Читалка математика Александра Хелемского: Пушкин и Шекспир, Толкин и Ло Гуаньчжун, Скотт и Черчилль

Фото: Mathnet.ru

Литература помогает оставаться человеком. В математике вы кладете всю жизнь на изучение, например, алгебраической геометрии, где у вас вырабатывается свой менталитет. Но может ли математик больше ничем не заниматься? Вряд ли. Как правило, хорошие математики знают еще что-то другое. Кто-то знает историю, как я, кто-то знает литературу гораздо лучше, чем я, кто-то знает музыку, кто-то занимается тем, что называется finearts, некоторые почти профессионально занимаются спортом. Чтобы математик не попал в психушку, он должен иметь ещё какие-нибудь интересы.

Александр Пушкин, «Евгений Онегин»; Вильям Шекспир, исторические хроники; Николай Гоголь, «Мёртвые души»

«Евгений Онегин» тем специфичен, что его нужно прочитать как минимум три раза: один раз — в ранней юности, другой раз — лет под сорок, третий — в старости. И каждый раз вы найдете совершенно новые для себя вещи, которые раньше были, как говорят математики, вам перпендикулярны, а теперь оказались очень даже кстати.

Ещё мой любимый с самого детства писатель — Шекспир. Когда я был маленький, над моей кроваткой висела полка с книгами, где было шесть томов Пушкина и пять томов Шекспира, и я думал, что есть только два писателя. Я, конечно, прочитал все, что он за много лет написал, включая приписываемые ему вещи. Как ни странно, больше всего я люблю не классические трагедии, такие, как «Гамлет», «Макбет», а исторические хроники. Моя любимая — это «Король Генрих VI», ее я перечитываю время от времени.

С «Мёртвыми душами» у меня такие отношения: не то что бы я перечитывал ее по нескольку раз, но, находясь дома, вдруг мне хочется открыть ее на какой-нибудь странице, потому что язык изумительный. Я открываю, читаю два абзаца, на душе становится как-то радостно, и я закрываю.

Проза Михаила Булгакова, стихи Анны Ахматовой

В русском XX веке есть много других писателей: Цветаева, Пастернак и так далее. Кому-то они больше нравятся, но мне ближе всего эти две фигуры. Если стихи, то это Ахматова, а не Цветаева — у меня она вызывает больше эмоций.

Владимир Сорокин, «День опричника», «Сахарный Кремль»

Я не хочу сказать, что сейчас все измельчало, но как-то меньше стало значительных писателей. Я читаю Владимира Сорокина. Мне не нравится «Голубое сало» и подобные вещи. Я с удовольствием прочитал «День опричника» и «Сахарный Кремль». В «Дне опричника» много мата, но давайте считать, что это перпендикулярно тому, хорошая эта книга или нет. Русский язык, который сейчас есть, к сожалению, без этого не может. Из песни слов не выкинешь, как говорится, — вот Сорокин и не выкидывает. Очень интересно, как он представляет себе наше будущее. Можно с ним соглашаться или нет.

Данте, «Божественная комедия»

Мой любимый писатель — Данте. Его я перечитывал много раз. «Божественную комедию», разумеется, тоже. Дантовский «Ад»должен быть перечитан весь, и то место в начале «Чистилища», где Манфред произносит: «Пока хоть листик у надежды бьётся». Дальше уже менее интересно. С другой стороны, у Данте есть «Новая жизнь», где Беатриче посвящены замечательные стихи: «И высшую ей власть Господь даёт, кто раз ей внял, — в злодействе не умрет»; важны эти представления о времени с культом поклонения женщине, который, к сожалению, сейчас безвозвратно исчез.

Исторические романы и фэнтези

Я очень люблю исторические романы и не чужд фэнтези. Один из самых любимых — роман китайского писателя XIV века Ло Гуаньчжуна «Троецарствие». Это произведение о борьбе трёх царств в Китае в середине III в. нашей эры. Я его раз шесть перечитывал. Изумительная книга, в которой есть много вещей, составивших основной круг проблем в литературе последующих эпох. Например, противостояние человека просто талантливого и гения. Там есть Чжугэ Лян и Чжоу Юй — это как у Пушкина Моцарт и Сальери. Человек просто талантливый, Чжоу Юй, встречает человека гениального, Чжугэ Ляна. Поскольку Чжоу Юй умен, талантлив и сразу видит, насколько Чжугэ Лян выше его, он не может не преисполниться черной завистью. И последние слова, которые произносит Чжоу Юй, умирая: «О небо, почему ты послало меня в этот мир вместе с Чжугэ Ляном». Там есть о том, что с хорошим, здравомыслящим человеком делает власть; это история Лю Бэя, будущего царя первого царства Шу. Очень интересна история самого Чжугэ Ляна. Знаете, ведь есть люди, которые пытаются сражаться с противостоящей им судьбой — таков и Чжугэ Лян.

Я познакомился с этой книгой случайно. Мой сосед Лев Залманович Эйдлин, китаист и переводчик, жил этажом выше, дружил с моим отцом. Как-то раз он приносит эту книжку и говорит отцу: «Вот, Яша, дарю тебе эту книжку, замечательная книжка, и пусть Саша (я был тогда в 10 классе), тоже сунет свой нос». Вот я и сунул свой нос, а высунуть оказалось очень трудно.

Есть люди, которые говорят: «Это фэнтези, а я не люблю фэнтези». Это странное заявление: в любом жанре есть вершина, а есть посредственные вещи. Мой любимый писатель — Джон Толкин, но его нужно читать по-английски. Надо знать реалии раннего средневекового мира, о котором он пишет. Русские переводы очень слабые. По глубине «Властелин колец» удивительный роман, по философской наполненности: например, что такое бесплодная победа сил добра над силами зла. Другую его книгу,«Сильмариллион»,где рассказана ранняя история Средиземья, я тоже читаю с большим удовольствием.

Еще «История англоязычных народов» Уинстона Черчилля. Когда Черчилль не делал историю, он ее писал и делал это здорово, просто зачитываешься. «Историю англоязычных народов» я перечитывал несколько раз, потому что не понимаешь, где собственно история, а где замечательное художественное произведение. Но лучше опять же читать по-английски, пусть и со словарем.

Альфред Дагген — автор замечательных, на мой взгляд, исторических романов об английском раннем средневековье. 

И, конечно же, Вальтер Скотт: он и для детей, и для взрослых. Недавно мне захотелось открыть «Айвенго», и, как писал Высоцкий про уголовный кодекс,«не могу, читаю до конца».

О счастливых случайностях

В жизни у меня было много счастливых случайностей с литературой. Представьте себе, я занимался обменом квартир. Пришел к сменщику — он был писателем, и вижу, у него на полочке стоит четыре книги. Говорю: «Давайте меняться: я вам набоковский "Квартет", а вы мне Черчилля». Он с большой охотой согласился. Я принес домой— и уже не смог оторваться.

Подготовила Светлана Мамонова