Ольга Кормухина: Жалею только о том, что 5 лет тянула с поездкой к отцу Николаю
Молитвами моих духовных наставников мне повезло: Господь привел к великому старцу – отцу Николаю. Вообще меня к нему отправляли с 92-го года. Я пять лет тянула. Очень жалею сейчас только об этом.
Мой вход к нему был похож на… Простите за сравнение и поймите правильно, я, конечно, не сравниваю себя с Матроной Московской, но когда ее ввели в храм, где служил Иоанн Кронштадский, он выделил ее. У меня было тоже самое, когда я вошла. Подошла к калитке, там была толпа народу, и батюшка увидел меня за этими людьми. И когда я только повернулась к калитке, закрыла ее и развернулась обратно, уже была расчищена дорожка, в конце которой стоял отец Николай, махал и говорил: «Пропустите, это ко мне». Он духом меня уже принял. А я всю дорогу бежала по острову и молилась. Мне сказали, что отца Николая уже закрыли, что он не принимает, под замком сейчас. А я мысленно, духовно взывала: «Нет, отец Николай, ты мне сейчас так нужен!» Действительно, я приехала на самом пределе. Душа моя буквально кричала, вопила. Знаете, наверное, когда роды происходят, женщины меня поймут, когда последние схватки, когда вот-вот все… Это самое трудное, когда нужна помощь… Мы же, когда рождаемся духовно, тоже претерпеваем некие родовые муки, только сами в себе, когда рождается наша душа для Бога, для вечной жизни. И я молилась всю дорогу: «Батюшка, прими, ты мне так нужен!» Прочитала все псалмы, которые помнила наизусть. И когда я вошла, он духом уже меня прозрел и слышал. Когда я подошла, первые его слова были: «Что же ты так долго?» Я не поняла сначала и сказала, что вот проснулась и сразу… Он заулыбался, говорит: «Ну ладно». Помазал меня. Я почему-то какие незначительные вопросы задала, не самые главные, потом отошла. Мне нужно было просто пережить саму эту встречу, хотя чисто хронологически она была второй.
Мы приехали накануне, благословились просто, но поскольку я ничего не поняла с первого раза, у меня жутко болела голова после поезда, я там еще ударилась о поручень. Батюшка меня помазал и сказал: «Идите на кладбище, зайдите там на могилку к моей маме». Он всех туда отправлял и просил молиться за его родителей, Екатерину и Алексея. И когда мы пришли на кладбище, со мной был врач, жена как раз того батюшки, который был один из первых моих наставников. Я говорю: ой, Ирина Михайловна, у меня голова не болит. Вдруг, раз – и перестала! А болела она дико и было такое ощущение, что она вообще где-то рядом. А тут вдруг, раз, голова на месте и не болит. Она только улыбнулась, потому что уже знала. Я говорю: «Что это такое?» Она отвечает: «Это батюшка».
Для меня это было уже много, это было потрясение. Конечно не то, что голова прошла, а что-то такое внутри происходило, что-то я почувствовала, что я меняюсь, но не могу понять, что это. Я тогда еще ничего не знала о том, что самое-то главное в старцах – это преображение человеческой души. И вдруг вот раз, я увидела человека, который посмотрел в мои глаза, и я почувствовала, что вот оно, Царствие Божие, вот оно, рядом. Я вдруг ощутила себя просто на его пороге. И поняла то, что я могу туда попасть. И это гораздо легче, чем я думала раньше. И не трудами какими-то, а именно верой, милостью Божьей.
До того я очень сильно уповала на свои усилия человеческие. И совершенно недооценивала именно Божью милость. И только тогда до меня дошел смысл слов: «Не жертвы хочу, но милости».
Единственное, что я запомнила – какой переворот произошел в моей душе. Я очень строго тогда судила себя, но и других. А вот с этого момента я вдруг поняла, что моя задача – миловать людей словом, взглядом, даже внутренним отношением, которого они и не узнают никогда. Именно миловать так, как милует меня Господь каждый день. Ведь я могла расшибиться об шоу-бизнес с моим-то максимализмом, правдолюбием. Я ведь и руки распускала, я ведь за правду-матку и в морду била, понимаете? И удивительно, когда я исповедалась одному монаху, я говорю: вы знаете, вот я руки распускала. И вдруг он меня огорошил тем, что сказал: а за правду? Я говорю: ну мне казалось тогда, что за правду, да. Он говорит: так, Николай Чудотворец в соборе заехал по богохульнику устам. Кстати, это был первый такой опыт интересный. То есть, наше представление о православии у большинства людей русских, оно далеко от православия, которым оно является на самом деле.
Так вот, когда в один из первых визитов к отцу Николаю я спросила: что же мне делать? Он сказал: пой в храме. Я говорю: а на сцене? Он говорит: пой. Я: так где же – в храме или на сцене? Он: пой, пой, пой. Он несколько раз сказал. Я говорю: а на эстраде? ОН: уйди от меня, не знаю, что это такое. Я больше не стала его искушать, но отец Валерий, они с женой стояли рядом, сказал: неужели ты не поняла? Он тебе просто сказал: пой там и там.
В другой раз я пришла, никого не было, удивительно. Вошла в калитку, был пустой дворик, и вдруг отец Николай открыл келью, вышел мне навстречу и сразу запел: до ре ми фа… И показал, что продолжай, пожалуйста, соль ля си до. Он меня погладил по щеке, и сказал: какая же ты у меня будешь певица! Ой, какая же ты у меня будешь певица! Я думаю: ничего себе: у меня уже все регалии, какие только можно. Куда еще? И только сейчас я понимаю, что он имел в виду, потому что сейчас я певица по его благословению, по его молитве. Конечно, по его великому ходатайству. И самое главное, что все, что ни происходит в нашей жизни, так или иначе все время каким-то образом касается или замыкается на отце Николае.
В следующий раз спросила о личном. Говорю: батюшка, я бы хотела жить в чистоте. Потому что я понимала, раз петь – то это явно не монастырь. А в принципе, очень хотелось, я уже была готова. Я не представляла себе вообще другого пути. Но сказала, что у меня единственное искушение, что я не родила в своей жизни ребенка, не воспитала, что я не выполнила свою функцию. Я чувствую, я не выполнила функцию свою. Он посмотрел и говорит: а у тебя не будет детей. Я так рыдала! И тогда он мне вынес икону Царской семьи, очень долго молился. Я не могу это передать. Я попала внутрь какого-то потока, какого-то состояния. Причем, не моего. Это, конечно, исходило от батюшки. Я была между ним и еще Кем-то, Кого, видимо, он просил. И это продолжалось долго, минут, наверное, 15 или 20. И вдруг он повернулся ко мне и сказал, с таким выражением лица, с такой любовью и болью: Господь сделает, как ты хочешь. И еще сказал: болезни не будет.
И действительно, когда я носила, родила, кормила, мы не чихнули с дочерью ни разу, хотя врачи пугали, что там проблемы, будет даун.
Однажды старец увидел у меня иконку маленькую, Ангела-Хранителя, которую мне подарил один человек – духовное чадо Митрополита Иоанна. Образ был у него в головах, когда владыка умирал. Это огромная святыня, конечно, для меня и для моей семьи.Так вот, увидев иконку, батюшка спросил: откуда у тебя эта святыня? Я прекрасно прочувствовала, поняла, что он знает, кому она принадлежала. И я сказала ему сразу: мне подарило его духовное чадо, не говоря, даже кого. Он говорит: храни. И всех благословил и дал приложиться к этой иконе, всех, кто стоял рядом. Это к слову о том, что такое старец и пророк. С ним не надо говорить лишних слов. И когда я сказала: батюшка, я хотела быть жить в чистоте, - он меня слегка ударил по щеке. Таким образом он обычно лечил, выгонял дурные помыслы или бесов. Он сказал: венчаться будешь.
Я стала жить, борясь уже с помыслом нежелания замуж. То, значит, я себя на монастырь уговаривала, уговорила, уже другого не видела для себя, и перспектива венчания для меня была очень не то, что нежелательной, но очень трудно переносимой. Я-то понимала уже к тому времени, что такое брак. Как сказала одна игуменья, это посложнее монастыря будет, если все правильно. Я прекрасно понимала, что с моим характером мне будет трудно нести послушание мужу.
После того, как батюшка объявил мне волю Божию о венчании, я стала молиться: Господи, Ты же видишь, что я не готова. Пожалуйста, приготовь меня к этому сам так, чтобы я это в сердце приняла, именно вместила всей душой и сердцем. И тут я, как тетка дурная, начала клянчить. Говорю: Господи, ну Ты же знаешь, что мне придется быть певицей опять, Ты же помнишь, как тяжело мне было найти приличные песни. Это же мука смертная. Из ста одна и ту надо переделывать. Пусть он будет композитором. Господи, Ты помнишь, как тяжело мне давались аранжировки, потому что то, что делают аранжировщики, мне не нравится. Пусть он будет аранжировщиком. Господи, Ты знаешь, какого я высокого мнения о себе, он должен быть международного уровня, потому что иначе мне будет трудно слушать его в творчестве. И еще, Господи, чтобы он был как минимум на два года старше меня. И чтобы он никогда не был женат. Вот вы верите? До последнего пункта. Это девушкам, кстати, на заметку, что иногда не грех помолиться-то.
С будущим мужем мы встретились в монастыре, до этого я его знала, и когда-то давно даже была влюбена. Я подошла к нему и говорю: здравствуйте, вы Алексей Белов? Он говорит: да, из «Парка Горького». А я говорю: я Ольга Кормухина, певица. Он говорит: как интересно! Мы пошли в ближайшую кафешку, стали пить кофе. Мы сразу поняли абсолютное родство душ, удивительное совершенно. И тут он сказал: моя самая большая мечта – это попасть к старцу Николаю Гурьянову.
Ему была воля Божия поехать именно со мной. Когда мы уже собирались к отцу Николаю, позвонила при нем прямо келейнице. Говорю: теть Нин, сбегай к отцу Николаю и спроси, благословит он привезти Алексея к нему. Она говорит: благословил. Я говорю: теть Нин, попроси у него погоды. Потому что мы наметили это где-то в сентябре, а там часто идут дожди в сентябре. А мне очень хотелось, чтобы у Лешки поездка была сказкой. А он подумал: какая наглость – просить у старца погоды. Он, дурачок, не знал, что я как лучше ему хотела. А потом мы знали, как батюшка реагирует на такие вопросы. Это же тоже свидетельство нашей детской веры. Понимаете? Просите, и дастся вам.
После встречи отец Николай благословил: идите, гуляйте. Вот мы гуляли пять дней по острову, и Лешка говорит: я все время чувствовал, что не просто так батюшка сказал. Ну и все приглядывался.
Причем, это было явное прямо вот какое-то наваждение, и мы это оба поняли. Мы не стали сопротивляться, я сказала: без благословения матери, Леш, нет. И он поехал к старцу, говорит: батюшка, что же мне делать, мама и так, и так – нет. А он говорит: а я благословляю. Вот так прямо сказал: а маму Господь вправит. Потом мы маму привезли, и было все чудесно. Сейчас прекрасно живем, любим друг друга. По батюшкиным молитвам, конечно, ну и трудиться надо над собой, над взаимоотношениями надо трудиться, это каждодневный труд. Лешка, он очень мудрый и у него есть дар любви.
Счастье – это знать волю Божью и ее исполнять. Вот я всеми руками и ногами подписываюсь под этими словами. Это, действительно, великое счастье. И скорби – это не несчастье, это дорога к счастью. И вообще, знаете, наша вера – это не школа, это не пансион для отличников, а это именно школа для двоечников, которые хотят исправиться. Вот если так к себе относиться, то все будет хорошо. Надо всегда помнить, что мы – двоечники, и отличниками на вряд ли станем, но нужно к этому стремиться. И смысл в жизни – именно в стремлении стать отличником. Потому что мы же видели такого отличника в лице отца Николая. Они есть.
Первая мысль, которую я поймала, когда встретила отца Николая, когда я впервые осознала, пропустила, вместила вот это явление – старец, вот это явление – пророк, духовник, первая мысль была: так это все правда. Вот оно, Евангелие. Это существует. Вот оно, видимое Евангелие. «И будете делать то, что я, и больше меня». Понимаете? Вот оно.
Рассказ Ольги Кормухиной об отце Николае – фрагменты ее интервью "Татьянину Дню", которое готовится к печати. Записала Пелагея Тюренкова.
