«Другие» белые клобуки

Один из известных церковных деятелей начала XX века рассказывал, что, в бытность свою законоучителем в школе, на вопрос к детям «Что такое архиерей?» получил весьма неожиданный ответ: «Ну, архиереи – это Анна, Каиафа».

Действительно, в этот период (да и во все время существования Российской Церкви) можно было прожить жизнь и так ни разу и не увидеть живого «князя Церкви». Епископ за все время своего управления епархией физически не мог посетить все приходы по причине их многочисленности. Самый безобидный пример: в 1914 году в Волынской епархии было около 1200 приходов. Епископ никак не мог даже знать в лицо всех своих подчиненных клириков, не говоря уж о прихожанах. В Древней же Церкви знание епископом всей своей городской паствы было обычным делом. Также как теперь священники в городских храмах знают постоянных прихожан, по крайней мере, в лицо, так и тогда епископ, предстоятель общины, знал обычно всех христиан своего города. В Российской Церкви такая ситуация немыслима. Для нас во все времена епископ был кем-то далёким и малодоступным, не столько пастырем каждой конкретной «словесной овцы», сколько администратором и символом, хранителем церковного единства.

В первые века истории христианства реалии были совершенно иные. В посланиях Игнатия Богоносца, ученика апостола Иоанна Богослова, мы читаем предостережение, заповедь: «Ничего не делайте без епископа». Для нашего времени это бы означало «ничего не делайте без благословения епископа», а тогда эти слова можно было понимать совершенно буквально. В каждом городе, где жили христиане, была одна-единственная община, которой руководил преемник апостолов ­­— епископ. Именно он возглавлял служение Евхаристии в общине. Случаи, когда предстоятелем на Литургии был пресвитер (как это почти всегда бывает у нас теперь) бывали нечасто. Правда, и сама Литургия в тот период совершалась далеко не ежедневно. Кроме предстояния за богослужениями, епископ также руководил оглашением, крестил, заключал браки (венчаний тогда еще не было), мирил и судил своих пасомых. В общем, занимался тем, чем в наши дни обычно занимается настоятель прихода или просто приходской священник. В подчинении у городского епископа могли находиться хорепископы – предстоятели сельских христианских общин, предшественники нынешних викариев.

Но откуда же появились различия в статусах, именованиях архиереев? Как возникли архиепископы, митрополиты, патриархи?

Безусловно, были епископские кафедры более и менее важные, более и менее уважаемые. Не для жителей города, конечно, а «на международной арене». Издревле особым уважением пользовались кафедры, некогда занимаемые апостолами: Рим, Эфес, Антиохия, Иерусалим. Архиереи этих и других крупных городов - центров провинций ( ἐ παρχία)Римской Империи впоследствии стали именоваться митрополитами (от греческого Μητρόπολις - «город-мать»). В обязанности митрополитов входила координация отношений между епископиями провинции, суд над клириками и епископами, созыв и проведение провинциальных соборов, которые, по пятому правилу Первого Вселенского собора, должны были собираться дважды в год. Впоследствии митрополиты наиболее важных христианских центров: Рима, Александрии, Антиохии и Иерусалима - стали именоваться патриархами. Так постепенно стали возникать первые отдельные автокефальные Церкви. Однако еще долгое время патриарх был для епископов области лишь primusinterpares («первым среди равных»), основными обязанностями которого были созыв и председательство на соборах. Жесткая административная система, которую мы видим в Православных Церквах сейчас, – явление достаточно позднее.

На Руси же изначально административное устройство Церкви было принципиально иным. Здесь никогда не было епископа в каждом городе, ни даже в каждом крупном городе, а митрополитом именовался лишь предстоятель всей Русской Церкви (входившей тогда в состав Константинопольского патриархата): митрополит Киевский и всея Руси. С 1461 года этот титул стал носить и архиерей нынешней нашей столицы. После учреждения в 1589 году патриаршества 4 епископские кафедры: (Новгородская, Ростовская, Казанская и Крутицкая) были преобразованы в митрополичьи. Но образования митрополичьих округов (по примеру Восточных Церквей) тогда не случилось: все российские правящие архиереи оставались по своим административным функциям равными, и носители белых клобуков и голубых мантий - митрополиты отличались от епископов и архиепископов только по воздаваемой им чести.

Во все время существования Московского Патриархата вопрос об учреждении митрополичьих округов ставился неоднократно на самых разных уровнях. Впервые этот вопрос был поднят, скорее всего, на Соборе 1682 года, созванном при царе Феодоре Алексеевиче и Патриархе Иоакиме. Затем он вновь обсуждался в конце XIX – начале XX века в связи с вопросом о восстановлении патриаршества. Тогда предлагалось объединить в митрополичьи округа и без того огромные российские епархии, сделав их чем-то вроде федеральных округов («полпредств») в нынешнем гражданском административном делении. Разные авторы предлагали создать от шести до девяти таких округов, объединив близлежащие епархии вокруг крупных городов: Москвы, Петербурга, Вильно, Казани и некоторых других. Закончились эти обсуждения (проходившие в рамках Предсоборного присутствия, различных профильных комиссий и отделов) определением Священного Собора 1917-18 года «О церковных округах», которое, по понятным причинам, в жизнь воплощено не было.

Но применительно к сегодняшней ситуации даже бóльший интерес, чем материалы дискуссий начала прошлого века, для нас представляет статья профессора МДА Евгения Евсигнеевича Голубинского «К вопросу о церковной реформе», написанная им в далёком 1906 году.

В ней известный церковный историк высказывает мысль о том, что гораздо более удачным решением, чем учреждение митрополичьих округов, было бы повсеместное разделение епархий «для того, чтобы доставить архиереям нашим возможность стать действительными архипастырями своих паств, которыми они должны быть и которыми теперь они вовсе не имеют возможности стать по причине обширности епархий» (1). Он предлагает разделить каждую церковную область на пять уездных епископий, дав губернскому архиерею титул архиепископа или митрополита и вменив ему в обязанность созывать губернские соборы и «вблизи» руководить жизнью своей паствы.

Теперь в нашей Русской Церкви мы видим реализацию тех идей, что высказывались ещё сто лет назад нашими архипастырями, пастырями и учеными относительно церковного управления. Есть у нас теперь и митрополичьи округа (Казахстанский, Среднеазиатский, Молдавская Православная Церковь) и образованные путем дробления одного региона на несколько епархий и принципиально иначе управляемые митрополии (Рязанская, Донская, Приморская, Приамурская, Орловская, Саратовская, Иркутская, Красноярская).

Остается только надеяться, что основная декларируемая цель этой реформы – оживить церковную жизнь за счет приближения архиереев к народу - не останется лишь в публикациях и интервью церковных деятелей, а будет реальностью нашей российской жизни. Хочется надеяться, что, по выражению того же Е.Е. Голубинского, «епископы наши из сверхчеловеков превратятся в человеков» (2), надеяться, что не иссякли еще на нашей земле талантливые пастыри, молитвенники и администраторы, жизнью своей являющие образ Доброго Пастыря верным.

1 Е.Е. Голубинский. О реформе в быте Русской Церкви, М., 1913. с.107

2 Е.Е. Голубинский. О реформе в быте Русской Церкви, М., 1913. с.111