Класс строгого режима. История девочки-кадета

День сурка

«Один день моей жизни». Так называлось сочинение, которое мне, как будущей журналистке, задали написать на курсах подготовки к дополнительному вступительному испытанию в МГУ. Я задумалась. Какой же он был, мой типичный день? Так получилось, что недавно я была в заключении на «строгом режиме», но благодаря коронавирусу мне удалось выйти досрочно, отбыв три года вместо четырех.

Извините, если испугала тюремным сленгом, — к месту моего пребывания он относился косвенно. Там, где я жила, нас учили ловить преступников: это был кадетский корпус одной силовой структуры. Расскажу про обычный день из жизни обычной девочки-кадета. Сделать это очень просто, так как каждый наш день был похож на предыдущий. 

Любое уважающее себя силовое ведомство в Российской Федерации должно иметь свой кадетский корпус, где, как в инкубаторе, взращивают будущие кадры. Но даже среди равных наше учебное заведение особенно славится. Например, тем, что у нас учатся не только мальчики, но и девочки. Для того, чтобы поступить, нужно было сдать пять экзаменов: русский язык, математику, английский, физкультуру и пройти психологическое тестирование. На последнем проверяли стрессоустойчивость и готовность к будущей профессии — на этом испытании отсеивали проще всего. Одну девочку довели до слез, сказав, что она может быть «шпионкой», так как раньше училась в другом похожем заведении.

Во время прохождения испытаний нас поделили на группы по 10-11 человек, взяли из каждой не больше одного-двух.

Физру многие сдали плохо. С нас потребовали уложиться в нормы ГТО по высшему разряду. Я едва смогла получить удовлетворительную оценку. «Настоящий следователь должен быть спецназовцем: уметь бегать, прыгать, стрелять из любых видов оружия и при этом логически мыслить», — учили нас потом на уроках строевой подготовки. Правда, среднестатистические следователи, которые приходили к нам в корпус, мало напоминали накачанных Рембо. Обычно у них был лишний вес и очки. Но ведь из нас готовили образец!

Мне повезло с английским, я сдала на пять. А для того, чтобы написать диктант и контрольную по математике, пришлось заниматься с репетиторами полгода.

В тот год конкурс для девочек был двенадцать человек на место. Девочек брали мало — не потому что они слабее мальчишек, просто кроватей и комнат на всех не хватало. Мы располагались по шесть человек в одной спальне.

Кровати мы не выбирали: места были заранее определены. Особенно не повезло тому, кого помещали около форточки. Оттуда постоянно дуло, но жаловаться было бесполезно. Койко-место все равно надо заполнить — если не ты, то кто?

Кровати разделялись тумбочками. Каждый вечер перед сном мы тайно передвигали кровати, чтобы получить больше пространства для себя. На шестерых причитался только один комод с тремя ящиками. Каждый ящик мы делили на двоих, приклеивая на свою половину бирку с фамилией.

Маркировали и одежду, чтобы кто-то случайно не перепутал. Как-то в восьмом классе у одной девочки пропали казенные шорты. Ее мама подняла шум на весь родительский чат, моя мама ей очень сочувствовала и возмущалась нравами подростков, и только я недоумевала, каким образом за один день мне удалось похудеть на два размера. Вскоре это недоразумение объяснилось: чужие шорты случайно примерила я. Тем не менее, мы остались с этой девочкой злейшими врагами на всю кадетскую жизнь. Она даже перешла в другой класс. Но это ничего — «незаменимых у нас нет». Как только одна из девочек уходила, руководство тут же звонило тем, кто не поступил, и уже на следующий день комод заполнялся вещами новенькой.

В нашем классе училось шестеро девочек. 

Первая — отлично пела, была звездой на всех смотрах самодеятельности, пару раз порывалась уйти, но ей не разрешила мама.

Вторая — умница и отличница, может быть, умнее всех в корпусе.

С третьей нас объединяла любовь к косметике и моде. 

Четвертая — из глубинки. Для нее учеба в корпусе была единственной возможностью остаться в Москве, вырваться в большой мир и построить карьеру. Поступая, она еще не знала, что выпускников отправляют туда, откуда они прибыли: Москва — не резиновая.

Пятая — наш командир. Мы заключили негласный договор: она меня не трогает, и я ее тоже.

Шестая — это я. 

День сурка продолжается

Кроме девочек, в нашем классе было 23 мальчика, а всего три класса на параллель: «А», «Б» и «В». У каждого класса был свой взводный, то есть классный руководитель, проводивший с нами примерно 12 часов в день. На параллель приходился общий ротный. Больше всего внимания он уделял нам в субботу, проводя бесконечные воспитательные беседы вместо того, чтобы отпустить поскорее домой.

Мы жили бок о бок 24 часа в сутки семь дней в неделю. При хорошем поведении шесть дней учились, а в субботу поздно вечером тех, кто не получил троек, выпускали на волю.

Мы все оказались вместе случайно, но если обычные школьники после уроков возвращаются домой и дальше общаются с кем захотят, то у нас не было другого выхода.

«То, что вы идете домой, — ваше поощрение, а не право», — твердили командиры.

Первое время мне казалось, что я попала в какую-то временную петлю и проживаю один и тот же день бесконечное множество раз.

Подъем в 6:28. Воспитатели полагали, что мы способны за две минуты (ровно до 6:30) одеться, открыть окна, отстоять очередь в туалет и быть готовыми к зарядке. Увлекательная зарядка на улице шла под пионерские песни, которые буквально за пару недель мы вызубрили наизусть. К слову, если кадет был освобожден от физической подготовки, он тоже не сидел без дела. Ему была уготована другая судьба — выгонять веником воду из луж в дождь, или красить деревья в белый цвет перед первым снегом, или мыть тряпочкой огромную трибуну для почетных гостей, или убирать с клумбы лепестки, опавшие с цветов. Нет, это не армейские байки времен позднего застоя, а наша жизнь.

После зарядки у нас оставалось 20 минут привести себя и свое спальное место в порядок, потом мы строились для утренней поверки и спускались на завтрак. Он длился полчаса. Основу уникального меню кадет составляли главные диетологи страны: по утрам каши, в обед — первое, второе и компот, на ужин — салат и бутерброд с маслом. Масло кадеты любили комбинировать со всем, что попадалось под руку: колбаса шла с сахаром и с маслом, селедка — с маслом и огурцами, блинчики — с маслом, мясом и повидлом.

Видели бы нас в тот момент, сытых и довольных, ведущие диетологи!

— А если мой ребенок вегетарианец? — поинтересовался кто-то из мам на «Дне открытых дверей».

— Тогда нам с вами не по пути! 

Каждый день после завтрака мы стояли на плацу и воспитывали терпение: выстоять 30 минут под пристальным взглядом командира мог не каждый. Дальше шли самые обычные уроки, не считая того, что за каждым уроком наблюдали из камер, установленных во всех уголках корпуса. Их не было только в туалете. 

Самое непредсказуемое времяпрепровождение — это сампо, то есть «самоподготовка». Непредсказуема она была потому, что мы не знали, с каким настроением придет наш взводный, и хоть спектр его душевного состояния оказался небольшим (плохое и очень плохое), это все равно была рулетка. Зато исход самоподготовки каждый знал наперед: за четыре часа даже самое сносное расположение духа взводного становилось просто ужасным. 

— Если что не нравится, документы в руки и на Таганку! — любил повторять он.

Таганка — это не известная по песне тюрьма, а мифический кадетский корпус, где разрешалось всем и все.

Время после ужина было лучшим моментом дня. Ведь если мы не совсем испортили настроение классного руководителя, нам на целых десять минут выдавали из сейфа телефоны, чтобы мы могли поговорить с родителями. Думаете, я тут же лезла в соцсети? Кнопочный телефон не давал такой возможности, а разрешалось держать только их. Если кто-то приносил модель десятилетней давности, но с камерой, то ее заставляли заклеить и проверяли металлоискателем, чтобы никто не спрятал на себе второй аппарат. Все это — для того, чтобы никто из учащихся не мог слить информацию на волю. 

Как-то один мальчик разместил на Ютубе видео, как он танцует. Ничего особенного, но ролик стал вирусным, его посмотрели миллионы... А мальчик, на свою беду, был в кадетской форме, поэтому посчитали, что он посрамил честь мундира. В другой раз две девочки вели трансляцию из своей комнаты. Их долго ругали и едва не выгнали.

Нас заставляли выдавать свои страницы во «ВКонтакте», чтобы отслеживать, не выходим ли мы в интернет в неположенное время, не выкладываем ли фотографии в неподобающем кадету виде — например, на дне рождения с подозрительным бокалом вишневого сока в руке. Поэтому многие заводили вторые аккаунты с выдуманными именами и лицами. Девочки становились мальчиками, а мальчики девочками. Для разоблачения скрытых кадетских пороков в интернете был отведен специальный сотрудник, у которого в кабинете стоял огромный монитор.

Вместо того, чтобы воспитывать в нас честность, смелость и благородство, нас учили изворачиваться: говорить и делать не то, что думаем, а то, что от нас хотят услышать. Если бы вы знали, на какие ухищрения приходилось идти, чтобы спрятать второй телефон! Где, рассказывать не буду, потому что в корпусе остались мои одноклассники. Все это не было обманом: мы были детьми и хотели нормального отношения к себе. Но когда наш взводный считал, что мы наказаны, даже кнопочные телефоны не выдавали неделю, и мы оставались вообще без связи. Даже узнать, что происходит за воротами корпуса, становилось проблематично, если бы не программа «Время», которую заставляли смотреть в обязательном порядке. Некоторые убегали с нее под предлогом, что болит живот, — чтобы тайком принять душ вне очереди. 

Ночь часто прерывалась учебной «пожарной тревогой»: для того, чтобы научить нас спасать себя, всех выгоняли на улицу в любое время года — заспанных, в пижамах. Когда это произошло в первый раз, в марте после пожара в «Зимней вишне», я свалилась с температурой 39͒ С. И вспоминала, как в первую осень здесь меня с одноклассницей послали убирать желтые листья, которые все падали и падали. Какая-то мама, проходя мимо, посмотрела на нас из-за забора и строго сказала ребенку: «Будешь плохо себя вести — сдам в детский дом». Одноклассницу вскоре забрали родители.

Зачем же я вообще сюда пошла? Как у большинства одноклассников, это не был мой выбор. Так захотели родители. Чтобы мной гордился дедушка-полковник, поймавший миллион преступников и расследовавший миллион преступлений. Потому что за мной присмотрят и я получу отличное образование. Потому что обычные средние школы не дают таких знаний и умений, как здесь. Потому что я буду находиться на почти полном государственном обеспечении. А еще, чтобы хвастаться всем вокруг, что их дочь — кадет, у нее медали на груди за парады, она посещает кадетские балы и вообще особенная.

Взрослые не понимали, что мне нужно совсем другое. Да что говорить: до кадетского корпуса я и сама этого не понимала. 

Понедельники взять и отменить

Понедельник — время обещаний, что начнешь правильно питаться, хорошо учиться, бегать по утрам. А в кадетском корпусе — это время подсчетов, сколько еще недель осталось до «дембеля» (конца 11 класса). И время поднятия государственного флага.

Каждый понедельник выбирались трое кадет, которым предстояла нелегкая задача: поднять флаги — Российской Федерации, нашего силового ведомства и города-героя Москвы, пока остальные кадеты исполняют гимн России. Может показаться, что поднять флаг проще простого, но не тут-то было. Флаг следует поднимать не слишком быстро, пока гимн еще звучит, но и не слишком медленно, до того, как он закончится. Были случаи, когда зимой девочки физически не могли его поднять: варежки сковывали движения рук и прилипали к ледяной веревке, а сильные порывы ветра и холод добивали эти попытки. 

Но даже если кадету удавалась эта задача, он не мог радостно возвращаться на место. Директора корпуса и его многочисленных заместителей, которые не пропускали ни один понедельник, могло не устроить качество исполнения гимна, который в момент поднятия флага пели остальные кадеты. Однажды руководство было особенно недовольно, и в течение следующих шести дней нам приходилось горланить гимн, как будто все наши дни были понедельниками. Даже кадетское училище, расположенное рядом, начало сомневаться: знаем ли мы, что существуют еще вторник, среда, четверг, пятница и суббота...

Несмотря на правильное меню, любому хотелось не паровой котлеты с пюре, а самой обычной шоколадки. Мы находились в постоянном стрессе и мечтали о сладком и вредном! Картошка-фри, гамбургер, шоколадный батончик... Анорексия? Поверьте, девочки-кадетки о ней не слышали: потягайте металлические блины весом в 15 килограммов на уроках физкультуры, побегайте наравне с мальчиками военизированные кроссы в противогазах и с рюкзаками за плечами, и идея посидеть на диете не придет вам в голову.

С увольнения — так назывался период с вечера субботы по вечер воскресенья — каждый старался принести побольше запрещенной еды. Но недостаточно было просто ее купить и тайно пронести через КПП: необходимо было спрятать подальше от главной опасности — командиров. Утром понедельника они тщательно обыскивали все уголки комнаты. 

Вариантов, куда спрятать шоколадку или печенье, оставалось немного. Кто-то запихивал во внутренний карман куртки или под рубашку, кто-то носил с собой в портфеле. Девочкам было проще — нас не досматривали. Но почти в 99% случаев еду все равно находили, и начинался процесс утилизации.

По телевизору иногда показывают, как уничтожают санкционные европейские продукты. У нас этот ритуал обставлялся гораздо циничнее: всех кадет проштрафившегося класса строили в колонну и под одну из веселых песен направляли в сторону мусорки. Там один из командиров поочередно показывал еду, которую ему удалось найти, и выкидывал. Не щадили ничего — от шоколадок и лапши быстрого приготовления до грецких орехов и черешни. Самые добрые командиры могли разделить еду среди кадет поровну — такое бывало редко, но радовались даже те, кто за свой счет накормил весь класс.

Что касается положенных завтраков-обедов-ужинов, то иногда в них находили самые непредсказуемые предметы — например, человеческий ноготь. Кадету, в чьей тарелке он лежал, сказали, что ему все померещилось. Плесень на хлебе наш воспитатель отломил и съел сам, показав, что это нормально.

Если же мы роптали и пытались возмутиться, он смотрел на нас холодным взглядом, демонстрировал мускулы, а однажды — даже татуировку на груди, которую сделал, когда был на войне. «Я столько позвоночников за свою жизнь переломал», — была его любимая присказка. Понятное дело, никто не хотел стать его врагом — уж лучше съесть плесень.

Поющие четверги

С чем ассоциируется четверг? У большей части школьников это серый будний день, ничем не отличающийся от среды. Но только не в кадетке.

После обычной утренней рутины и завтрака мы опять шли на построение, но не для того, чтобы отстоять положенные 20-30 минут, а чтобы пройтись мимо трибуны с песнями. Этот день недели так и называли: «поющий четверг». С самого поступления каждая параллель (то есть рота) решала, какую песню они будут исполнять весь год. Были хиты, которые все знают, но, как правило, новичкам-восьмиклашкам доставалось что-то неведомое. В свой первый учебный год мы пели «Фуражечку». Этой песне больше ста лет, и знают ее, наверное, только исследователи кадетского фольклора.

Фуражка, милая, не рвися —

С тобою жизнь моя прошла.

С тобою бурно пронеслися (2 раза)

Мои кадетские года (2 раза).

Я помню день свой поступленья,

Когда венчались мы с тобой.

Я отдал клятву просвещению

И окропил тебя водой (2 раза).

Бывало, выйдешь на прогулку —

Все дамы смотрят на тебя.

И шепчут, шепчут потихоньку:

Какое милое дитя...

Мы драли голоса до тех пор, пока командиры не решали, что это звучит сносно.

«Расплескалась синева, расплескааалась...»

«Десятый наш десантный батальон...»

«Этот День Победы порохом пропах...»

«Взвейтесь, соколы, орлами...»

Главным критерием для правильной ротной песни была военная тематика, но и тут не обходилось без казусов. По традиции, последние перед выпуском четверги 11 классы проходили под песенку про маму и мамонтенка. Отмучились!

Еще одним правилом четверга было не останавливаться ни при каких обстоятельствах. Даже если в тебя стреляют. Так однажды у одной кадетки слетела туфля прямо возле трибуны, где стояли проверяющие. На туфлю наступила другая девочка. Привыкшая ко всему первая кадетка сделал вид, что так и надо, и до конца марша, босая, мокрая (дело было осенью), даже не опустила глаз. Лишь после мероприятия она вернулась за обувью. К тому моменту на туфельку было страшно смотреть: другие роты тоже не имели права обратить внимание на такую незначительную вещь и убрать ее с дороги. Это вам не сказка про Золушку, где каждый готов подать тебе хрустальный башмачок.

Босой девочкой была я. 

Обувь, как и форму, менять по желанию не разрешалось: что дало государство, то и носи. Поэтому в первый год я заработала продольно-поперечное плоскостопие, так как туфли не подходили по размеру и форме и постоянно соскакивали. Но нельзя было купить даже похожую обувь. Чтобы получить возможность ходить в своей, надо было принести справку от врача, что это вопрос жизни и смерти.

Одежды, к слову, у нас было немало: повседневная, офисная, парадная, спортивная, утепленная, даже пижамы... На собрании мы линейками измеряли, где должна находиться курсовка — отметка, в каком классе мы учимся, где пуговицы на погонах, на каком уровне привязывать на косички белые бантики. Да, появляться девочкам без бантиков было тоже запрещено. 

Неуставные отношения

Каждый год в кадетский корпус поступали совершенно разные дети. Были среди кадетов и совсем бедные, в том числе сироты. Каждый месяц глава ведомства приглашал кадет с тяжелой жизненной ситуацией к себе на чай, чтобы расспросить, как им живется. Считалось, что они должны оценить эту заботу и в будущем верно служить родине. На самом деле большинство сирот плохо учились и считали, что им и так все должны, но выгнать их было нельзя.

Были дети, которые поступили вне конкурса, так как их родители служили в горячих точках. Этим не стоило бояться провалиться на ЕГЭ — они проходили в вуз по квоте с любыми оценками.

Были и обеспеченные дети чиновников и политиков, чьи имена известны всей стране. Кадетский корпус — отличный способ показать патриотизм отцов. Помню, один мальчик с гордостью демонстрировал нам фото корпоративного самолета папы. А другой — однажды пришел в корпус с пачкой денег, на которые стал задорого покупать у одноклассников всякую ерунду типа отечественного шампуня. Шампунь нам выдавали бесплатно, но он свой потерял. Не знаю, хотел ли он похвастаться возможностями или заработать авторитет, но в какой-то момент мальчишки были вынуждены собрать эти деньги и передать руководству.

Классный руководитель взял лист бумаги, поддел им купюры, чтобы, не дай Бог, не оставить отпечатки пальцев, затем запечатал всю пачку и написал на ней точную сумму, чтобы вернуть родителям этого мальчика. 

Но такие дети были скорее исключением: в основном мы принадлежали к одной социальной группе. За эти годы мы стали близкими друг другу людьми, пусть и в пределах кадетского корпуса, так как радости и невзгоды у нас были общими.

Конечно, влюблялись, но отношения чаще всего были платоническими. Ночевали девочки и мальчики на одном этаже, но в разных концах коридора — мы были разделены не решетками, а строгими ночными воспитателями соответствующего пола. Их задача — бдить.

Однажды вечером потерялись мальчик с девочкой. Был поднят по тревоге весь личный состав, командиры, учащиеся, технический персонал. Искали везде (в столовой, в каптерке, в комнатах), наконец, пропавших обнаружили в медпункте — у них одновременно заболели бабочки в животах.

Если что, девочка была не я.

Руководство понимало, что нам нужно более тесное общение и какая-никакая романтическая обстановка. Поэтому по приказу директора в корпусе устраивали дискотеки. Это был единственный вечер, когда девочки могли надеть «неуставные» платья. У мальчиков такой возможности не было. Хиты «нулевых» периодически мешались с современной попсой. Танцуют все! Стоять у стены означало не идти домой в увольнение.

Сейчас я понимаю, что наши командиры были неплохими людьми, просто заботились о нашем счастливом будущем так же, как когда-то воспитывали их самих. Ведь жизни вне строя у них не было.

Балы, красавицы и жующие гости

То, что объединяет всех кадет, когда они приходят в корпус, — это желание участвовать во внеклассных мероприятиях. Не потому, что каждый из нас такой талантливый, а потому, что большинство этих мероприятий проходило в будние дни и на свободе. 

Одни из самых масштабных событий, на которые мечтали попасть все девочки и мальчики, — многочисленные кадетские балы. Счастливчики, которые прошли жесткий отбор, освобождались от всех уроков, даже от утренней зарядки. На самый главный бал в Кремле брали только с 9 класса. Помню, я смотрела, как кадеты курсом старше радостно туда собираются, и надеялась, что в следующем году буду на их месте. Прошел год, и мне удалось попасть в желанный список. 

Платье как у невесты. Мы ездили через всю Москву на распродажу свадебных нарядов! Я верчусь вокруг своей оси, такая вся из себя обворожительная.

— Полин, у тебя хвост по земле волочится, — ахает соседка по комоду. Срочно ищем иголку с нитками. Подшиваем прямо на мне на скорую руку. «Главное, чтобы не оторвался во время танцев», — молю про себя я. Конечно, хвост оторвался. Боже мой! Потом что-нибудь придумаю. Подол, грязный и порванный, требовалось привести в порядок уже к следующему балу. Сезон кадетских светских мероприятий обычно растягивался до весны.

Как бы парадоксально ни звучало, конкуренция среди девочек была огромная: в Москве есть специализированные учебные заведения, где учатся одни девочки, и на балу им не хватало кавалеров. Эта конкуренция заставляла нас вечерами, при полной темноте после отбоя повторять движения испанского вальса, французской кадрили, кадетской польки, полонеза, менуэта, мазурки и многих других танцев — всего я узнала больше десятка названий. Главное — шуметь не слишком громко, чтобы не растревожить весь этаж и ночную воспитательницу. Исторический бальный танец (ИБТ) — пожалуй, единственный предмет, на который я ходила с удовольствием.

И вот настал День Икс. В предвкушении я вскочила с кровати раньше подъема, представляя сцены с первого бала Наташи Ростовой. Но все пошло не так с самого начала. Оказалось, что приезжая, мы не сразу переодеваемся в пышные платья и бежим на паркет. Сначала нас пару часов убеждали, насколько нам повезло попасть на такое важное событие и что к отнестись к нему надо со всей серьезностью. Слава Богу и командирам за то, что научили меня на построении стоять, не двигаясь!

Потом началась утомительная репетиция. Только спустя пять часов нас наконец отпустили на обед и дали подготовиться к балу. На нем было все то же самое, что и на репетиции — добавились только речи почетных гостей и организаторов. Юные участники бала, вдоволь натанцевавшиеся во время репетиции, вяло бродили по залу, создавая иллюзию, что ищут партнера. 

Это было долго, бессмысленно и голодно.

Когда настало время демонстрации главного десерта — гигантского торта в виде замка, нам, участникам бала, не досталось ни кусочка. Вместо этого каждому дали по жетону, по которому мы могли взять один крошечный пресный кекс и отойти за кулисы, чтобы гости, сидевшие за столами с дорогими яствами, случайно не увидели нас жующими. 

Именно тогда я поняла, что современные балы созданы не для тех, кто в них участвует, а для зрителей, пришедших на это посмотреть. Сидя за своими столиками, они наблюдали за нами, как в театре, а мы, как крепостные актеры, должны были создавать атмосферу праздника.

Раньше мне казалось, что старшеклассницы, неохотно отвечавшие на наши вопросы о балах, просто зазнались. Теперь я поняла, что рассказывать было нечего. Хотя потом по телевизору и показывали, как мы все счастливы и рады.

Но примерно год назад политика изменилась, и выяснилось, что балы больше не в чести — теперь ценятся парады. Самым главным для нас стал парад, посвященный Великой Победе. В нем участвовали только мальчики — у девочек шаг гораздо меньше, и ходить строевым шагом по Красной площади можно только на плоской подошве.

Тренировка к главному параду страны шла по всей России каждый день с января. Ближе в марту мальчики стали принимать участие в выездных тренировках — один раз даже ночью, что поменяло все расписание. Учеба отодвинулась на задний план. Мы стали учиться во вторую смену — днем, пока мальчики были на репетиции, ходили на дополнительные занятия, уже ненужные танцы, кулинарию и психологию.

Свобода!

Я не думала, что уйду из кадетского корпуса раньше 11 класса. Вернее, была уверена, что никто не даст мне уйти. Потому что: «А как же потерянные годы?», «Как же будущее, которое тебе уготовано?», «Что мы скажем родственникам», «Как мы расстроим дедушку, поймавшего миллион преступников и рассчитывающего, что внучка поймает еще миллион».

50 баллов плюс к ЕГЭ при поступлении в профильное учебное заведение на дороге тоже не валяются. Но на самом деле это означало, что я приговариваю себя к вечной каторге. Идя в профильный вуз, мы заключали трудовой договор, что должны отработать стоимость обучения и содержания в течение пяти лет. А куда идти потом?

Наши жизни были распланированы на три десятилетия вперед, «от поступления и до пенсии». Подполковники в тридцать и пенсия в сорок — так родители видели наше счастливое будущее. Но к концу десятого класса мы выросли, и хотелось уже другого. Кто-то пытался забрать документы, но оказалось, что кроме строевой подготовки и испанского вальса наши знания оставляли желать лучшего. Мои одноклассники в шестнадцать и семнадцать лет, как старички, рассуждали, что будет, когда они наконец уйдут на заслуженный отдых и смогут вздохнуть спокойно, а не по команде!

Многие все равно не выдерживали: кому-то не нравилось качество образования — к сожалению, по строевой не сдают ЕГЭ, кто-то не хотел менять характер в угоду уставу. Помню, как уговаривала двух своих подруг остаться в 10 классе, аргументируя тем, что полтора года — не так уж и много. Одна девочка все-таки ушла, но через неделю вернулась, сказав, что не смогла в обычной школе. После долгих совещаний ей разрешили доучиться, хотя потом еще долго вспоминали ее «безответственное» поведение. И, уговорив двух подруг не уходить (а что мне одной страдать?), я, неожиданно для всех и самой себя, ушла...

Однажды утром я встала и поняла, что окончу профильный вуз, а так как ловец преступников из меня никакой (дедушку все равно не переплюну), то устроюсь ночным воспитателем в родной корпус и буду злобно искать у вернувшихся с воскресного увольнения девочек шоколадки и печенья — уж я-то знаю, где они их прячут! Другого выхода не было. Приговорена. Если только не случится чудо.

И оно случилось. Спасибо, Вселенная!

Через две недели я подхватила коронавирус и попала в больницу. Если кто и благодарен пандемии, то это я. Потому что удалось выспаться, не надо было учить уроки и вставать на зарядку, и хотя каждый день встревоженный классный руководитель по приказу начальства звонил и интересовался моим самочувствием, в школу меня не тянуло. 

Я начала что-то сочинять для себя, и это получалось у меня гораздо лучше, чем ходить босиком строем. Никогда бы не подумала, что я умею что-то еще!

Я завела страницу в соцсети, и за три месяца у меня было уже 15,5 тысяч подписчиков. Я вдруг поняла, что значит быть свободной, общаться, творить. Не знаю, с чем сравнить. Это как если вам не дают пить, вы мучаетесь от жажды, и вдруг — глоток живой воды.

А потом настали каникулы, я выздоровела и с ужасом стала ждать 11 класса. В конце августа нам сказали, что мы должны вернуться в корпус с вещами, потому что останемся здесь как минимум месяц на карантине, чтобы никто не заболел. В этом не было никакого смысла (командиры, учителя и технический персонал каждый день приходят и уходят, не соблюдая никакого карантина), но мои одноклассники просидели так до конца октября.

Я сама больше не боялась заболеть, но понимала, что совершенно не подготовлюсь к поступлению в гражданский вуз. В кадетском корпусе у меня не будет репетиторов, курсов ЕГЭ, я не смогу писать и общаться с подписчиками. У меня был всего один шанс объяснить это моим родителям, и они меня поняли и поддержали — главным образом, опасаясь за мое здоровье. Но самое удивительное — меня понял дедушка, который сказал, что ловить преступников должен только тот, кто этого действительно хочет.

Больше всех, конечно, расстроилась мама, которая мечтала о том, как 25 мая 2021 года на моем последнем звонке она вдоволь наплачется и навыкладывает в «Фейсбук» видео, как выпускники под песню «Окончен школьный роман» подбрасывают в воздух фуражки и монеты.

Когда я забирала документы, охранники на КПП недоуменно пожали плечами: «Странная девочка — люди сюда попасть не могут, а ты увольняешься из 11 класса».

Нет, я не жалею, что отбыла свой срок — ничто на земле не проходит бесследно. Меня во многом сформировал именно кадетский корпус, но…

Но теперь моя жизнь идет совсем по-другому.

Я поняла, что каждый день может быть прекрасен, когда человек свободен и сам хозяин своей судьбы. И даже если я совершу ошибки, они будут моими собственными, а не потому, что я шагаю не в ногу со всеми.