Про шайтана и долги
Живет в папином доме полутурчанка-полуузбечка Лариса – шумная женщина лет шестидесяти с нарисованными по южному обычаю усьмой и без того черными бровями и быстрыми влажными карими глазами. Любопытная, хитрющая, но и несчастная тоже. Старшего сына Ларисы с год назад убили – говорят, после выхода из тюрьмы. Когда я только приехала к больному папе, меня пригласили на поминки: стол накрыли прямо во дворе, и огромного казана плова хватило и на соседей, и на родню из аула. Младший сын Ларисы – спокойный работящего вида парень, иногда её навещает, и коричневую кацавейку с проблесками люрекса и сияющими золотом пуговицами, которую гордо надела Лариса с приходом холодов, подарил ей он. Но живет Лариса одна, перебиваясь тем, что подметает подъезды. Правда, периодически у неё возникают скандалы с какой-нибудь истеричной жиличкой, и тогда Лариса, оживленно жестикулируя, рассказывает всем, кто попадается на её пути, каких усилий стоило ей поддерживать чистоту подъезда, и какая нехорошая, несправедливая и неправдивая жиличка, которая сама-то выметает свой мусор из квартиры не в совок, а прямо на лестничную площадку!
За четыре месяца моего проживания в Чимкенте я наблюдала подобные сцены раза три. Оппоненты Ларисы менялись, дома и подъезды, где она мела, тоже, но она всё так же, горячо, искренне негодуя, едва ли не со слезами на глазах, искала справедливости и заступничества у всех проходящих, призывая в свидетели любого, у кого находилось время… Так как, повторюсь, подобные истории приключаются с Ларисой регулярно, можно заключить, что происходящее не есть роковое стечение обстоятельств, а является системным сбоем.
Первое время после моего приезда Лариса на правах уборщицы подъезда вела себя со мной надменно и, сморщив нос, важничала, делая едкие замечания, что хожу я туда-сюда слишком часто. Ещё бы! У папы была неукротимая диарея, и в условиях сорокаградусной жары не было иного выхода, как сновать челноком от папиной постели к мусорке во дворе, от постели – к мусорке… И не с букетами роз, естественно! Вот я и сновала. Лариса же, не получив должной сатисфакции на свои замечания по поводу моих слишком частых хождений по подведомственной ей территории, осмелев, остановила меня – руки в боки – и просветила, что в магазине «Асем» можно купить освежители воздуха для подъезда... О, Господи, если бы эти освежители нас спасли!..
Картина Т.М. Марченко.
Шло время, Лариса привыкла ко мне и даже сменила гнев на милость. А однажды, после очередной скорой у папы, отловив меня, доверительно шепнула: «Дедушка (она почему-то называла папу так!) очень любил меня, всегда говорил: “Лариса, ты хорошая женщина! Жалею я тебя. Вот умру, и дочка пусть продаст тебе квартиру – плохо ты живешь, трудно тебе!”». Сия тирада долго нас потом с папой веселила: батюшка мой хоть и болен, но пребывает в здравом уме и трезвой памяти, и подобных идей за собой не помнит. «Приставучая она страшно, – сказал он в тот раз, – во двор выйти, посидеть на скамеечке нельзя: обязательно присоседится рядом и тарахтит, тарахтит… что попало. Мы с моим товарищем, полковником, знаешь, как от неё спасались? Ей деньги займешь, и всё – месяца три она тебе на глаза попадаться не будет!»
Деньги Ларисе, действительно, даются нелегко. Помню, уже осенью бегу из аптеки: слякоть, зябко, что-то холодное моросит – то ли снег, то дождь, не поймешь, - на улице никого, все уже по домам сидят, а она стоит, огурцы продаёт. Это ещё один приработок Ларисы: купит огурцы, засолит и торгует ими. Увидела меня, обрадовалась, как родной, окликает: «Эй, Маша, попробуй какие у меня огурцы хорошие. Тут Манзура татарка торгует огурцами, но все говорят, что у меня лучше! Маша, у Манзуры никогда не покупай! У меня бери! Пробуй, пробуй!». Честно говоря, покупать огурцы и иные соленья на улицах Чимкента мне и в голову придти не может – ни у Манзуры, ни у Ларисы, да ни у кого! Прилавками здесь, по местному обычаю, служат невысокие картонные коробки – сантиметров эдак в тридцать. Да и традиция всех желающих пробовать выложенные яства меня сильно смущает… В общем, замешкалась я с дегустацией, а Лариса всё свои огурцы нахваливает, прям в рот мне суёт… Пришлось отмазаться тем, что руки у меня грязные: скорей-скорей забрала у неё весь мешочек – спасибо, спасибо, Лариса! Дома, как руки вымою, так всё и распробую!
В общем, потихоньку, полегоньку, наши отношения с Ларисой налаживались, и я даже слышала, как во время очередного взывания к справедливости, Лариса громогласно заявляла, что Маша видела, знает, как она, Лариса, чисто метёт подъезды, какая она хорошая женщина! А Маша, и здесь голос Ларисы становился тише, Маша – журналист из Москвы…
Сегодня днём стук в дверь. Открываю – Лариса. В руках две мятые бумажки по двести теньге – вместе чуть меньше ста рублей. «Маша, я у дедушки давно деньги занимала, а отдать забывала, – отвечает на мой немой вопрос Лариса. – Маша, возьми, пожалуйста. У меня тогда сын болел, в больницу к нему всё время ходила, вот и забыла!». «Лариса! Да ты что, мы сами ничего не помним. Не надо отдавать! Ничего ты не должна!». «Нет, Маша, возьми! И дедушке скажи, что я отдала!». «Лариса, да не помнит он, что занимал тебе! Нет никакого долга!..». А Лариса чуть ни в слезы: «Маша, возьми!.. А то ко мне ночью шайтан во сне приходил – молодой, красивый, высокий… и страшный! Хотел с собой забрать! А ему говорю, что не пойду с ним, боюсь! А он мне: “Как не пойдешь, ты – моя! Ты у дедушки деньги взяла, и не отдаёшь!”. Маша, возьми деньги, пожалуйста!..».
Могла ли я эти бумажки не взять! Дверь закрылась, а я вот сижу и размышляю – что нам делать со словами: «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим»?
