«ЧИПСОТ» как способ «возгонки реальности» в современном театре

Фото: Praktikatheatre.ru

Кстати, порядок частей не является смыслообразующим: в «Практике» пьесы произвольно меняют местами относительно антракта. Однако сказать, что они равноценны, нельзя: написанный первым «Человек из Подольска» несколько проще. В центре обеих пьес — обыватель, «парень лет тридцати» (описание, общее для человека из Подольска и программиста Серёжи), взаимодействующий с некими «исполнителями» (полицейскими, выполняющими план, или курьерами, доставляющими посылку). Отличает «исполнителей» неформальный подход к работе: полицейские помогают человеку из Подольска «развивать мыслительные способности, гибкость ума», курьеры играют с Сергеем в «города» и спорят о существовании высшего разума. Обе пьесы заканчиваются неким «просветлением», пересмотром ценностей, эмоциональной перезагрузкой. Однако в «Серёже» дополнительный смысл привносится другим персонажем — Серёжина жена Маша одновременно выражает заботу и недовольство («Серёжа, ну ты совсем тупой, да? Ты не слышишь, что я тебе говорю?!»). Она и не против Серёжи, но и не на его стороне.

Фото: Praktikatheatre.ru

А ещё в пьесе про Серёжу есть настоящая тайна — в посылке, доставленной курьерами, что-то «шевелится! Там что-то живое! Кто-то живой! Шебуршится там!». «На, послушай!». Эта деталь меня позабавила, напомнив о рассказе Драгунского «Он живой и светится». Только Драгунский пишет о ценности того, кто живой и светится, а Серёжа по совету жены отправляет «живое» в помойку.

«Возгонкой реальности» называет творчество Данилова критик Ирина Роднянская. Это преобразование весомого, инертного материала в воздухоподобную субстанцию, изъятие отягощающих элементов, невыносимая лёгкость бытия. Что интересует автора? «То, как человек воспринимает окружающую его реальность, что в ней замечает или не замечает, стереотипы восприятия» — так обозначает автор в интервью направления своей работы. Метод «возгонки» — «конечно, насилие, <…> в пьесе происходит тяжелое психологическое насилие над человеком». Пьесы Данилова — это способ отпустить, поиграть с собой в «города», сделать зарядку для ума под строгим контролем полицейских при исполнении.

Фото: Praktikatheatre.ru

Тексты пьес находятся в открытом доступе. Советую их именно читать (возможно, предварительно посмотрев в театре), и вот почему: мысль автора не преломляется мыслью постановщика — в текстовом формате можно обратить внимание на места, где «может быть использовано более экспрессивное слово, на усмотрение постановщика. Можно также вовсе исключить это слово из монолога». Герои Данилова парадоксальны. Стоит немного «переиграть», и в них уже не веришь, «недоиграть» — утрачивается индивидуальность, идентичность.

Герой в драматургии формируется через слово и действие. Пока он не заговорит, не сделает первый жест, зритель ничего о нём не знает, тем более, что «новая драма» (течение в современной российской драматургии, связанное с именами Ивана Вырыпаева, Василия Сигарева, Евгения Гришковца и других авторов; не путать с «новой драмой» рубежа XIX—XX веков, связанной с именами Генрика Ибсена, Августа Стриндберга, Антона Чехова, Герхарта Гауптмана, Мориса Метерлинка и Бернарда Шоу — «ТД») скупа на экспозиции, описания костюмов, интерьеров.

Фото: Praktikatheatre.ru

Почему «новая драма»? Во-первых, классическая русская литературная драматургия в какой-то мере более милосердна к читателю. Введение читателя/зрителя в контекст происходящего — одна из её первоочередных задач. Вот начало чеховского «Вишнёвого сада»: «Комната, которая до сих пор называется детскою. <…> Уже май, цветут вишневые деревья, но в саду холодно». Это поэзия. «Епиходов с букетом <…> в пиджаке и в ярко вычищенных сапогах» — это портрет. Картина. А пьесы Данилова — это экшн (action — действие), нечто близкое перфомативной акции.

Отсюда следует «во-вторых»: «ЧИПСОТ» не требуют обилия реквизита, сами по себе «барочны» (с итальянского barocco — «странный», «склонный к излишествам», «причудливый»): причудливы, избыточны, подчёркнуто литературны диалоги персонажей: «Наш мытищинский узник совести дело говорит. <…> Необычные движения и произнесение трудных звукосочетаний способствуют образованию новых нейронных связей». И, наконец, в центре повествования у Данилова не событие, не столкновение интересов, а некий апгрейд (пусть и насильственный) личности обывателя.