Читалка историка Аркадия Тарасова: Россия от Средневековья до «лихих девяностых»

Аркадий Тарасов. Фото: Taday.ru

Я читаю по-разному: и дома в кресле под лампой, и в метро с телефона, и на длинных заседаниях с ноутбука. Но больше люблю традиционный книжный формат, нежели электронный. В случае литературного «запоя», если так увлечёшься книжкой, что бросаешь всё, с удовольствием читаю дома в бумажном варианте, а потом, когда всё-таки надо сорваться по делам, ― с телефона в дороге.

Бывает, что читаю несколько художественных произведений одновременно. Раньше я за собой такого не замечал. Вероятно, это следствие «деформации», связанной с обработкой больших объемов информации, которая рассеяна по многочисленным статьям и монографиям. Как правило, когда работаешь над научным проектом, читаешь много, подряд, потому что постоянно надо сравнивать, уточнять, искать новые сведения. Видимо, эта особенность работы со специальной литературой сказывается и на чтении художественной, особенно когда появляется возможность глубже в нее погрузиться. Если книжка интересная, прочитаешь биографию автора, выйдешь на смежные сюжеты. Выяснится, что, например, писатель, которого ты читаешь, одновременно с другим получил премию, и становится любопытно: что же объединяет эти книги? Начинаешь читать вторую, сравниваешь. Или так: книга не «цепляет», ищешь что-то более интересное, однако предыдущую бросать не хочется, и получается параллельное чтение. Но на самом деле это от лукавого ― приводит к рассеянию мысли. Читать надо сосредоточенно, последовательно.

Выбор книги почти никогда не бывает случайным ― зашел в книжный, увидел, прочитал аннотацию: «О! Дай-ка куплю!» Обычно есть какой-то повод. Однажды был такой случай. Меня пригласили на радиопередачу, ведущим которой был Петр Алешковский. Я о нем ничего не знал. Перед передачей мы разговорились. Оказалось, что он выпускник нашего факультета, кафедры археологии, сын знаменитого историка Марка Алешковского, тоже писатель, недавно выпустивший книгу, которая стала победителем премии «Русский Букер». Это личное знакомство с человеком, оказавшимся писателем, сподвигло меня познакомиться с его романом «Крепость».

Очень редко перечитываю «художку», почти никогда. Раньше, еще в школьные и ранние студенческие годы, делал это довольно часто. Но, как говорит один мой знакомый, «жизнь так коротка, а я еще так мало успел». Так много всего в литературе и так хочется познакомиться с чем-то еще, что возвращаться к прочитанному не считаешь нужным.

Не читаю «легкую литературу» ― детективы, бульварные романы… Такое бывает, когда совсем нечего делать или читать, и даже с каким- то исследовательским интересом: «Что бы это такое могло быть?» Но происходит это крайне редко, несистемно.

Евгений Водолазкин, «Лавр», «Авиатор»

Я давно знал Водолазкина как ученого-филолога, был знаком с его научными работами. И потом оказался под большим впечатлением от его первого романа «Лавр», прогремевшего несколько лет назад. Книжка очень приглянулась. Мне показался выверенным подход автора к осмыслению и освещению древнерусского прошлого. Многие наши исторические книги, посвященные Древней Руси, зачастую уходят в попытку передать нюансы быта и пестрят вышедшими из употребления терминами, но при этом не передают дух эпохи и миросозерцание, свойственное людям того времени. А вот книга Водолазкина именно этой передачей меня и привлекла. XV век мне очень близок, я занимаюсь им как историк, и осмысление столетия глазами современника (во всяком случае, как мы его себе представляем) мне в романе «Лавр» понравилось.

К «Авиатору» я подходил уже как к произведению писателя, творчество которого мне интересно. И хотя почти проглотил эту книгу, она мне скорее не понравилась. Не хочу говорить «неудачная», поскольку это оценочное слово, а я не профессиональный критик. Сюжет посвящен тому, что герой ― жертва эксперимента на Соловецких островах по погружению человека в анабиоз ― оказывается «воскрешен». Он был единственным, кого смогли вывести из «заморозки». Этот человек живет между двумя мирами: воспоминаниями о Петербурге начала ХХ века и реальной жизнью 90-х годов.

Все это, безусловно, проникнуто любовью к прошлому, питерской эстетикой. Но мне очень важно правдоподобие, когда я могу сказать: «Верю!» «Авиатору» я не всегда могу поверить. И дело совершенно не в фантастическом сюжете. Дело именно в реакциях, в поведении героя, которого держат на плаву воспоминания о его возлюбленной, оказавшейся, когда его вывели из заморозки, глубокой старухой, почти утратившей рассудок. То, как ярко и ясно автор передаёт воспоминания и чувства героя, разительно меркнет при описании встречи с героиней. Казалось бы, здесь простор для тонкого анализа, глубокого погружения во внутренний мир персонажей, но вместо этого ― блёклая, неестественная картина. И чем дальше, тем таких неестественных поворотов всё больше, а с ними уменьшается степень доверия и сопереживания.

Лев Данилкин, «Ленин. Пантократор солнечных пылинок»

На мой взгляд, это отличный пример научно-популярного творчества, хотя сам Лев Данилкин ― не историк. Именно такие произведения, даже вышедшие из-под пера непрофессионала, могут сподвигнуть людей, интересующихся историей, к более глубокому ее изучению, а тех, кто не интересуется, ― заинтересовать.

Казалось бы, что можно нового найти в биографии Ленина и как по-новому к ней подойти? Но автор не испугался. Перелопатив огромное количество материала, он пытается реконструировать жизнь, поведение, мировоззрение героя, в том числе обращая внимание на сюжеты, которые либо ускользали от внимания в традиционной биографии, потому что считались несущественными, вторичными, либо освещались через призму «канона».

Книжка начинается не с ожидаемого «Владимир Ильич Ленин родился в 1870 году в семье…» Она открывается загадкой, которую исследователи до сих пор не разрешили, ― «Письмом тотемами», посланием-картинкой, которое юный Володя Ульянов написал своему другу. Это задает тон книге. Ильич ― фигура масштабная, с огромным разбросом мнений и эмоциональных оценок. А здесь сразу неожиданный заход, попытка не анализа, а именно представления, показа, что маленький Ленин не только с кудрявой головой в валенках по мостовой бегал, а был склонен к неожиданному творчеству.

Дальше автор подробно разбирает ключевые и не только эпизоды личной и общественной жизни Ленина. Это делается без натяжек, без красного словца ради хохмы или сенсации. Перед нами скорее попытка увидеть за традиционными сюжетами нетрадиционное прочтение. И оно вполне укладывается в рамки общего понимания жизни вождя мировой революции, которое в книжке, безусловно, представлено.

Аркадий Гайдар, «Судьба барабанщика»

Хотя я, как уже сказал, редко перечитываю художественные книги, недавно решил вспомнить творчество любимого писателя детства и окунулся в мир гайдаровских книг. Впечатления своеобразные, поскольку теперь смотрю глазами не только повзрослевшего человека, но и историка. То, что для меня было неочевидным в детстве, сейчас представилось в контексте культуры и эпохи. Например, читая «Судьбу барабанщика», я воспринимал ее как повесть о смелом самостоятельном мальчике, может быть, даже завидовал его приключениям. А сейчас понимаю, что «Судьба» написана в то время, когда страна искала врагов народа, люди были уверены, что из каждой подворотни глядит вражеский шпион, и партия требовала ни на минуту не ослаблять революционную бдительность в условиях усиления классовой борьбы. Основной конфликт, заложенный в произведении, связан именно с этим: книга заканчивается разоблачением диверсантов. А главный герой и его отец встают на путь исправления.

Алексей Иванов, «Золото бунта, или вниз по реке теснин»

Иванов, как и Водолазкин, в свое время меня увлек своим романом «Сердце Пармы». То же самое XV столетие, Пермь великая, ее присоединение к русскому государству. Также нетрадиционный художественно-исторический роман ― нетрадиционный в том смысле, что для автора важно не столько создать формальный образ-реконструкцию, но показать дух эпохи глазами живущих в ней людей. Особенно интересны произведения Иванова и Водолазкина с точки зрения религиозности, которая оказывала огромное влияние на современников и была для них основной частью жизни.

«Золото бунта» ― роман, посвященный другой эпохе, концу XVIII столетия. События происходят на реке Чусовой. Согласен с одним из исследователей творчества Иванова: почти невозможно допустить, если не знать заранее, что «Сердце Пармы» и «Золото бунта» написаны одним человека. Это, безусловно, говорит об авторском таланте, о возможностях интерпретации материала. В центре «Золота бунта» ― повествование о сыне сплавщика. Его отец, как все полагают, украл пугачевское золото, инсценировав гибель. Сын пытается разобраться, что произошло на самом деле, и восстановить доброе имя отца, который некогда считался лучшим сплавщиком на Чусовой. Книга, безусловно, написана со знанием дела, но кажется слишком тяжеловесной: автор явно переигрывает со стилизацией.

Сейчас этот роман у меня в несколько замороженном состоянии, я его не дочитал. Но вообще к современной художественной литературе отношусь положительно, и говорить о том, что она плохая и неправильная, у меня нет оснований. Плохо, когда литературы нет, а когда есть, хорошо. Тем более ― настолько разнообразная.

Подготовила Лилия Акбашева