В Москве открылась фотовыставка Александра Лапина «Ускользающее время»
В ЦВЗ «Манеж» открылась выставка выдающего отечественного фотографа Александра Лапина «Ускользающее время». Лапин не только творил и делал красивые кадры — он пытался заглянуть внутрь фотографии, вывести законы построения изображения в кадре. Этим исследованиям он и посвятил свою жизнь.
Александр Лапин бился над вечными эстетическими вопросами: почему одна фотография — шедевр, а другая — сомнительное украшение бабушкиного альбома? Что общего у мини-портрета из паспорта, газетного снимка и произведения высокого фотоискусства? В какой момент фотограф перестаёт бездумно транслировать информацию и становится творцом, равным Тициану и Рафаэлю? Для Лапина каждая фотография — это чёрный квадрат, способный вобрать в себя все мыслимые и немыслимые интерпретации, сообщает Газета.ru.
Лапин был самоучкой, восторгался работами классиков — Анри Картье-Брессона, Юджина Смита и Андре Кертеша, искал лирику в повседневности — снимал обшарпанные стены, парочки, затерявшихся среди архитектурных нагромождений советских дворов, и освещённые солнцем лестницы.
Итогом поисков Лапина является уникальная книга «Фотография как...», ставшая бестселлером и пользующаяся популярностью и по сей день. В ней он анатомировал природу и психологию фотографии и заложил фундамент отечественной теории — вслед за американкой Сьюзен Зонтаг, автором фотографической библии «О фотографии».
Александр Лапин. Лодка. 1981
В ретроспективе «Ускользающее время» есть знаменитая серия «Поцелуи», портреты угрюмых советских обывателей, вполне узнаваемые декорации жизни 1980-90-х — всё то, что в своей книге он называл «пластическими драмами и комедиями».
Минималистичными снимками, на которых запечатлены испещрённые трещинами стены зданий, Лапин объясняет, почему художник и природа — соавторы. Хмурых стариков он рифмует со «Слепыми» Брейгеля, утверждая, что фотография может и должна конкурировать с картиной.
Такими снимками, как «Дом образцового содержания», он иллюстрирует свой «закон слабого сигнала» — едва ощутимое желание сфотографировать, например, бредущего по улице человека, которое ценнее бессильных плодов умозрительных размышлений о композиции кадра.
Александр Лапин. Казанский вокзал. 1982
В каждой фотографии Лапину мерещилась целая эстетическая система. И это ещё один постулат его теории, который аскетичная выставка в «Манеже» доказывает сполна: фотограф не тот, кто вовремя нажал на кнопку, а тот, кому хватило вкуса и ума оставить два-три удачных кадра.
Фотография, по мнению Лапина, должна быть уравновешенной и цельной, как онегинская строфа. Он не признавал эффектных визуальных жестов и экспериментов с формой. Впрочем, главным аргументом Лапина был его собственный стиль — в своих снимках лёгкость изложения он соединяет с математической точностью композиции.
На чёрно-белой фотографии «Велосипедисты», например, две фигуры разделяет тёмная дверь полинялого здания, которая зарифмована с несколькими чёрными окнами, — всё по закону перекрёстной рифмы.
Александр Лапин. Двор. 1980
Однако его лирические снимки, подчинённые диктату холодной логики, воспринимаются скорее рассудком, чем на уровне эмоций.
Теория Лапина противоречива и не всегда понятна с первого раза — поэтому он так боялся и отчаянно крушил профанов, не обременённых сложным мировоззрением, но берущихся изучать его книги. Однако именно он создал язык, с помощью которого сегодня можно говорить о фотографии, не прибегая к его западным заменителям.
При этом Лапин не был «неистовым Виссарионом» от теории фотографии — скорее уж Пушкиным, разбавляющим исполненные педагогическим пафосом пассажи строками: «Есть такое хорошее слово — «воспарить». Так вот, если сегодня фотограф… не знает этого слова и этого состояния, то он не фотограф».
Александр Лапин. Мальчик. 1981
В 1980-х Лапин организовал студию художественной фотографии в ДК МГУ и провёл первую молодёжную выставку. В 1987-м, правда, его оттуда триумфально уволили из-за выставки Игоря Мухина, снимавшего панков и хиппи. Через несколько лет Лапин вернулся в университет — читать лекции по фотожурналистике на журфаке, а позже создал собственную Школу Лапина для таких же, как он, интеллектуалов-искателей.
Выставка пройдёт до 9 мая 2014 года.
Лапин был самоучкой, восторгался работами классиков — Анри Картье-Брессона, Юджина Смита и Андре Кертеша, искал лирику в повседневности — снимал обшарпанные стены, парочки, затерявшихся среди архитектурных нагромождений советских дворов, и освещённые солнцем лестницы.
Итогом поисков Лапина является уникальная книга «Фотография как...», ставшая бестселлером и пользующаяся популярностью и по сей день. В ней он анатомировал природу и психологию фотографии и заложил фундамент отечественной теории — вслед за американкой Сьюзен Зонтаг, автором фотографической библии «О фотографии».
Александр Лапин. Лодка. 1981
В ретроспективе «Ускользающее время» есть знаменитая серия «Поцелуи», портреты угрюмых советских обывателей, вполне узнаваемые декорации жизни 1980-90-х — всё то, что в своей книге он называл «пластическими драмами и комедиями».
Минималистичными снимками, на которых запечатлены испещрённые трещинами стены зданий, Лапин объясняет, почему художник и природа — соавторы. Хмурых стариков он рифмует со «Слепыми» Брейгеля, утверждая, что фотография может и должна конкурировать с картиной.
Такими снимками, как «Дом образцового содержания», он иллюстрирует свой «закон слабого сигнала» — едва ощутимое желание сфотографировать, например, бредущего по улице человека, которое ценнее бессильных плодов умозрительных размышлений о композиции кадра.
Александр Лапин. Казанский вокзал. 1982
В каждой фотографии Лапину мерещилась целая эстетическая система. И это ещё один постулат его теории, который аскетичная выставка в «Манеже» доказывает сполна: фотограф не тот, кто вовремя нажал на кнопку, а тот, кому хватило вкуса и ума оставить два-три удачных кадра.
Фотография, по мнению Лапина, должна быть уравновешенной и цельной, как онегинская строфа. Он не признавал эффектных визуальных жестов и экспериментов с формой. Впрочем, главным аргументом Лапина был его собственный стиль — в своих снимках лёгкость изложения он соединяет с математической точностью композиции.
На чёрно-белой фотографии «Велосипедисты», например, две фигуры разделяет тёмная дверь полинялого здания, которая зарифмована с несколькими чёрными окнами, — всё по закону перекрёстной рифмы.
Александр Лапин. Двор. 1980
Однако его лирические снимки, подчинённые диктату холодной логики, воспринимаются скорее рассудком, чем на уровне эмоций.
Теория Лапина противоречива и не всегда понятна с первого раза — поэтому он так боялся и отчаянно крушил профанов, не обременённых сложным мировоззрением, но берущихся изучать его книги. Однако именно он создал язык, с помощью которого сегодня можно говорить о фотографии, не прибегая к его западным заменителям.
При этом Лапин не был «неистовым Виссарионом» от теории фотографии — скорее уж Пушкиным, разбавляющим исполненные педагогическим пафосом пассажи строками: «Есть такое хорошее слово — «воспарить». Так вот, если сегодня фотограф… не знает этого слова и этого состояния, то он не фотограф».
Александр Лапин. Мальчик. 1981
В 1980-х Лапин организовал студию художественной фотографии в ДК МГУ и провёл первую молодёжную выставку. В 1987-м, правда, его оттуда триумфально уволили из-за выставки Игоря Мухина, снимавшего панков и хиппи. Через несколько лет Лапин вернулся в университет — читать лекции по фотожурналистике на журфаке, а позже создал собственную Школу Лапина для таких же, как он, интеллектуалов-искателей.
Выставка пройдёт до 9 мая 2014 года.
Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале
.jpeg)
