Хоть одно «за», или Что будет, если повсюду и ко всякому случаю упоминать имя Христово?

О банальном

Две статьи Дмитрия Быкова, прогремевшие не так давно, оставили впечатление неоднозначное, двойственное.

С одной стороны, проблема, затронутая в материале «Толоконные лбы» и продолженная в публикации «Кто против нас?», — больная, родная и хорошо знакомая. Но больная не потому, что автор открыл некие неведомые, замалчиваемые, компроматные истины о деятельности Церкви, а напротив — потому, что об этих, довольно-таки очевидных вещах в последнее время говорят как-то даже слишком часто. Пережевывают, комментируют, дискутируют, ссорятся... А выводов не делают. В итоге после всех дискуссий остается лишь неприятное послевкусие.

Говорят о том, что надо разделять «Церковь духовную» и «церковь-организацию». И потому нецелесообразно ругаться на наличие обмирщенных батюшек-прорабов (ну не может священник думать только о духовном, приходится печься и о вполне мирском. К примеру, о том, чтобы храм поддерживать в надлежащем состоянии). Равно как и не стоит приравнивать Церковь к «Министерству нравственности», обязанного в максимально короткие сроки духовно оздоровить общество, снизить преступность и исправить систему образования.

О том, что для человека воцерковленного главное — всё же таинства и молитва, а основная задача Церкви — Спасение, единение с Христом, подготовка прихожан (в смысле, тех, кто добровольно захочет прийти в храм) к Жизни Вечной. Чтобы было не совсем уж стыдно предстать перед Богом в решающий момент. И что как бы борцы за социальную справедливость ни отмахивались от этих «второстепенных», «мистических» моментов, призывая обратить внимание на «проштрафившихся попов», несовершенства общества — для каждого верующего главным всё равно останется вопрос исправления собственных грехов и личного спасения.

О том, что даже если исправить все несправедливости/неправильности в «церкви-организации» и убрать все неудобства, мешающие честному люду прийти в храм — всё равно ж не придут. Поскольку, как правило, прийти в церковь мешает не недобросовестный батюшка на мерседесе, к которому гипотетически рискуешь попасть на исповедь — а то, что с приходом в храм придется жизнь менять: признавать себя в чем-то неправым, пожертвовать некими привычками и удобствами, тратить свое драгоценное, кровное время — на регулярное общение с Богом, то есть на молитву... Причем не тогда, когда настроением навеет или обстоятельства прижмут, а ежедневно.

О том, что возмущение неправильной Церковью, как правило, обусловлено не правдолюбием и не «интеллигенсткими замашками», а желанием попросту подстроить Ее под себя.

Обо всем этом уже было немало говорено. И немало отвечено. Наиболее просто и ясно на эти «прописные» претензии Дмитрия Быкова ответил, на мой взгляд, Виталий Каплан в своих двух публикациях: «Телега впереди лошади» и «Между преферансом и шахматами».

Невообразимое

Меня же больше привлекает не эта, откровенно говоря, банальная и не раз разжеванная сторона обеих статей Быкова, а другая, неожиданная ее грань. Помимо уже не раз ранее проговоренных претензий к Церкви (получающих в ответ не менее предсказуемую реакцию), Дмитрий Быков озвучил и кое-какие совершенно новые мысли, которые бы иначе никогда не пришли мне на ум.

А был ли Бог-то?

Открытием стала «аксиома», что оказывается, о Боге говорить нельзя. Точнее, не всем.

А я говорю, чуть ли не ежедневно, со всяким, кто захочет. Естественно, не навязываюсь... Но даже если поздним вечером незнакомый человек в метро, увидев у меня в руках православный журнал, принимается спрашивать меня про веру, Церковь, Христа... и даже если он насмешливо похихикивает на каждый мой ответ — тем не менее отвечаю. И выслушиваю. Лишь бы был хоть сколько-то искренний интерес.

Может, я, сама того не зная, вхожу в круг избранных?

Пока вроде не репрессировали...

Но особенно меня удивила такая постановка вопроса в начале публикации «Кто против нас?» потому, что в предыдущей статье Быкова — «Толоконные лбы» — я не нашла Бога. Да, были там «пещерные люди», погрязающие «в болоте полуверы», было нравственно разлагающееся общество, были дружащие с властями клирики, удерживающие прихожан в храме исключительно методом запугивания грехами, были косные интеллигенты и примитивные атеисты, была церковь, недобросовестно выполняющая роль общественного института... да мало ли чего еще там было. А вот Бога почему-то не оказалось.

Причем, не оказалось не только по сути. И в смысле буквальном — в «Толоконных лбах» ни разу не упомянут Христос. Что вдвойне удивительно, если учесть, что во второй своей статье автор напрямую упрекает Церковь в недостаточном упоминании Его имени и учения в официальных документах, письмах, проповедях и называет это серьезной проблемой. 

И вот, Вы — известный журналист, Вам дается потрясающая площадка для разговора о Боге. Что мы получаем?

Подойдем к проблеме сухо-статистически: слово «Бог» появляется в «Толоконных лбах» лишь пару раз. Да и то контексте ироническом — чтобы подчеркнуть маразм старухи, повторяющей по всякому поводу «Дай Бог здоровья». И второй раз — чтобы указать, что церковь «с Богом... все же соотносится более непосредственно и прямо, нежели с обществом» и потому нечего ей на низкий уровень этого общества равняться — то бишь в контексте общественно-политическом.

До «самостоятельного» упоминания Господа в каком бы то ни было виде («Троица», «Всевышний», «Иисус», «Сын Божий») дело не доходит. Не фигурируют и такие слова как «любовь» (а ведь «Бог есть Любовь», это основное Его качество), «молитва», «прощение»... Ни одно из понятий, которое составляет суть жизни христианина, основу учения Христа (за распостранение которого ратует Дмитрий Быков) в «Толоконных лбах» не прослеживается.

Быкову запретили говорить о Боге.

Закрадывается сомнение: а был ли Бог? (в той самой первоначальной статье?)

Против всех и вся? А можно хоть одно «за»?

Во-вторых, удивительно название и завершение статьи «Кто против нас?». На протяжении двух публикаций Дмитрий Быков перечисляет сплошные «против», которые обязана предпринять Церковь, чтобы окончательно не упасть в глазах «антицерковно настроенного» народа:

«Было бы очень недурно — да что там, просто отлично, — если бы церковь выступила против принудительного единомыслия, против засилья квазикультуры, против государственной фальши...».

«Способность действовать против личной выгоды и природной циклической логики, жить в согласии с убеждениями, а не с общими правилами – вот едва ли не главное в христианстве, и не следует, на мой взгляд, все время подменять эту простую и ясную бытовую практику мистикой, разговорами о стяжании Духа Святого и о непрерывной молитве».

«Я не зову церковь в оппозицию, Боже упаси», — оговаривается при этом публицист.

А к чему Вы зовете?

Как-то еще со школьной скамьи нас приучали, что нельзя критиковать, не предлагая ничего конструктивного взамен. Иначе получится «базаровский нигилизм»: сначала разрушим, а затем уже сообразим, что на расчищенном месте построить.

Ну, разругается «церковь-организация» с государством (разумеется, при этом не уходя в оппозицию). Да и не только с ним, а со всеми и вся — все ведь грешники, все достойны порицания и осуждения. А дальше что?

Предложите хоть одно «за»?

«Я не знаю, как именно церкви следовало бы действовать...» — сам же сознается Быков в «Толоконных лбах». А на напрашивающийся вопрос «Как надо?» велит книжки читать, отсылая к литературным героям.

Как можно упрекать собеседника в недостаточной конкретике, в уходе от ответа, и самому не предложить ни одной положительной меры из реальной жизни?

А давайте воплотим всё предложенное!

Положим, для начала всё же надо воплотить все «против» (а дальше видно будет).

Как это совершить?

Одна из основополагающих проблем, обозначенных в «Толоконных лбах», заключается в том, что «среднестатистический россианин», в силу своей «робости и пещерных суеверий», «боится церкви, ходит туда по праздникам, а заодно опасается сказать правду о подавляющем большинстве священнослужителей».

Итак, прежде всего необходимо создать некий механизм, чтобы люди церковные и нецерковные могли проверять чистоплотность действий (и намерений) священников. Механизм рациональный и при этом не слишком радикальный, чтобы ненароком не впасть в оппозицию.

Давайте вообразим... Хотя, впрочем, и воображать ничего не надо... Подобный механизм (а точнее, сайт) уже пять с лишним лет как существует. Правда, проверяет он деятельность Православной Церкви в Америке (Orthodox Church in America (OCA)), а не Русской.

Название сайта красноречиво — «Orthodox Christians for Accountability».

(«Православные христиане за подотчетность/прозрачность»). Подотчетность кого? Священнослужителей, естественно. В особенности высших церковных чинов.

Его заявленная цель — «информирование членов Православной Церкви в Америке об истоках, природе и масштабе обвинений в финансовых нарушениях на высших уровнях центральной церковной администрации ПЦА путем предоставления новостей и документации в связи со скандалом».

Здесь всё отлажено и структирировано. Никаких беспочвенных обвинений вперемешку с обрывками фактов. Всему свое место — на сайте существуют разделы «Документы», «Размышления», «Оставить комментарий» и «Хронология скандала». И за пять с половиной лет возможностью подвергнуть сомнению действия Церкви воспользовалось немало желающих. Свыше 1000 статей, «размышлений» и открытых писем опубликовано, свыше 33 300 комментариев оставлено к ним.

С одной стороны, подобная практика, казалось бы, не так уж плоха: вся хронология некоего церковного скандала добросовестно собирается в одном месте, подкрепляясь документами и сопровождаясь мнениями. Всё же лучше, чтоб по интернету не гуляли всякие слухи и домыслы, а чтоб централизованно. Правда, на мой вкус, лучше бы эту информацию предоставлял официальный сайт Церкви, а не группа независимых активистов (вышеозначенный сайт не аффилирован с Православной Церковью в Америке (ПЦА)).

Но с другой стороны, налицо проявление сознательности представителей гражданского общества. Ведь организаторы сайта — не злокозненные антиклерикалы, а сознательные члены Православной Церкви в Америке, искренне озабоченные тем, чтобы всё было в ней чисто и честно. По сообщениям видно, что они считают свою деятельность важной и необходимой — в первую очередь для самой же ПЦА.

Тематикой обсуждения становится всё, что может хоть как-то скомпрометировать священника: нестыковки в бухгалтерии, новоиспеченное постановление о том, как батюшкам следует себя вести в социальных сетях, подозрения на подтасовки при выборах кого-либо в некие внутрицерковные органы...

Итак, нам необходимо нечто такое, да? Держать клириков на мушке, чтоб не расслаблялись и правильно выполняли свою работу?..

Только вот, при всей убежденности организаторов сайта в необходимости делаемого, бежать оттуда хочется. Поскольку я знаю, что ничего мне (ни как христианке, ни как человеку) «полоскание» чужих промахов не даст. Причем в ряде случаев это даже не преступления, а подозрения на недобропорядочность. И лучше я лишний раз в храм схожу, чем стану выискивать спорную информацию о действиях другого человека.

Сбежали с «разоблачительного» сайта и сами организаторы. С 11 сентября 2011 года деятельность интернет-ресурса http://ocanews.org/ была приостановлена. Основатель сайта объяснил, почему.

Причина проста: несмотря на уверенность в необходимости своего «дела», редактору сайта некоторое время стало в силу каких-то жизненных обстоятельств не до него.

Нет, о внешнем давлении не идет и речи. Напротив, модератор сайта прозанимался своим «детищем» на полгода дольше запланированного, поскольку в тот период наклюнулась целая череда церковных конфликтов и скандалов, которые он попросту не мог оставить без внимания.

Но со временем деятельность сайта всё же сошла на нет.

Мне кажется, этот пример попросту показывает, что в жизни христианина важней. Дмитрий Быков утверждает, что главное в деятельности Церкви — выступать против всяческих несправедливостей и осаживать собственных зарвавшихся клириков.

Другие возражают, что для христианина важнее в Церковь ходить.

И вот вполне конкретный человек, член Православной Церкви в Америке, посвящает без малого пять с половиной лет именно вытаскиванию на поверхность несправедливостей и внутрицерковных проблем. Но то, что поначалу воспринимается как почетная обязанность, похоже, со временем становится тяжкой повинностью. Иначе с чего бы он оставил свое благородное дело (которое продолжает считать необходимым)?

Продолжает ли он при этом ходить в храм? Не знаю. Но во всяком случае ничего об отвержении Церкви в его прощальной редстатье не говорится...

И что ж никто из активно размышляющих и комментирующих не перехватил «эстафетную палочку» в ведении подотчетности церковнослужителей? Смею предположить, что для них это оказалось не настолько важным. Не главным.

Естественно, очевидная насущная потребность православных в таинствах вовсе не говорит о том, что при входе в храм следует снимать голову и безо всякой критики относиться ко всему происходящему. Этот реальный случай из жизни, на мой взгляд, просто расставляет приоритеты, свидетельствуя о том, какая из двух «главностей» — главней.

Ключевский vs. Ключевский

И всё же вера неформальная, не замутненная языческими суевериями мирян и корыстными интересами клириков для Дмитрия Быкова, безусловно, важна.

В подтверждение своих суждений о плачевном состоянии духовности в нашей стране, журналист приводит цитату из дневников Василия Ключевского, в котором православные богословы именуются «свечегасами православия», духовенство не верует в Бога, а лишь формально служит Ему, да и «всегда учило паству не познавать и любить Бога, а только бояться чертей», а «русский простолюдин – православный – отбывает свою веру, как церковную повинность, наложенную на него для спасения чьей-то души, только не его собственной, которую спасать он не научился, да и не желает».

Что ж, суждениям «великого русского историка» можно противопоставить лишь мнение равно уважаемого «специалиста в области церковной истории», правда, нарисовавшего несколько иную картину церковно-общественных отношений:

«...Древнерусское общество под руководством церкви в продолжение веков прилежно училось понимать и исполнять и вторую из двух основных заповедей, в которых заключаются весь закон и пророки,— заповедь о любви к ближнему.

...Древнерусский благотворитель, «христолюбец» менее помышлял о том, чтобы добрым делом поднять уровень общественного благосостояния, чем о том, чтобы возвысить уровень собственного духовного совершенствования. Когда встречались две древнерусские руки, одна с просьбой Христа ради, другая с подаяньем во имя Христово, трудно было сказать, которая из них большие подавала милостыни другой: нужда одной и помощь другой сливались во взаимодействии братской любви обеих.

...В силу того же взгляда на значение благотворительного дела нищенство считалось в древней Руси не экономическим бременем для народа, не язвой общественного порядка, а одним из главных средств нравственного воспитания народа, состоящим при церкви практическим институтом общественного благонравия. Как в клинике необходим больной, чтобы научиться лечить болезни, так в древнерусском обществе необходим был сирый и убогий, чтобы воспитать уменье и навык любить человека. Милостыня была дополнительным актом церковного богослужения, практическим требованием правила, что вера без дел мертва».

Миряне под руководством Церкви учатся любить ближнего, милостыню подают не опосредованно, через третьи руки, а лично, воспринимая это как естественное продолжение богослужения... Таким образом происходит нравственное воспитание народа, а нищенство — это «состоящий при церкви практический институт общественного благонравия». Кто же изобразил такую «утопию»?

Всё тот же Василий Ключевский.

Про «духовенство, которое всегда учило паству не познавать и любить Бога, а только бояться чертей» и древнерусскую церковь, научающую народ любить ближнего, писал один и тот же человек.

Я заставила «своего» Ключевского поопонировать «быковскому» лишь для того, чтобы показать: не всё так однозначно. Судя по данным из интернета, запись о «свечегасах» уважаемый историк сделал весной 1893 года. Что касается второго отрывка — он взят из текста «Добрые люди Древней Руси» (речь, прочитанная в пользу пострадавших от неурожая в Поволжье. Опубликована в Богословском Вестнике в 1892 г. № 1).

То есть эти, столь кардинальные суждения эти не разделяют десятилетия — Василий Осипович озвучил их публично с разницей лишь в год-полтора. Даже в рамках мировоззрения одного и того же человека, «великого русского историка» могут умещаться разные взгляды на вещи.

Неясен еще один момент. Если Ключевский для Быкова — несомненный авторитет, то как он может приводить одни суждения уважаемого историка и игнорировать другие?

Как он может говорить, что «милостыня не в счет»? Вернее, что «никакой благотворительностью эти (то бишь поставленные им же, Быковым – прим.ред.) вопросы не снимаются»?

В то время как для Ключевского благотворительность была одним из, простите за каламбур, ключевых моментов во взаимоотношениях Церкви и общества. И заметьте, именно Василий Осипович верил, что христианин должен печься в первую очередь «не о том, чтобы добрым делом поднять уровень общественного благосостояния», а о собственной душе. В отличие от Быкова, который уже в «Толоконных лбах» заявляет о том, что «церковь не должна и не может расстаться с ролью одного из главных общественных институтов».

Так что великий русский историк скорее «играет» не в пользу взглядов Дмитрия Быкова, а «против» него.

Все сплошь нехорошие?

Способ аргументации у Дмитрия Быкова весьма специфический. Дела милосердия «не в счет», потому что… ну просто не в счет. «Cотни священников, исполняющих свой долг ревностно и самоотверженно», безусловно, в Церкви тоже существуют. Но и они лишь капля в море, потому их учитывать также не следует.

Любопытно также, на данные каких социологических исследований опирался автор, говоря за «среднестатистического россиянина, опасающегося сказать правду о подавляющем большинстве священнослужителей».

Интересно, какими подсчетами он руководствуется, когда говорит, что в основе отношения людей к Церкви «страх обидеть шамана». Причем, оказывается, что «может, вслух или даже про себя никто этого не формулирует, но в основе всеобщего пиетета к религии лежит именно этот несформулированный страх». Как Дмитрию Быкову удалось прочитать мысли людей, более того, неосознанные?

В истории были системы и режимы, зиждящиеся на страхе. Например, принудительные трудовые лагеря. Да только вот долго такие системы не продерживались. Неужели Вы и вправду считаете, что можно подолгу вынуждать человека одним лишь дремучим страхом ходить в храм? Тем более, если человека не удерживают там насильно, а он имеет выбор в любой момент перестать туда ходит?.. А прихожане тогда, получается, кто — ненормальные?

А если Быкову в ответ на его интуитивные догадки ответить своим личным наблюдением: что именно на этих ревностных батюшках (которых, как мне кажется, больше нескольких сотен; но, впрочем, почему и я не могу что-либо предположить, не опираясь на источники?) и держится Церковь. Именно под их руководством, сочувствием, помощью человек и учится исполнять волю Божью — иными словами, потихоньку выбирается из болота языческого полуверия.

Но если ответить так, то это будет очередной стандартный, неубедительный для Быкова ответ на его очередную, банальную «псевдо-истину». 

Давайте вернем Христа в проповеди!

На самом деле, вторая статья Дмитрия Быкова «Кто против нас?» показалась мне гораздо полнее и осмысленнее первой. Поскольку если в «Толоконных лбах» не удалось найти даже упоминанияХриста, то во второй своей публикации Дмитрий Львович наконец о Нем заговаривает. Точнее, называет еще одну меру, которую считает для Русской Православной Церкви абсолютно необходимой — почаще говорить о Христе и его учении.

«В официальных документах, письмах, проповедях современной Русской православной церкви Христа и его учение упоминают реже, чем нашу богоспасаемую власть и столь же богоспасаемое воинство, — сетует журналист. — И это гораздо опасней и серьезней, чем все финансовые злоупотребления отдельных иерархов, все, о чем с таким упоением говорит квазилиберальная общественность».

На обе его статьи это, пожалуй, самая интересная его мысль. О Христе говорить гораздо важнее, чем осуждать иерархов. Внутри Церкви куча проблем, но основное всё же — учение Христа. Мысль, с которой хочется горячо согласиться.

И всё же (если опять-таки, подойти к вопросу «сухо-статистически») непонятно, почему Быков решил прикинуть частоту упоминаний Христа в официальных документах Церкви, и не подсчитал, сколько раз Бог так или иначе упоминается во время утренних и вечерних богослужений, ежедневно (!) совершающихся в храме. Я уж не говорю об утреннем и вечернем правиле, вычитывающимися христианами самостоятельно, о последовании ко Причастию и покаянных молебнах (в том числе и к Господу нашему Иисусу Христу), не прочитав которые, человек попросту не может приступить к Чаше на Литургии. И не надо говорить, что и богослужения и молитвы «не в счет» (равно как и благотворительность)! Они составляют основу того, чем занимается Церковь.

Что касается упоминания имени Господня не в «жестко»-закрепленной форме (в заранее сформулированных молитва), а в «импровизированной» проповеди («от себя») — опять-таки посоветовала бы уважаемому журналисту заглянуть хотя бы на воскресную Литургию. Она, как правило, всегда сопровождается проповедью священника (именно «от себя»), и в речи его всегда присутствует упоминание Христа. Только произносится Его имя тихо и благоговейно, сопровождаясь крестным знамением.

Другое дело, что такая проповедь, как правило, адресована лишь тем 100-200 людям, что сами пришли на данное конкретное богослужение в храм. А требуется упомининие имени Господня с более широким размахом?

Опять-таки, давайте попробуем. И снова нет необходимости «изобретать велосипед». Есть одна страна, где слово «Бог» присутствует повсюду: в инаугурационных и прочих речах президента (куда уж шире трибуну?), на долларовых банкнотах, даже на устах малолетних детей (покольку каждый школьник с «нулёвки» обязан «на зубок» знать «Присягу флагу» (Pledge of Allegiance), куда в 1948 году было целенаправленно введено “under God”). Фразы “In God we trust” и “God bless America” уже давно стали крылатыми. В общем, частоту упоминаний «Бога» в США может превзойти разве что количество звездо-полосатых флагов, в неимоверных количествах присутствующих на улицах, одежде американцев, брелках, значках, бамперах...

И, по утверждению американского социолога Роберта Белла, под словом «Бог» в тех же президентских речах подразумевается именно Христос (просто протестанских деноминаций в США существует много, верят они все немножечко по-разному... — и потому лучше публично не уточнять). И все американские президенты по умолчанию являются христианами.

И... что дальше? Что это «дает»?

Приводит ли это обильное бого-упоминание к большей сплоченности народа, чувству единения и всплеску патриотизма у граждан? Пожалуй, что да. Делает ли их это более благочестивыми, отзывчивыми, любящими, ближе к Богу? Не решаюсь сказать.

А какую задачу, собственно, ставим мы, говоря о необходимости «участить» упоминание Бога на высшем уровне? Если основная цель — при помощи Христа вырваться из порочного «исторического круга», прийти к «сознательному деланию собственной судьбы», то это, увы, как раз и есть желание «подкорректировать» Церковь под собственные запросы.

«Без Церкви ни одна страна еще не выбралась из исторического тупика, без Христа нет истории, без духовного преображения нет Царства Божия», — пишет Дмитрий Быков. Только вот Христос никогда и не обещал «Царствия Божия» в рамках истории одной страны. Господь не обещал «рая на земле», не обещал устранить все социальные несправедливости и накормить всех голодающих.

Решить всё «сверху», одним широким махом накормив народ хлебом да показав ему зрелищ/поразив его чудом, предлагал Христу «Великий инквизитор» в романе Достоевского, равно как и дьявол в Евангелии. Только вот Христос почему-то предложение провести такую «трехэтапную» реформу «сверху» — отверг.

Потому, что накормить голодного, помочь и посочувствовать ближнему призван каждый отдельный человек. Который может этой возможностью воспользоваться или же ее проигнорировать. В конце концов, на то его свободная воля.

Возможно, в этом как раз и дело? Говорить о сути христиантва — о Любви с широкой трибуны, неимоверно сложно. Договориться можно вещах внешних: о дресс-коде, о том, как проводить досуг, о том, что необходимо соблюдать правила приличия и нравственности. О сокровенном же, как правило, говорят тихо — как раз в стенах храма, в проповеди неименитого батюшки небольшой группке прихожан, в личной беседе человека со священником о наболевшем... То есть в тех самых вещах, которые Быков называет незначительными.

Впрочем, и Патриарх постоянно говорит о Боге. Но попробуйте сами заговорить с широкой аудиторией о Любви. Причем так, чтобы без иронии и ехидцы, и чтобы ежедневно, чтобы всегда по-разному и всегда искренне.

О Христе необязательно говорить «в лоб». О Нем можно говорить делами милосердия, любовью к ближним, молитвой за врагов. Всеми теми путями, которые Дмитрий Быков выносит за скобки, считая незначительными.