Аполлон Григорьев: «Мне суждено печальный след оставить...»

7 октября 1864 года после цепочки злоключений оборвалась жизнь Аполлона Григорьева - блестящего поэта, литературного критика, мыслителя. Современники не оценили его при жизни, зато после смерти он со своей «непонятостью», как это часто бывает, стал даже чересчур популярен.
Имя Аполлона Григорьева прочно связано с почвеннической частью русской интеллигенции и, прежде всего, с Фёдором Михайловичем Достоевским - одним из немногих, кто понимал его при жизни. Но не критические статьи, не философские рассуждения, а стихи были и остаются его главным делом в русской литературе. Очень тонкая, по-настоящему раскрывшаяся лишь в последние годы жизни, его поэзия постоянно обращается к незримому идеалу в образе то божественно чистой женщины, то пылкой возлюбленной. Душевные метания Аполлона Григорьева сполна воплотились в его стихах, где, воплощая романтические заветы, забытые современниками, он, кроме того, пытается прорваться сквозь себя и сквозь свою жизнь к тому единственному, что даст ему покой: женщине, Мадонне или «подруге семиструнной». Григорьев с сокровенной печалью стремится к ней, но так её и не достигает.

Неслучайно о Григорьеве уже в XX веке вспомнил Александр Блок, автор «Стихов о Прекрасной даме».

                                   
"Гармонией святою вторгся в слух, потряс в душе седалище Ваала..."

 

 

ВОЗЗВАНИЕ

Восстань, о Боже! - не для них,
Рабов греха, жрецов кумира,
Но для отпадших и больных,
Томимых жаждой чад твоих, -
Восстань, восстань, Спаситель мира!
Искать тебя пошли они
Путем страдания и жажды...
Как ты, лима савахвани,
Они взывали не однажды,
И так же видели они
Твой дом, наполненный купцами,
И гордо встали - и одни
Вооружилися бичами...

1844


* * *

О, если правда то, что помыслов заветных

Возможен и вдали обмен с душой родной...

Скажи: ты слышала ль моих призывов тщетных

Безумный стон в ночи глухой?

 

Скажи: ты знала ли, какою скорбью лютой

Терзается душа разбитая моя,

Ты слышала ль во сне иль наяву минутой,

Как проклинал и плакал я?

 

Ты слышала ль порой рыданья, и упреки,

И зов по имени, далекий ангел мой?

И между строк для всех порой читала ль строки,

Незримо полные тобой?

 

И поняла ли ты, что жар и сила речи,

Что всякий в тех строках заветнейший порыв

И правда смелая - все нашей краткой встречи

Неумолкающий отзыв?

 

Скажи: ты слышала ль? Скажи: ты поняла ли?

Скажи - чтоб в жизнь души я верить мог вполне

И знал, что светишь ты из-за туманной дали

Звездой таинственною мне!

 

 1857

 

* * *

О, говори хоть ты со мной,
 Подруга семиструнная!
Душа полна такой тоской,
 А ночь такая лунная!

Вон там звезда одна горит
 Так ярко и мучительно,
Лучами сердце шевелит,
 Дразня его язвительно.

Чего от сердца нужно ей?
 Ведь знает без того она,
Что к ней тоскою долгих дней
 Вся жизнь моя прикована...

И сердце ведает мое,
 Отравою облитое,
Что я впивал в себя ее
 Дыханье ядовитое...

Я от зари и до зари
 Тоскую, мучусь, сетую...
Допой же мне - договори
 Ты песню недопетую.

Договори сестры твоей
 Все недомолвки странные...
Смотри: звезда горит ярчей...
 О, пой, моя желанная!

И до зари готов с тобой
 Вести беседу эту я...
Договори лишь мне, допой
 Ты песню недопетую!

1857

 

* * *

Я измучен, истерзан тоскою...
Но тебе, ангел мой, не скажу
Никогда, никогда, отчего я,
Как помешанный, днями брожу.

Есть минуты, что каждое слово
Мне отрава твое и что рад
Я отдать все, что есть дорогого,
За пожатье руки и за взгляд.

Есть минуты мучений и злобы,
Ночи стонов безумных таких,
Что, бог знает, не сделал чего бы,
Лишь упасть бы у ног у твоих.

Есть минуты, что я не умею
Скрыть безумия страсти своей...
О, молю тебя - будь холоднее,
И меня и себя пожалей!

1857

 

* * *

Благословение да будет над тобою,
Хранительный покров святых небесных сил,
Останься навсегда той чистою звездою,
Которой луч мне мрак душевный осветил.

А я сознал уже правдивость приговора,
Произнесенного карающей судьбой
Над бурной жизнию, не чуждою укора,-
Под правосудный меч склонился головой.

Разумен строгий суд, и вопли бесполезны,
Я стар, как грех, а ты, как радость, молода,
Я долго проходил все развращенья бездны,
А ты еще светла, и жизнь твоя чиста.

Суд рока праведный душа предузнавала,
Недаром встреч с тобой боялся я искать:
Я должен был бежать, бежать еще сначала,
Привычке вырасти болезненной не дать.

Но я любил тебя... Твоею чистотою
Из праха поднятый, с тобой был чист и свят,
Как только может быть с любимою сестрою
К бесстрастной нежности привыкший с детства брат.

Когда наедине со мною ты молчала,
Поняв глубокою, хоть детскою душой,
Какая страсть меня безумная терзала,
Я речь спокойную умел вести с тобой.

Душа твоя была мне вверенной святыней,
Благоговейно я хранить ее умел...
Другому вверено хранить ее отныне,
Благословен ему назначенный удел.

Благословение да будет над тобою,
Хранительный покров святых небесных сил,
Останься лишь всегда той чистою звездою,
Которой краткий свет мне душу озарил!

1857

 

К МАДОННЕ МУРИЛЬО В ПАРИЖЕ

Из тьмы греха, из глубины паденья
К тебе опять я простираю руки...
Мои грехи - плоды глубокой муки,
Безвыходной и ядовитой скуки,
Отчаянья, тоски без разделенья!

На высоте святыни недоступной
И в небе света взором утопая,
Не знаешь ты ни страсти мук преступной,
Наш грешный мир стопами попирая,
Ни мук борьбы, мир лучший созерцая.

Тебя несут на крыльях серафимы,
И каждый рад служить тебе подножьем.
Перед тобой, дыханьем чистым, Божьим
Склонился в умиленье мир незримый.

О, если б мог в той выси бесконечной,
Подобно им, перед тобой упасть я
И хоть с земной, но просветленной страстью
Во взор твой погружаться вечно, вечно.

О, если б мог взирать, хотя со страхом,
На свет, в котором вся ты утопаешь,
О, если б мог я быть хоть этим прахом,
Который ты стопами попираешь.

Но я брожу один во тьме безбрежной,
Во тьме тоски, и ропота, и гнева,
Во тьме вражды суровой и мятежной...
Прости же мне, моя Святая Дева,
Мои грехи - плод скорби безнадежной.

16 июля 1858 года

 

* * *

Страданий, страсти и сомнений
Мне суждено печальный след
Оставить там, где добрый гений
Доселе вписывал привет...

Стихия бурная, слепая,
Повиноваться я привык
Всему, что, грудь мою сжимая,
Невольно лезет на язык...

Язык мой - враг мой, враг издавна...
Но, к сожаленью, я готов,
Как христианин православный,
Всегда прощать моих врагов.
И смолкнет он по сей причине,
Всегда как колокол звуча,
Уж разве в «метеорском чине»
Иль под секирой палача...

Паду ли я в грозящей битве
Или с «запоя» кончу век,
Я вспомнить в девственной молитве
Молю, что был-де человек,
Который прямо, беззаветно
Порывам душу отдавал,
Боролся честно, долго, тщетно
И сгиб или усталый пал.

16 февраля 1858 года

 

* * *

И все же ты, далекий призрак мой,
В твоей бывалой, девственной святыне
Перед очами духа встал немой,
Карающий и гневно-скорбный ныне,

Когда я труд заветный кончил свой.
Ты молнией сверкнул в глухой пустыне
Больной души... Ты чистою струей
Протек внезапно по сердечной тине,

Гармонией святою вторгся в слух,
Потряс в душе седалище Ваала -
И все, на что насильно был я глух,

По ржавым струнам сердца пробежало
И унеслось - «куда мой падший дух
Не досягнет» - в обитель идеала.

26 июля 1864 года

 

Подборку составила Екатерина Морозова

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале