Андрей Мановцев: Батюшка выправил мне пару суставов

21 июля, в день Казанской иконы Божией матери протоиерей Максим Козлов, настоятель храма святой мученицы Татианы при МГУ, первый заместитель председателя Учебного комитета Русской Православной Церкви, известный и любимый многими московский пастырь будет отмечать 20-летие хиротонии. На страницах «Татьянина Дня» - ресурса, который уже 17 лет существует под духовным руководством отца Максима, его поздравят архипастыри и священники, коллеги, духовные чада и друзья. Нам же, читателям, будут интересны те подробности церковной жизни «девяностых» и «нулевых», о которых рассказано через призму священнического служения отца Максима.

С отцом Максимом я знаком с весны 2002 года, получается десять лет. Но знакомству предшествовало один эпизод, еще в середине 1990-х годов, который сразу и навсегда расположил меня к нашему батюшке. Надо сказать, что в 1980-е годы и вплоть до 1990 года я был прихожанином отца Александра Меня. После его трагической кончины я оказался, на несколько лет, в неприкаянном положении. Сохраняя дружеские чувства ко многим своим знакомым по Новой деревне, я уже не разделял – скажем коротко, их воодушевления. В частности, претило восхваление убиенного наставника. С другой стороны, коробило и то, что даже мученическая кончина не примирила некоторых священников с покойным отцом Александром. А я бывал в Татьянинском храме, только что возвращенном Церкви, так что обычно храм в ремонте. Бывал ради лавки церковной, о которой уже ходила по Москве слава. Покупал и «Татьянин день», хорошо ее помню, эту газету, тогда скромнейшую - на самой дешевой, серенькой газетной бумаге, в половину А4, самого незамысловатого оформления.  И вот читаю вдруг как-то в «Татьянином дне» вопрос настоятелю: «Можно ли давать новоначальным для чтения книги отца Александра Меня?». С интересом перебрасываю взгляд на ответ. И читаю не совсем ответ… Много раз потом я буду дивиться тому, как емко отвечает отец Максим – не только на вопрос, но и на то, что скрывается за ним. Читаю: «Начнем с того, что отец Александр много трудился». Вот с этой секунды я и полюбил навсегда отца Максима. Далее он совершенно справедливо говорил о том, в какие трудные времена нес радостную весть отец Александр, сколь сильным, прочным и цепким было именно атеистическое мировоззрение, отчего и проповедь отца Александра была прежде всего – против атеизма. Но, воздав должное проповеднику-мученику, отец Максим сказал однозначно: «Давать новоначальным читать книги отца Александра нельзя». И объяснил: из-за установок отца Александра Меня его книги, к сожалению, могут способствовать… размыванию веры! И на этом слове я также возрадовался, как радуется каждый человек, который только чувствовал, а вот – нашлось слово!

Протоиерей Максим Козлов и Андрей Мановцев

Весной 2002 года я был в очень трудном, внутренне, состоянии. И мне помогло дежурство священников в нашем храме. Я знал, что есть часы приема и можно придти и поговорить. Так что я так всегда всем и рассказываю: с улицы я пришел! Посидел я в очереди, дождался приема у отца Максима, и «пару суставов» батюшка мне выправил… А я тогда уже лекции со слайдами о царской семье читал. И предложил это отцу Максиму, он откликнулся, остановил в коридоре Нину Дмитриевну, и вскоре я принес в ШДП фильмоскоп и множество слайдов, еще не цифровых, а «живых». Я остался прихожанином того же храма, где и был, но стал регулярно бывать в Татьянинском, а летом 2003 года стал участником первой миссионерской незабываемой поездки. Так что когда слышу «Родник» или «Сяду я верхом на коня», то только многоточие после этих слов и могу поставить… Потом прошло еще несколько лет, и как-то, заново будучи в некотором кризисе, я пришел на празднование Татьяниного дня в наш храм. И спросил себя: «Чего ты мучаешься? Ты же чувствуешь, как здесь хорошо и какое здесь все настоящее, вот что главное. Пойди на прием к отцу Максиму и попросись сюда!». И снова я увидел серьезный, взыскательный взгляд отца Максима. Однако батюшка внял моим объяснениям, и я, к несказанной собственной радости, а потом и к радости моих подтянувшихся за мной близких, оказался здесь.

«Яркость» - не совсем хорошее слово. Один сомнительного толка проповедник говорил: «Твоя любовь должна быть яркой». И что это значит? Да только тщеславие проповедника и больше ничего. Ну вот как понимать: «Самое яркое впечатление, связанное с отцом Максимом»? Нет, я не на это отвечу. А скажу о самом главном впечатлении от отца Максима (а то вообще-то их довольно много!). И это впечатление – надежной любви. В каком смысле надежной? А очень просто – подтверждаемой в самых простых вещах, даже в том, как отец Максим ругается. Потому что ругается-то он не от злобы какой истекающей, а от небезразличия! Или вот в том, как закончилась служба, все уставшие, скоро ко кресту не подойдешь, а батюшка отец Максим размеренно и решительно не боясь повторяться в стотысячный раз, говорит о том, что будет после службы, и делает затем все необходимые объявления. В чем же тут любовь? Очень просто! В том, чтоб всегда и во всем не забывать считаться с другими людьми! Просто считаться: оповестить, напомнить и т.п. Готовность же откликнуться (если «по делу»), готовность проявить участие и действенность молитвы отца Максима каждый из нас испытал на собственном опыте.

Что еще хотелось бы сказать, в чем еще хотелось бы воздать должное дорогому отцу Максиму? Постараюсь коротко и получится тезисно. Содержательность слова, насыщенность мыслью, отсутствие праздности и в мысли, и в слове. Всем известно, что отец Максим – «уставщик», каких поискать. Но какой «уставщик»?  - осмысленный! вот какой. Для отца Максима вся церковная жизнь, и даже все то, что кажется нам сухими правилами, исполнено смысла, и это не только продумано им, но и прожито! Серьезность - а это ведь редкая, очень редкая добродетель! Ибо связана, не побоюсь высокого слова, с хождением перед Богом, с глубокой ответственностью сердца перед Ним, Живым. Через кого бы еще мы Живым Его почувствовали, а? (эту тему я продолжать не буду). И при этом – веселость! Не могу тут не вспомнить (с некоторым сокрушением, ибо сам и «сосватал») публикацию в нашем «Татьянином дне» на первое апреля, огромного объема в двух частях «О смехе серьезно». Правильно все сказано, правильно, но ведь несколько (и даже не несколько) удручающе правильно. Так отец Максим, на мой взгляд, это живой пример, в какой-то мере опровергающий досточтимую статью. Очень просто – тем, что, бывает, хохочет. И ты понимаешь: ну может священник хохотать, может! 

Пожелать же отцу Максиму хочется – облегчения бремен и их удобоносимости.  

Андрей Мановцев