Декларация от Легойды – зависимость от Христа (ФОТО)
Все вы ее уже читали. Ну, главу-то или две – точно! Это сборник статей-передовиц главреда журнала «Фома» за последние лет пять, в основном с 2008 года. Они узнаваемы и хорошо вспоминаемы. Единственное – разделены на четыре отдела (главы): «Время», «Человек», «Церковь», «Вера» и собраны под названием «Декларация зависимости» (заголовок одной из колонок). Структурой книги и подбором занимался заместитель главного редактора журнала Николай Шешин. «Если есть претензии по содержанию, все к нему!», - шутит Легойда. А вот про название Владимир Романович говорит серьезно: он пытается оспорить тезис о неизбежной пользе независимости. «Человек зависит либо от Христа, либо от греха!». Автор стремится указать на характер отношений между человеком и Богом, как бы призывает: «Приобрети зависимость, и мир вокруг начнет меняться!».
Несмотря на всю серьезность тех вещей, о которых мы сейчас говорим, вечер был скорее неформальным, дружественным и веселым. Тон задал герой. На замечание ведущего Жан-Франсуа Тири, что «давненько в этом зале не было столько камер!» Легойда парировал: «Да они все сейчас уйдут!». Зал был покорен, камеры никуда не делись.
Пока главный редактор (замечу, что зал вообще был переполнен главными, прости, Господи, редакторами) «Никеи» Владимир Лучанинов рассказывал о том, что и само издательство было открыто во многом благодаря чтению «Фомы», и идея книги целиком и полностью принадлежит «никейцам», народ листал «плод трудов их». Небольшая книга (это ее главное достоинство! – заверил автор), прекрасная верстка, цена – 180 руб.
Мне, впрочем, бесплатно досталась, я у Владимира Гурболикова «сменяла» на «Чудесные истории» Олеси Николаевой. Люблю, когда у каждой книги в моей библиотеке небанальная история приобретения, вот ничего не могу поделать. «Мешают ли джинсы спасению», первый сборник автора, я купила в МГУ по подложной скидке в 30%, как сейчас помню. Сколько же воды утекло с тех пор…
Неудивительно, что на вопрос о различии подачи первой и второй книг (речь о заголовке и оформлении, которые, впрочем, в первую очередь влияют на заинтересованность читателя): «Изменился сомневающийся или Легойда?». Владимир Романович признался: «Я даже не знаю, что вам сказать».
Кто из нас не изменился за эти годы? (Годы вчера считались от сотворения первого выпуска «Фомы»). Пожалуй, Аркадий Малер. Тот же первый вопрос из зала, серьезное перелистывание страниц, умная формулировка с внедрением «я». Легойда улыбается: «Десять раз подумаешь, прежде чем что-то написать, когда тебя будет читать философ».
Другому вопрошающему – другое вступление к ответу: «Мне очень приятно, что вы находите неожиданные для меня смыслы!». Вопросов много, от содержания по книге они перетекают к тем, что на самом деле-вот-сейчас-мне-интересно и наконец упираются в тот угол, где Владимир Романович должен особенно собраться, подтянуться и с мимолетной грустью в глазах вспомнить былые времена. Сегодня он должен ответить за все: почему Патриарх вручает ордена недостойным (на взгляд задающего вопрос) светским чиновникам, почему Церковь не заступится за приговоренных к смертной казни в Белоруссии, зачем Церковь сливается с государством, почему священники в деревнях голодают, а московские попы «с жиру бесятся» (все тот же взгляд того же задающего).
Легойда отвечает. Очень правильно, неравнодушно, с той болью, которую уже нельзя скрыть. Люди, почему у вас столько претензий к Церкви, если Церковь – это вы?! Не она должна вам – вы ей! Впрочем, обо всем этом подробно написано в книге, кто хотел – читал. Кто не читал, тот чувствует и просто знает. Кто не читал, не чувствует и не знает – стоит ли что-то объяснять? Наверное, поэтому слово берет протоиерей Максим Козлов и сходу ставит недовольных на место, смиренно прося явить ему «пример, которым можно вдохновиться». Отец Максим говорит и о книге, именно о том, что и я для себя особо выделила, – об искренности интонации. Не такая уж частая для церковной публицистики вещь. «Мне встретился тот круг имен, лиц и понятий, что сразу стало понятно, что мы говорим на одном языке. Ту же искренность я встречал у Нагибина, Трифонова, Окуджавы», - сказал батюшка и задал вопросы: «Был ли у вас внутренний цензор при написании книги? Например, не затронута тема церковно-государственных отношений. Книга – обращение к некоторому социальному слою. Читатель “Фомы” и “Декларации” - интеллектуал. А что мы дадим читателям “Лизы”?».
- Внутренний цензор есть всегда. Но отсутствие политической тематики – давний и сознательный выбор журнала.
Легойда вспомнил задумку фельетона, которую предложила в Фейсбуке Ксения Лученко, когда представила себе сбор православных журналистов, обсуждающих проблемы «внутри тусовки»: «Сидим за круглым столом. “Нескучный сад”, “Татьянин День” и “Правкнига” со всем согласны, конструктивны и готовы придерживаться, только вот у них друг с другом проблем нет и не предвидится. “Правмир”, как обычно, делает вид, что не понимает, о чем речь, и до изнеможения выясняет какой-нибудь маленький частный вопрос. “Православие.ру” молча с улыбкой сидит в углу и думает: решайте-решайте, мы все равно будем делать по-своему. А “Фома” рефреном повторяет: “Ну мы же все хорошие, у нас общее дело, солнце светит, давайте жить дружно!”»
Владимир Романович сказал, что вот это «Давайте жить дружно!» - лучшая похвала его работе, а главная проблема современной православной журналистики – не скатиться в желтизну. С одной стороны, «Лиза» и «Эксперт» - не абсолютно не пересекающиеся плоскости, с другой, главная характеристика массового издания – желтизна.
Остается констатировать, что Легойда выпустил замечательную книгу и очень интересно представил ее читателю и надеяться, что мы услышим его призыв: «Давайте спасться в Церкви, а не спасать ее».
Цитаты с презентации, или Мемы от Легойды
- Главный нерв церковной жизни – на острие отношений пастыря и паствы.
- Голос Церкви должен быть не просто слышен, а представлен адекватно!
- «Мисс неправильная интерпретация».
- Я, видимо, брошу Фейсбук. Либо там, либо здесь.
- Однажды Патриарх мне сказал: «Говорите с мерой ответственности за каждое сказанное вами слово!».
- Нам нужно научиться просто вещи – просто ДОВЕРЯТЬ своему Предстоятелю.
- Когда я читаю психоделический бред в блогах, мне страшно за людей с атрофированным чувством ответственности за свои слова.
Фрагмент из книги Владимира Легойды «Декларация зависимости»
ЛУЧШЕ БЫ ЭТО БЫЛО СО МНОЙ,
или Еще раз о «малой церкви»
Мы все не раз слышали: семья — «малая церковь». Что это значит, как это проявляется в нашей жизни? В лучшем случае — мы вместе молимся утром и вечером (что само по себе очень важно), а в худшем — возникает и разрабатывается идея о том, что в семье тоже существует иерархия и что кто-то один «главный» (а другой тогда что — второстепенный? а остальные — они вообще не считаются?) и важнее всего на свете — воздавать этому «главному» полное свое уважение. Но все-таки: что это такое — жить в «малой церкви»?
...Моя первая дочка едва родилась, как сразу попала в реанимацию. Я вошел туда вместе с дежурным врачом — молодой женщиной. Она обстоятельно объясняла мне что-то про симптомы, про диагноз, будто отвечала на экзамене. Уловить смысл в этом потоке специальных терминов было невозможно. А мне надо было понять только одно: то, что происходит с моей дочкой — это страшно или нет? Судя по словам врача, особых поводов для тревоги не было. Поэтому когда на следующий день я пришел в роддом, то уже почти беспечно спросил у другого врача, сменившего дежурную: «То, что с дочкой — это серьезно?». Уточню-ка, думаю, на всякий случай. Доктор достаточно жестко отрезала: «Вы видите, здесь написано — «реанимация». Как Вы думаете, это серьезно?!».
...Я никогда в жизни не молился так, как в эти дни. Молился о человеке, которого в сущности едва ли мог на тот момент назвать близким и любимым, — ведь я его еще даже не знал, толком не видел, а то, что видел, было маленьким сморщенным тельцем с подсоединенными к нему трубочками... Что же это было за чувство, заставлявшее молиться с такой силой?
Мы не отдаем себе отчета в том, что чувствуем в конкретную минуту, и я тогда не отдавал. Но если пытаться осмыслить это сейчас, мне кажется, что похожие по силе чувства можно ощущать лишь в одном случае: когда понимаешь, что вот эта девушка, которая буквально вчера была твоей подругой, сегодня — твоя жена. То есть когда возникает ощущение родного человека, а значит — чувство семьи. Так было и с новорожденной дочкой.
А потом этот маленький, все еще не знакомый как следует человек появляется в доме и... С одной стороны, ничего в мире при этом принципиально не меняется. А с другой, меняется все. Например, люди вокруг. Папа и мама становятся дедушкой и бабушкой. А ты сам — папой. Раньше был сыном, а теперь — отец. Был братом, и была у тебя сестра, а теперь она — тетя, причем как-то очень легко стало говориться «наша тетя». А твои же родители могут теперь назвать тебя «папа». Да и с женой вы друг друга уже все чаще воспринимаете и называете «мама» и «папа». И это на самом деле онтологическое изменение в тебе и в семье. Ты не становишься другим, ты становишься кем-то еще. Этого кого-то раньше не было, и вот он появился... Семья творит из отдельных людей некую общность, — точно так же, как и Церковь. И члены семьи, и люди Церкви живут уже не сами по себе, и благо, когда они это понимают и принимают.
В тебе начинают проявляться какие-то вещи, которые, наверное, были и раньше, но до поры до времени ждали своего часа. Например, я часто слышал слова: «Лучше бы заболел я, а не мой ребенок». Раньше я не мог этого понять и почувствовать. И тут впервые понял: и вправду, лучше бы я, а не она... Я готов бредить с температурой под сорок, лежать на операционном столе — все что угодно, лишь бы дочка была жива-здорова.
А еще в такие моменты для тебя оживает евангельская история, и ты понимаешь, что Христос — не просто Великий Учитель нравственности, слова Которого ты читаешь. Ты явственно чувствуешь: Евангелие — это история Бога, история взаимоотношений Отца и Сына, Отца и детей. В эти страшные минуты переживаний за самого-самого родного человека ты молишься не кому-то вообще «хоть бы все было хорошо», а именно и только Ему. Ведь ты хочешь, мечтаешь, рвешься и по-настоящему готов — лечь за своего ребенка хоть под капельницу, хоть под нож. А Христос — Он именно это сделал. И поэтому в таких переживаниях ты хотя бы мысленно, хотя бы душевно, хотя бы эмоционально воплощаешь то, что Христос воплотил в реальности. Для всех нас. И это не может не делать человека ближе к Богу — хочешь ты того или нет, даже если сам этого не понимаешь.
Но как же все-таки хорошо, если понимаешь! Ведь мы говорим, что семья — «малая церковь», именно потому, что в семье можно ощутить и прожить те связи, которые есть у человека с Богом. В этом, кстати, частичный ответ на часто звучащий вопрос атеиста: «Как ощущает верующий связь с Богом?». А примерно так, как члены семьи между собой. Конечно, это не полный аналог, а всего лишь человеческое представление о том чувстве, которое имеет на самом деле совсем другую природу. Но все-таки что-то близкое здесь есть. Мы часто говорим о том, что жить по Евангелию — это когда Евангелие перестает быть только книгой, рассказом, сводом мудрости и становится собственно образцом поведения. И вот семья — одна из возможностей жить по Евангелию.
Либо — потерпеть страшную катастрофу. Потому что наряду с путем Христа, апостола Петра или жен-мироносиц есть еще путь Иуды... И многих других свидетелей — именно реальных свидетелей! — жизни Бога на земле, которые могли пойти за Ним, но не пошли. Так и человек — в семейной жизни — не всегда идет за Христом... Недавно я от своего друга, по-настоящему стремящегося жить по Евангелию, узнал о человеке, брак которого распадается, потому что он хочет уйти к другой женщине. «Вот ведь и такое бывает», — заметил я. «Да, но он-то считает это совершенно нормальным...», — грустно ответил мой собеседник. Не хочется произносить громких слов, тем более слов обличающих, но что есть, то есть: человечество было замыслено Богом как Церковь. Учиться быть Церковью людям предлагается в семье. Отвергнем семью — как бы нам не расчеловечиться...
Фото Владимира Ештокина
Купить книгу Владимира Легойды «Декларация зависимости» вы можете в интернет-магазине «Символ».
