О чем снят фильм «Сохраняя веру»? (Ч 1)

Если мы спросим у Интернет-поисковика, что за фильм «Сохраняя веру», то узнаем, что это «романтическая кинокомедия» или «мелодрама». Сайт «Киномания.ру» поведает, что это «милое, доброе и смешное, а главное ни на что не претендующее, смотрящееся легко и свободно» кино. На страницах сайта Александра Экслера мы прочитаем несколько более подробное описание проблемы: «Куда ни кинь - всюду не только любовный треугольник, но и целый параллелограмм, в который вовлечены Джейк с Анной, Брайан, мамочка Джейка, духовное начальство Брайана, раввинат и оба прихода - иудейский и католический. И вот как трое друзей выпутаются из этого многогранника, совершенно непонятно...»

Действительно, может ли для человека, серьезно относящегося к вопросам веры, быть легкой комедией история влюбленности двух священнослужителей? В фильме Эдварда Нортона раввин Джейк Шрам (Бен Стиллер) и католический священник Брайан Финн (Эдвард Нортон) - лучшие друзья, причем дружат они с самого детства. Возможна ли такая тесная дружба между представителями разных религий? Ведь самым главным они никогда не смогут поделиться друг с другом... А тут еще в Нью-Йорк возвращается подруга их детства Анна Рейли (Дженна Элфман), и оба влюбляются в нее. Обоим это запрещено канонами: раввину Джейку - так как Анна не еврейка, католику Брайану - так как он дал обет безбрачия при принятии сана. Итак: может ли такая коллизия стать сюжетом легкого веселого кино?

Веселая история?

Даниил Сидоров: Если оторваться от всех рассуждений - то интересная, веселая история. А если говорить серьезно, то мне кажется, очередная голливудская стряпня, да еще с преувеличением. Кроме того, я не вижу там особенного религиозного вопроса и проблемы веры. Они говорят: «Я теряю веру», а там это не звучит. Там поднимается вопрос о проповеди перед молодыми людьми. Они выступают перед молодежью, еврейский раввин приглашает католического священника...

Юлиана Годик: Вообще вопрос веры там поставлен? Место веры в жизни людей - какое оно?

Д. С.: Мне кажется, это чисто американский подход. Потому что в русской культуре - социологи меня поправят - это стержневой вопрос - и после Достоевского, и до Достоевского. Если ты веришь, то это стержневой вопрос: сойди с ума, но подчинись этому, это главное, что может быть для тебя. А в этом фильме это - хорошая декорация, способ самовыражения, творческой реализации. Эти священник и раввин таким образом это реализуют, ласково называют Бога своим Шефом, Который всех принимает - и это значит, что можно молиться сидя.

Ольга Богданова: Мне кажется, что это фильм художественный и создан для настроения, то есть там этот вопрос не поднимается как-то глубоко. Мне кажется, что посыл очень правильный. Хороший добрый фильм, нормальный совершенно.

Ю. Г.: То есть мы говорим, что фильм - просто о человеческих отношениях. На мой взгляд, интересна ситуация, когда авторы берут не просто трех разных людей, а сталкивают их на почве именно религиозной. Это является центральной идеей - что один священник, один - раввин. И конфликты все, как я понимаю, основаны как раз на их религиозной принадлежности с одной стороны, а с другой стороны - как эта религиозная принадлежность в их жизни реализуется.

О. Б.: Обычно в Голливуде снимают истории про коренное противостояние: Север и Юг, черное и белое... А здесь они как будто нашли просто новую фишку. Здесь они нашли просто новое противостояние - евреи и христиане. Они просто поменяли декорацию. На самом деле этот фильм развивается по законам классического американского фильма, когда сначала все хорошо, все друг друга понимают и все нормально. Потом возникает конфликт. Это просто разные декорации одного и того же сюжета. Потом идет соревнование...

Дружба поверх исповедания

Ю. Г.: Я хочу понять: религия для героев - на каком месте в реальности? Где центр их переживания содержится?

О. Б.: Я думаю, что на том же месте можно было бы поставить музыкальные привязанности.

Ю. Г.: Согласитесь, что вера для них - способ творческого самовыражения, путь причастности к традиции.

О. Б.: Да, на этом месте могло стоять что угодно.

Ю. Г.: Помните, раввин говорит: «Проблема в том, что я могу потерять работу». Он же имеет в виду, собственно, свое служение. Или они приходят в кино, и он говорит: я должен быть со всеми, я должен следить за посещаемостью.

О. Б.: Надо понимать разницу между священником христианским, любым - католическим, протестантским - и раввином. Если на священнике на любом - на священнике, диаконе - благодать, то на раввине - нет. Это человек, который проходит разные этапы. Грубо говоря: начальная школа, потом школа, потом университет, потом аспирантура, только у них свои названия. Это человек, который знает Тору, знает язык, знает все предписания Талмуда, который руководит жизнью, но он не передает благодать от Бога, он просто знает, как надо жить. Это своего рода профессор в своей области. Это разные функции. Если так брать, то священник и раввин изначально не в равном положении по отношению к прихожанам синагоги и храма.

Ю. Г.: И что это объясняет?

О. Б.: Для тех, кто этого не знает, они воспринимаются как люди, которые находятся изначально в одинаковых условиях и решают проблемы в одинаковых условиях. Но если для раввина это действительно потеря работы и отлучение от общины...

Ю. Г.: Это все же для них служение, по-моему. У них понятия благодати, кажется, даже не существует в парадигме.

Д. С.: Для нас это просто непривычно, потому что мы не можем представить в Москве такую дружбу раввина с православным священником.

Ю. Г.: Вот, самый важный вопрос: как смотрится эта дружба?

Света Ярославцева: Мне кажется, очень здорово, что это показали, что такое тоже возможно: разные конфессии общаются, сохранили эту дружбу. Мне очень сложно судить, потому что я не знаю, насколько достоверно здесь показаны раввин и католический священник. Поэтому нельзя понять, какие у них нравственные ценности; они для меня неожиданно были показаны, особенно для раввина.

Ольга Ветрова: Как раз, может быть, самая большая ценность этого фильма - демонстрация толерантности, которая должна быть между представителями любой религии. Меня, может быть, это меньше шокировало, потому что я не так связана с ценностями, допустим, Православия. Мне просто кажется, что это самые нормальные отношения. Мы никогда не можем сказать, что религия этого человека не права, потому что мы ничего не знаем вообще. Нужно просто уважать другого человека, если он во что-то верит.

Ю. Г.: Мне кажется, у них просто табу на религиозные темы, дружба строится абсолютно вне этого. У меня такое ощущение, что у них шизофрения в каком-то хорошем смысле: они до какой-то степени доходят в своих отношениях, а дальше - всё. Дальше ты - раввин, я - священник, это наш выбор, и они не спорят об этом. Это вообще возможно?

О. Б.: Это американский вариант...

Д. С.: Мне кажется, что это неправдоподобно, потому что люди, которые по-настоящему дружат, с самого детства, в конце концов они заговорят о таких вещах.

Саша Сопова: Да разве там эти темы табуированы? Они знают почти все о религиях друг друга. С самого детства они друг другу рассказывали о том, что узнавали о вероучениях и устройстве религиозных общин. Другое дело, что религия для них - если мы ограничимся тем, что показано в фильме - практически не включает мистический опыт. Это просто два разных института, в них два разных шефа. Католику «Шеф всегда звонит рано», раввин боится потерять работу... У них возможны общие корпоративные праздники с караоке. Тема религии не табуирована, католик может прийти в синагогу, но сама религия как-то выхолощена...

О. Б.: У меня есть достаточно близкая подруга, она мусульманка. Когда мы обсуждаем что-то в принципе по жизни, мы стараемся, чтобы это было максимально открыто и откровенно, честно. Это не дружба с детства, но все равно общение происходит достаточно плотное. Она не соблюдает правила шариата. Но как только дело доходит до религии - мы договорились или как-то само получилось, что всё остается открытым, но как-то начинает идти очень осторожно: а как у вас, а как у вас это? Сначала это просто интерес, как когда они мальчиками играли: как креститься, как благословлять, как иудеи, как христиане это совершают. Но это сразу идет очень осторожно, потому что один шаг дальше, чуть-чуть она станет соблюдать правила шариата или какой-то возникнет вопрос, и уже это приведет к столкновению, хотя общение и не такое длинное, как жизнь. Поэтому это немножко идеализированный, наверное, вариант в сторону того, что все равны, какой бы ты выбор ни сделал. У меня, например, еврейский зять. Но это из разряда стирания границ, действительно. Я недавно читала рассказ Короленко «Без языка», на самом деле классный. О том, как православные крестьяне с Волыни приезжают в Америку. Они останавливаются у еврея, потому что это их единственный знакомый, кто был с Волыни - ну, евреи-то везде. Они здесь забывают свою веру. И там идет несколько рассуждений о том, что это страна, в которой стираются границы.

Ю. Г.: Это стирание границ - это ситуация Нью-Йорка. Понятно: Америка - плавильный котел, это особенности их социального устройства.

О. Б.: Главное - здесь это преподносится, как плюс. Вопрос еще в том, плюс это или нет.

Ю. Г.: Да, этот уход от традиции; на мой взгляд, традиция здесь противопоставляется жизни. Мол, есть традиция, есть нормы Ветхого Завета, и получается, что эти традиции есть - и их одновременно нет, потому что жизнь проходит совсем по другой парадигме. Они живут сами в таких отношениях, где их традиции вообще не важны. Неважно, ты раввин или католический священник, но мы вместе идем и играем в баскетбол, или выпиваем, или поем караоке. Получается, что это какая-то их личная жизнь, а настоящие люди, у которых есть любовь, дружба, привязанности или я не знаю еще что, живут в мире, где традиции религиозной как таковой нет. То есть она не является определяющей в их поведении.

О. Б.: Вера - это часть тебя, но...

Ю. Г.: ...но не смей ее проявлять... Но она никак не определяет их поведение.

О. Б.: Анна говорит Джейку: вера - это часть тебя, так же как твоя мама, это часть тебя. А его мама не принимает даже его брата, потому что его жена - католичка. Встает вопрос, что такое религия. Это часть человека, которую можно отрезать, грубо говоря.

Служение или работа? Взгляд на раввина

Ю. Г.: В чем конфликт раввина вообще?

О. Б.: В том, что ему нельзя жениться на католичке, на нееврейке.

С. С.: Не такая уж она ревностная католичка. Ей, кажется, все равно. Она приходит к католику на исповедь, но для нее не препятствие - то, что любимый ее иудей. Она спокойно ходит в синагогу. Для нее препятствие - то, что ему его законы не разрешают быть с нею.

Ю. Г.: Это понятно, это формально. А внутренний конфликт раввина в чем? Он что - боится преступить традицию? Он, в общем, не производит впечатления такого человека.

О. Б.: Судя по фильму - да.

Д. С.: Мне кажется, когда, извиняюсь, люди спят друг с другом и при этом говорят: «У нас нет серьезных отношений», - это просто нечестно, по-моему. Сначала они хотят приятно проводить время и думать, что у них нет серьезных отношений, хотя они есть по факту. А потом они приходят к мысли о том, что они все-таки друг друга любят, наверное...

Ю. Г.: Девчонки, вы в этих отношениях не видите подмены? Как в ваших глазах предстают отношения Джейка и Анны? Ее конфликт понятен: это девушка, которую бросили. А в чем его выбор, он с чем сталкивается? Получается, что он боится матери.

Д. С.: Это формальный повод...

Ю. Г.: Мы говорим не про формальности, мы говорим о внутреннем конфликте человека. Формально понятно: там есть правила, через которые он не может переступить. Но как это реализуется в жизни реально. Чего он боится? Он боится мамы, и он боится общины своей прежде всего. Потерять место, потерять доверие своих людей. Проблема внутренняя заключается в том, что на самом деле религиозных конфликтов там нет. Имеется в виду - в вере в Бога. Если мы говорим о религии как о вере в Бога, то конфликта вообще нет, на мой взгляд. У одного из них проблемы с тем, что можно лишиться места, и о Боге там ни слова нет, о том, что он нарушил закон и перед Богом виноват. Он говорит об общине, о потере места и о маме. Для него Бог, получается, - это его община и мама. Что касается священника - тут не так все просто. Как вы это увидели?

С. Я.: Он глубже, мне кажется, к этому относится. Ему же сам раввин потом говорил: ты хороший священник. И когда он сумел его простить, он сказал: «это входит в мои обязанности», - это формально, но он действительно от души смог его простить. Мне кажется, это ближе как раз к духовному смыслу.

О. В.: Мне кажется, что у них конфликта с Богом нет просто потому, что его не может быть. Это не проблема, что она еврейка или не еврейка. Если мы не берем формальную сторону, то какой может быть конфликт? Человек любит кого-то, он не делает никому зла, здесь все просто.

Служение или работа? Взгляд на католика

Ю. Г.: О евреях нам здесь сложно решать, а относительно целибата и священника? Здесь все-таки обет, который он приносит Богу. Для него это не просто запрет, это своего рода клятва его в любви к Богу. И он ради этой любви отрекается от чего-то мирского. А потом он предает эту клятву. Мне кажется, идет сравнение: что дороже для тебя - любовь к Богу или любовь к женщине. Эти интересы и устремления - очень естественные для человека, и то, и другое. Но если человек, который выбрал когда-то что-то одно, потом переметнулся на другую сторону, это преступление - отречение от собственных слов, от собственной клятвы. Нет такого?

С. Я.: Но он как раз, в отличие от раввина, переживает больше по этому поводу. По поводу отношений к Богу. Может, это не так четко прозвучало в его высказываниях, но мне кажется, что просто по общему настроению... Просто непонятно, как бы он себя повел, если бы она ему ответила взаимностью. Тут просто этого нет, этот порог не переходится, и поэтому мы не можем понять, как он - теряет ли свою веру, нарушает ли обет...

С. С.: Католик сначала объясняет Анне, что целибат - жест, подтверждающий приверженность, лояльность к Богу, что это не сложнее, чем бросить курить. Потом он вообще не ставит вопрос об отношениях с Богом и с этим обетом. Его разговор с более опытным священником больше похож на беседу о профпригодности, чем на исповедь.

О. Б.: Мне кажется, ему было бы легче, если бы Анна его тоже любила, потому что есть понятие обета у католического священника, он знает, как себя вести, а тут... Одно дело, когда тебя любят, и ты видишь: меня ценят, но ради высшей любви я отрекаюсь. Это ситуация не то что стандартная, а понятная. Другое дело, когда ты весь такой хороший, а тебе

Ю. Г.: Получается двойной крах у человека на самом деле...

О. Б.: Да.

С. С.: Ничуть ему не было бы легче. Наоборот. Так он не дошел до конца, до полного попрания своего обета, хотя ему и больно. А тогда бы его ничто не удержало. Он же хотел, чтобы она была с ним, и в тот момент ни о каком целибате не помнил. Я бы сказала, что это Промысел Божий о нем. Если он сам не находит опоры в Законе Божьем, чтобы удержаться, то Бог просто не дает ему упасть. От того, что кажется счастьем возможным и близким, еще труднее отказаться, даже если с амвона ты сам бы сказал, что это и не счастье вовсе, а трагедия.

Ю. Г.: Он понимает, что он преступает какую-то черту, разрешает этим чувствам родиться в себе, как-то допускает это, и он же терпит еще и невзаимность этих чувств.

Д. С.: Мне кажется, у священника внутренний конфликт затушеван. Всей этой «мыльностью» и тем, как заканчивается, этим «давайте любить друг друга» - и споем еще вместе.

Продолжение следует.