«Ослик хороший!»
Изображение ослика в христианском искусстве появилось в самый ранний период, уже в IV веке. Его изображают уже в сцене Рождества Христова, где у яслей стоят вол и осел. Вол, животное подъяремное, служит символом иудеев, народа подзаконного. Осел же — животное дикое, строптивое — символ язычников, которые не ведают Истинного Бога.
Иногда на рельефах христианских саркофагов эти животные изображены как бы радостно приветствующими Младенца, что напоминает слова псалма: «Всякое дыхание да хвалит Господа» (Пс.150: 6).
Сцена «Вход во Иерусалим» на некоторых саркофагах выполнена очень лаконично (например, на саркофаге Юния Басса), на других изображение более подробно. На одном из саркофагов Латеранского музея Христос едет верхом на ослице, возле которой идет осленок. Различия в количестве деталей объясняется и авторским замыслом, и площадью поверхности, имеющейся в распоряжении художника.
Схема изображения этого события была заимствована из античного императорского искусства, где часто возникала необходимость изобразить триумфальное шествие императора. Процессия в античном искусстве почти всегда изображалась движущейся слева направо. Это связано, в том числе, с характером письменности: греки и римляне писали слева направо. Триумфатор изображался въезжающим в город на коне, которого под уздцы иногда вела богиня Ника; за конем могли изображаться телохранители. У ворот победителя встречал или вассальный царь или фигура, персонифицирующая город. Христианские художники переработали эту композиционную схему.
На рельефе саркофага Юния Басса Христос, изображенный юным (так в раннехристианский период пытались передать вечность, бессмертие Божие), едет верхом на ослике, который изображен анатомически очень точно. У осла приземистые пропорции, длинные уши (одно утрачено), но это весьма мускулистый, упитанный ослик, статью и поступью напоминающий боевого коня.
На клейме оклада Евангелия из Милана осел ростом и пропорциями слегка напоминает лошадь, но уши и хвост ослиные. Позади Спасителя, там где в сцене императорского триумфа стоял бы воин, изображен человек с пальмовой ветвью в руке.
Похожую сцену мы встречаем на спинке резной кафедры архиепископа Максимиана, с той лишь разницей, что вытянутый формат позволил художнику изобразить дерево с забравшимся на него человеком.
На миниатюре Кодекса из Россано представлен развернутый вариант иконографической схемы. Навстречу Господу вышла большая группа людей с ветвями, некоторые постилают на дороге одежды. Из города выбежали дети, о которых не говорится в эпизоде входа в Иерусалим, но несколько позже упоминается, что дети восклицали в храме «осанна Сыну Давидову!» О детях, ломающих ветви и устилающих ими путь, говорится в апокрифическом «Евангелии Никодима». Некоторые горожане размахивают ветвями, высунувшись из окон. На спине динамично вышагивающего ослика лежит белая ткань, которую, согласно Евангелию, постелили ученики.
Композиция, включающая Христа, двух или трех апостолов, группу встречающих у ворот взрослых и нескольких детей, постилающих одежды или забравшихся на пальмы, становится популярна в искусстве средневизантийского периода. На фреске пещерного храма Токали Килисе ослик склонил голову перед детьми, как бы любопытствуя, что это они расстилают на его пути. Росписи этого расположенного на окраине империи храма выполняли, видимо, художники столичного круга, так как работа выполнена с большим мастерством. Осел же изображен с точностью, достойной художника анималиста.
Но все же конкурс на лучшее изображение осла в средневековом искусстве выиграл бы, скорее всего, мастер, расписавший церковь в городке Кастельсеприо. В сцене «Путешествие в Вифлеем» сочетаются свойственные этому безымянному художнику, с одной стороны, уверенное знание принципов классического искусства, пропорций, композиционных приемов, а с другой, выразительность деталей, стилизация, и даже экспрессия. Ослик, везущий Богородицу, передан с такой удивительной живостью, что, кажется, слышны его шумное дыхание и цоканье копыт.
Иногда художники, желая, видимо, придать всей сцене большую торжественность, увеличивают рост животного, и осел превращается в мула, даже уши становятся короче. Нечто подобное можно заметить в мозаиках Палатинской капеллы. Господь в сопровождении апостолов спускается с Елеонской горы к Золотым воротам. Шествующий рядом со Христом апостол Петр указывает на вышедших навстречу людей. На переднем плане, у ног осла (или мула) изображены дети, полагающие на дорогу одежды и ветви. В этой второстепенной по значимости сценке византийский мастер позволил себе весьма своеобразную вольность: один мальчик, порываясь украсить дорогу для Господа, снимает с себя не только верхнюю одежду, но и нижнюю тунику.
Вполне соответствует византийской традиции иконографическая схема фрески «Вход во Иерусалим», созданной прославленным мастером Проторенессанса Джотто ди Бондоне в капелле Дель Арена. Спаситель восседает на очень точно изображенной ослице; у ног апостолов видна небольшая голова осленка, покорно следующего за своей родительницей. Ослица имеет какое-то трогательное, даже можно сказать умиротворенное, выражение морды (просится слово «лица»).
В XIV – начале XV века, в палеологовский период, сцена Входа во Иерусалим претерпевает изменения. Ранее Иисуса Христа представляли сидящим на осле ногами к зрителю, и смотрящим на толпу горожан, теперь же поза Спасителя меняется. Обернувшись назад, Он смотрит на апостолов, а ноги Его закрыты корпусом осла. Поворот головы от горожан, среди которых были и фарисеи, к ученикам может намекать на проявленное фарисеями недовольство тем, что ученики громко славили Господа (Лк.19:37-40). Жители Иерусалима как бы прообразуют собой Ветхий Завет, а апостолы — Новозаветную Церковь, следующую засвоим Главой.
Этот извод получил широкое распространение в древнерусском искусстве в XV веке. На иконе-таблетке из Софийского собора Великого Новгорода Спаситель подъезжает к городу, сидя на на мощном животном, больше похожем на лошадь, чем на осла. Такую трактовку часто можно видеть на русских иконах. Для Руси осел был животным экзотическим, видеть его могли только немногочисленные паломники, но каждый хорошо знал, как выглядит лошадь. Возможно также, что более или менее правдоподобное изображение осла на византийских и ранних русских иконах казалось некоторым художникам недостаточно благолепным: невысокий, с большой головой, длинными ушами и куцым хвостом ослик мог казаться даже смешным.
На первом плане представлена бытовая сценка: один из мальчиков помогает другому вытащить занозу из подошвы стопы. А в толпе встречающих одна из женщин посадила ребенка себе на плечи.Прошло без малого две тысячи лет с того дня, когда Господь шествовал на осляти от Вифании в Иерусалим. И те ослица с осленком стали, видимо, самыми известными представителями своего вида в истории человечества. Но ослики продолжают, выражаясь высокопарно, нести церковное послушание на Святой Земле. Они не только служат живой аутентичной «декорацией» для туристических фотосессий, но и помогают благоустраивать иерусалимское кладбище, возя по тесным проходам тяжести. А около монастыря Хозевитов погонщики предлагают уставшим паломникам верхом проделать обратный путь (надо подниматься все время в гору). Палестинцы понимают, что путешественники из далеких северных стран на осликах ездят не часто, поэтому на все лады (и на чистом русском языке) уговоривают: «Садись, не бойся! Ослик хороший! Ослик хороший!»