.

Уже смирившись с тем, что бабушка – это не для меня, я ее внезапно обрела – самым чудесным образом. Мои родители переехали из города в деревню и поселились в одной из квартир единственного на всю округу трехэтажного дома, который был выстроен возле больницы. Дом этот хоть и был похож на городской, но жили в нем по-простому: двери не запирали ни днем, ни ночью, а если и запирали, то ключ прятали в галошу, стоящую у порога или под коврик. К дому со всех сторон прилеплялись огороды, строго очерченные серым от времени и погоды штакетником, - на эти деляночки в весеннее-осенний сезон выползали с сельхозинвентарем все наши соседи. И тетя Нина тоже.

Тетя Нина была маленькая, кругленькая бабушка с белоснежными волосами. Она носила аккуратные старомодные платьица из какого-то несовременного материала и легкие платочки разных цветов. Платьица ее почти всегда были или белые, или серые. Иногда она надевала пестрый халат – как раз для огорода. Там-то мы с ней и познакомились: у нее на участке был огромный малинник, который манил детвору – мы дворовой компанией часто паслись у штакетника, обрывая спелые ягоды. Однажды кто-то из нас заметил тетю Нину, зачем-то вышедшую на огород – морковки нарвать, что ли? Все убежали, а я осталась, потому что споткнулась, упала недалеко от забора, наглоталась пыли, разбила коленку. Тетя Нина услышала мой негромкий плач – ревела я не от боли, а от обиды – пришла, подняла, утешила. Напоила водой, совершенно легитимно накормила малиной, пригласила приходить в гости на третий этаж в однокомнатную квартирку…

Нино Чакветадзе, "Бабушка с внучкой".

И я пришла. Правда, не сразу. И не сама – с мамой, которой не с кем было меня оставить. Ну, на самом деле, это хитрость такая была – я уже давно до этого умела находиться дома в одиночестве. Но так хотелось к тете Нине – а стеснялась!.. В общем, бабушка с третьего этажа с радостью согласилась со мной «сидеть».

Бабушка Нина научила меня делать из сметаны сливочное масло, печь пирожки с картошкой, вязать крючком – лебедей и салфетки, а спицами – носки и варежки, правильно застилать постель, чтобы подушка была пышная, и многому еще всякому. Она любила, когда я читала ей вслух, и, наверное, баловала – угощала какими-то немножко засушенными, но все равно вкусными шоколадными конфетами, которые доставала из огромного лакированного шкафа (из его чрева всегда непередаваемо пахло сладостями и свежестью).

Когда я пошла в первый класс, бабушка Нина нарвала мне гигантский букет ярко-оранжевых бархатцев из своего садика. Эти цветы я помню до сих пор. А еще помню, как мы вместе с бабушкой смотрели по старому черно-белому телевизору передачу о ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, и она плакала все время. Потом она рассказала мне, что после того многие умерли, что есть хорошие люди, которые тушили пожар. Именно в таких словах я думаю о Чернобыле до сих пор. И не только о нем.

Хочется написать, что с бабушкой Ниной я провела очень-очень много лет, – но нет. У меня родился младший брат, и мне пришлось стать ему нянюшкой. К бабушке мы нечасто ходили с ним вместе – чаще она приходила к нам, но это было уже не то. И из времени «бабушка Нина – я – брат» помнится только то, как она его успокаивала: давала молоко и тихонько так, по-бабушкински, что-то пела.

Через какое-то время наша семья переехала на другой конец деревни, и я совсем перестала видеться с бабушкой Ниной: школа, младший брат, домашние обязанности, тяготы взросления, – все это отдалило детские воспоминания о ней, почти закрыло их. Да и в самом деле – ну не родная же она мне бабушка. Иногда мы встречались с ней на улице, возле магазина, она радовалась и звала в гости, но с каждым разом я все больше понимала, что не приду, хотя торопливо обещала, что, мол, да-да, вот-вот…

Потом я выросла, уехала в город и вспоминала о бабушке Нине хорошо, если раз в год, приезжая домой к родителям. Мама все время говорила мне: «Жива тетя Нина, стареет». «Надо бы ее навестить», – дежурно думала я и забывала о ней до следующего «раза».

Но вот недавно, гостя у мамы с папой, решила сходить в новопостроенный деревенский храм. Пошли вместе с мамой. В огромном белокаменном помещении почти никого не было – только свечница что-то пересчитывала у себя в уголке да какие-то молодые родители с младенцем в руках тихонько ждали, когда придет батюшка. А на одной из лавок, показалось, дремлет старушка, опуская голову все ниже. «Это тетя Нина, ты не узнаешь?», – в какой-то момент прошептала мне мама, указывая на нее. Нет, не узнала. От кругленькой бабушки Нины остался какой-то ветхий кулечек с палочкой.

Я подошла, чуть тронула ее за плечо. Бабушка подняла голову и – не узнала меня. Но через несколько мгновений глаза ее наполнились светом и пониманием – узнала!.. Мы долго сидели потом рядом, почти не разговаривая. Не знаю, о чем она думала тогда, но я вспоминала и детство, проведенное рядом с ней, и свои умения печь пирожки, и вязать носки с лебедями, и взбивать подушки… Невидимая нить тепла, которое просто так дарила мне бабушка Нина, стала, наконец, осязаемой и прочной. 

Впервые опубликовано 1 декабря 2011 года