Альпинизм. Иссык-Куль. Счастье

Я много путешествовала по миру, чтобы понять: новую страну, как и любое новое дело в жизни, не стоит перегружать ожиданиями. Лучше приезжать с открытым умом и сердцем, желанием удивляться, познавать и доверять тому, куда ведет тебя новый день, чем заранее настраиваться на лучшее. Для меня главное в каждом путешествии – быть максимально открытой, гибкой и спонтанной, знакомиться с людьми, совершать непривычные поступки, жадно поглощать все, что предлагает жизнь.

Прилетев в аэропорт Манаса, я почувствовала себя так, будто никуда и не улетала. Все говорят по-русски, внешне Бишкек почти не отличается от любого российского города. Разве что климат не наш – более мягкий, жаркий. Но я прилетела в конце июля, когда в Москве стояла 35-градусная жара, так что сильной перемены не почувствовала.

Как устроены альпинистские сборы

Альпинистские сборы когда-то создавались на основе военных, по армейскому типу. Есть несколько отделений, в нашем случае их было восемь. У каждого отделения свой инструктор, а над всеми инструкторами стоит главный инструктор сборов. Внутри отделений есть ответственные люди, которые выполняют самые разные функции: например, я была завпитом, то есть заведующей питанием. Также есть командир, медик и завснар (заведующий снаряжением), иногда добавляются финансист, реммастер, краевед, фотограф и любые другие роли, на которые хватит фантазии.

Самые важные роли – командир и завпит. Командир отделения – человек, который больше всех печется о том, чтобы его люди были готовы к сборам, как морально, так и в плане снаряжения. Командир осуществляет всю основную коммуникацию с организатором сборов: заранее ищет для отделения инструктора, договаривается с ним о логистике, пожеланиях и прочем. Также заботится о наличии необходимого общественного снаряжения и достаточного количества личного – от этого зависит, сможет ли отделение с технической точки зрения пройти запланированные маршруты. Командир также распределяет задачи по участникам, доносит новости и сообщает об изменениях в программе сборов.

Мое отделение

Завпит собирает предпочтения участников по еде, составляет разграммовку и раскладку питания. Он должен учесть ежедневный питательный каллораж, специальное соотношение КБЖУ и сделать меню, по возможности, разнообразным. Затем обычно происходит общая закупка: продукты делятся между участниками, покупаются и пакуются в соответствии с приемами пищи по дням. А после – распределяются по участникам, кто что понесет, – так, чтобы вес продуктов у каждого был приблизительно равнозначный.

Первые дни похода – самые сложные

В нашем случае сделать процесс закупки и организации продуктов по приемам пищи было невозможно, так как закупка происходила наполовину в Москве, наполовину в Бишкеке. Поэтому в первые дни меня, как завпита, ожидала очень «приятная» фасовка продуктов прямо на ходу, между забросками в альплагерь и лекциями. Заброска – это когда ты переносишь все вещи: личные, общественное снаряжение, газ, еду – из нижнего лагеря, в который их привезли на машине, в верхний, основной, в котором планируется дольше всего жить в горах. Мы делали эту заброску в течение трех дней. Каждый день ты сначала набиваешь максимально свой девяностолитровый рюкзак, а затем преодолеваешь сложный горный рельеф с набором высоты в 1200 метров до стоянки на 3300 метрах и спускаешься обратно. Такие походы служат дополнительной акклиматизацией для организма, чтобы избежать горной болезни («горняшки»).

В первые три дня я думала, что сильно себя переоценила, приехав сюда. Было очень сложно и физически, и морально. При подъеме мышцы ныли в самых неожиданных местах, хотя в общем я достаточно тренированный человек, а к этим сборам мы всем альпклубом готовились целый год. Морально же на меня давили товарищи, которые в основном имели меньший походный опыт, чем я, и потому полагали, что завпит обязан отвечать на все самые неожиданные вопросы и знать всю раскладку питания наизусть. Несмотря на то, что у каждого на руках имелась распечатанная раскладка, люди все равно обижались, когда я не могла отчеканить по памяти, где лежит хлеб для О2 (обеда второго дня) или вспомнить, куда мы сложили еду для двадцать третьего дня.

Я кое-как пережила эти три дня сомнений. За это время мы успели обустроить бивак в верхнем лагере. На четвертый день жизнь начала принимать более организованный облик: у нас была скальная тренировка, мы жумарили (с помощью специального устройства, жумара, подтягивались всем телом вверх по скале) и дюльферяли по веревке (спускались вниз тоже с помощью специального устройства – спускового лукошка), занимались свободным лазанием с нижней страховкой. Скальная тренировка продолжалась девять часов без перерыва. Мы многое узнали и попробовали, но уже к пятому часу я очень устала и чувствовала, что не способна воспринимать новую информацию...

Восхождение на пик Учителя

На пятый день наш тренер, а по совместительству и главный тренер на сборах, решил, что пора выдвигаться на первый пик. Это был пик Учителя высотой 4540 метров. Маршрут несложный, он проходится ногами, даже без использования веревки. По сути, это больше треккинг, чем настоящий альпинизм, но мы покоряли пик в отвратительную погоду. Наш инструктор решил, что «мы должны узнать, что такое настоящие горы»: он хотел, чтобы мы увидели суровый Кавказ вместо солнечной киргизской Ала-Арчи. Так свое первое восхождение в Киргизии я совершила в буран и жуткий холод (скорость ветра была около 30 км/ч!) и при очень низкой видимости. Рельеф горы был покрыт снегом, было очень скользко. С нами на восхождение отправились еще несколько групп, но благодаря «спартанскому» подходу нашего инструктора мы пришли самые первые. Нам нельзя было останавливаться, есть, пить, отдыхать – только идти вперед и терпеть, поэтому мы очень завидовали остальным группам, где отношение к участникам было более милосердным. Пока они жадно пили чай около вершины или утеплялись, мы топали вниз, уставшие, мокрые, замерзшие, но все равно довольные. 

Пик Учителя

Вниз наш инструктор шел напролом, как танк, не заморачиваясь с выбором дороги. В то время как другие отделения поступали умнее и находили в пурге подобие дорожки, мы, поскальзываясь и спотыкаясь, преодолевали среднюю и крупную осыпь Ала-Арчинских гор. Одно из моих падений могло закончиться очень плохо. Я споткнулась, сделала сальто через голову и начала падать вниз по склону, ободрав бок и изрядно побившись. Я чувствовала, что скачусь как снежный шар, если сейчас же не зарублюсь треккинговой палкой (так нас учили на тренировках в Москве). Я зарубилась и перестала падать – и, побитая и униженная, смогла продолжить путь. Моя группа даже не остановилась, никто не спросил, как я себя чувствую... Все были увлечены быстрым темпом, который задавал инструктор – никто не желал услышать в свой адрес «пару ласковых» за промедление и «болтовню».

К счастью, все закончилось благополучно, мы спустились. Но в отличие от других отделений, были более вымотаны, морально утомлены и побиты, потому что постоянно падали и получали синяки. Я привыкла к спортивному поведению, люблю дисциплину, но даже для меня это было перебором. Но, обсудив восхождение с соседкой по палатке, мы пришли к выводу, что спортивный темп – это хорошо, ведь благодаря ему мы больше всех занимаемся и выходим раньше (что обычно обеспечивает альпинистам лучшую погоду). Правда, нам, словно бы в опровержение этой теории, катастрофически не везло с погодой. У нас даже появились внутренние шутки: что мы «сумасшедшие», раз добровольно выбрали это занятие, да еще  и потратили на него свой отпуск – вместо того, чтобы «как нормальные люди» лежать на пляже; что из трех «новичковых» отделений на этих сборах только нас готовят в спецназ... Почти все мы болели – я сильно кашляла, у некоторых была высокая температура. Тем временем наш инструктор травил байки о том, как чудом выживал в горах и совершал кучу безрассудных поступков. Меня вдохновляли его рассказы – я понимала: это человек с колоссальным опытом выживания, и раз он до сих пор жив, значит, и с нами все будет в порядке. 

Через несколько дней мы ушли на ледник. Оттуда мы планировали совершить два восхождения и провести там суммарно около трех дней. В итоге из-за плохой погоды нам пришлось остаться на неделю.

Ледник

Сначала у нас была ледовая тренировка. На следующий день вместе с другой «новичковой» группой мы совершили восхождение на пик Бокс. Погода была не очень хорошая: метель, сильный ветер, холод, но сама тропа оказалась вполне простой. Красивого вида с вершины из-за погодных условий мы снова не застали, поэтому сильных эмоций это восхождение у меня не вызвало. Но уже через день нас ждало кое-что по-настоящему незабываемое.

Переждав несколько дней и поняв, что погодные условия не меняются, мы все же рискнули отправиться по плохой погоде на третье восхождение – на пик Рацека. Пройдя первую четверть пути, у подножия ледника инструктор сказал, что обстановка лавиноопасная и сегодня на восхождение мы не пойдем, но можем подняться вверх на сам ледник. Мы согласились. По дороге наверх, зарубаясь «кошками», мы тропили по очереди, нужно было наступать след в след, снег был глубокий и рыхлый. Два раза я падала в трещины, проваливаясь по пояс, – и однажды даже угодила в протекающую в недрах ледника речку... 

Дойдя до места, указанного инструктором, мои товарищи (сумасшедшие люди!) стали уговаривать его пойти дальше до бергшрунда (трещины между верхней и нижней частью ледника на горе, на которую мы должны были идти). Против этой затеи было двое из шести: я и еще одна девочка. Но нам пришлось идти вместе со всеми... В итоге, дойдя до бергшрунда, мы поняли, что уже нет смысла возвращаться обратно – и полезли наверх. 

В общей сложности восхождение заняло 12 часов. Дул ледяной ветер, тучи плыли по небу с небывалой скоростью. Мне казалось, что я напрочь отморозила все пальцы рук и ног, что больше ничего не чувствую... Нам пришлось жумарить по практически вертикальному леднику! Это было очень сложно. Мы все еще были очень плохо подготовлены. Ветер не позволял нормально общаться, инструктор постоянно кричал и ругался... Мы почти не соображали, как сделать станцию, как навязать нужный узел... Мы страховали девочку на вертикальном склоне жумаром – а этого было делать категорически нельзя, ведь жумар мог легко перекусить веревку, и девочка улетела бы вниз с горы. Я непрерывно молилась – было очень страшно. Карабины замерзали, не закрывались, а значит, не страховали нас от срывов, температура была, по ощущениям, около минус пятнадцати градусов. Два раза одна из нас чуть не сорвалась с горы. Если бы она вовремя не схватилась руками за ноги товарищей, точно улетела бы вниз. На обратном пути, сопровождаемые грозой, мы все же благополучно спустились, полуживые от холода и страха. Моя варежка укатилась и навечно была погребена в ледяной трещине, – а без варежки в таком походе стало ох как грустно...

На вершину мы так и не попали. Но нам все равно засчитали это восхождение как успешное: в реальности маршрут оказался куда сложнее, чем мы ожидали. Мы заметно превысили необходимые требования, ведь около вершины висел огромный карниз (массив снега), наступать на который было смертельно опасно, а обойти в наших погодных условиях не представлялось возможным (единственный обходной путь проходил через заснеженные скалы абсолютно без страховки). После нашего восхождения этот маршрут был признан непригодным, туда больше никого не пустили, даже разрядников.

Спуск в нижний лагерь

На следующий день нас ждало новое восхождение на пик Бокс, но уже по более сложному маршруту. Моим товарищам не терпелось вернуться в нижний лагерь. На леднике было жутко холодно, даже молнии на палатках замерзали так, что приходилось их специально отогревать. Мы решили поскорее спускаться вниз.

В этот раз нам наконец-то повезло: погода была замечательная, а маршрут очень интересным. Мы лезли по гребню горы, виды были чудесные. Второй раз в жизни я почувствовала, что мне совсем не страшно, несмотря на то что я была очень высоко и практически не застрахована. Ради этого ощущения я и пошла в альпинисты... 

Без сложных мест, конечно, не обошлось: два раза мне хотелось бросить все прямо на вершине, я жалела, что вообще пошла. Но мне все же удалось преодолеть себя – и это чувство победы ни с чем не сравнимо!

По дороге обратно, в нижний лагерь, мы с соседкой по палатке немного сошли с пути. Это произошло случайно, но, как посчитал инструктор, поставило наши жизни под угрозу. Мы шли по ущелью, где постоянно летели гигантские камни. Наши рюкзаки были очень тяжелыми, почти неподъемными (мой весил 25 килограммов). Так что назад вместо полутора часов мы шли три.

Когда я спустилась и включила телефон, то узнала, что меня увольняют с работы, так как наша компания уходит из России. Настроение упало ниже плинтуса... А на следующий день, который был днем отдыха, стало еще хуже: за ужином, мирно пожевывая макароны и обсуждая завтрашнее восхождение, последнее из необходимых для получения разряда, инструктор сказал мне: «А ты, Света, завтра никуда не идешь...»

Я была возмущена до глубины души. Слезы лились градом; было так обидно, что мне не дали шанса проявить себя, и что отказали прямо накануне восхождения. Это лишало меня возможности закрыть разряд на этих сборах. Мои товарищи ушли в три часа ночи... А я осталась в палатке, горько переживая крушение своей мечты. На горевание я дала себе двенадцать часов. А потом решила жить дальше.

Через несколько дней весь лагерь приветствовал коллег из моего отделения, вернувшихся с восхождения разрядниками и победителями. А ко мне со словами поддержки никто даже не подошел – все продолжали делать вид, что ничего не случилось. В тот момент я поняла, что эти люди перестали быть для меня товарищами.

Трагедия

Вечером следующего дня в лагерь прибежал незнакомец. Он сказал, что с пика Учителя сорвался человек и ему нужна помощь. Мы организовали спасотряд и кинули все силы, чтобы спасти его. Но травмы оказались несовместимы с жизнью: мужчина скончался на руках у нашего доктора. Выяснилось, что он был на восхождении с другом, и они пренебрегли всеми правилами техники безопасности. У них не было с собой оборудования, касок, курток, солнцезащитного крема, даже горных ботинок – они поднимались на гору в обычных кроссовках! Таких ошибок горы не прощают.

Погибший поскользнулся на снежном кулуаре на одной из ложных вершин и, пролетев триста метров вниз, сильно побился. Его друг спустился к пострадавшему и все время сидел рядом, а группа киргизов, совершавшая параллельное восхождение, побежала вниз звать на помощь. Случилась трагедия в пять часов вечера. Самый первый спасотряд прибыл в восемь, но пострадавший находился в опасном месте, к которому просто так было не подобраться. Еще час опытные альпинисты спускались к нему. Мужчина находился в сознании и даже отвечал на вопросы, но вскоре скончался от полученных травм.

Все это время мы сидели в лагере и слушали сводки по рации: спасатели общались друг с другом, и мы имели возможность непосредственно следить за ходом событий. Это создавало эффект присутствия, но не добавляло осознания реальности происходящего. Казалось, что это все не по-настоящему, что мы в каком-то кино... В половину двенадцатого ночи наш спасотряд вернулся в лагерь вместе с другом погибшего. Его обогрели, напоили горячим чаем; я изо всех сил старалась его поддержать. Но больше никто из моих товарищей не пытался этого сделать. Видимо, есть люди, которые в принципе не способны выражать поддержку – и это осознание помогло мне принять то, как они поступили со мной.

На следующий день в ночи киргизское МЧС тащило тело погибшего в трупной акье. Всем лагерем мы провожали его в последний путь... В моей голове все время звучала мысль: «Как хрупка наша жизнь!»

Отдых «в цивилизации»

Так как мои товарищи получили третий разряд по альпинизму, а наш инструктор уже устал и не хотел делать восхождения с перевыполнением разрядного плана, мы решили, что оставшиеся пять дней можем провести в цивилизации, внизу. Мы спустились и разделились на две группы: одни уехали сразу на Иссык-Куль (самое большое озеро Киргизии), а мы с соседкой по палатке – в Бишкек. Там мы заселились в замечательный хостел, который оказался настоящим европейским оазисом в Киргизии. Здесь жили французы, турки, англичане, финны, эстонцы, русские, испанцы и много других людей разных национальностей. Вдоволь насладившись горячим душем после практически трех недель в отрыве от цивилизации, с удовольствием поплавав в бассейне, мы чувствовали себя невероятно счастливыми. А уже на следующий день выдвинулись в Чолпан-Ату, крупный город на Иссык-Куле.

Мы «одичали», нам очень хотелось быть среди людей, поэтому мы искренне радовались популярности Чолпан-Аты. Все три дня, что мы там провели, наслаждались «морем» (как мы стали называть Иссык-Куль), солнцем и фруктами. Иссык-Куль однозначно стоит того, чтобы его посетить. Это огромное слегка солноватое озеро, иногда с довольно сильными волнами. Я полюбила его за чистоту: плавать в прозрачной воде, разглядывая камни и рифы на глубине, – невероятное удовольствие.

В горах я больше всего мечтала о персике. Даже во снах мне иногда виделось, как я откусываю сочный вкусный персик. И, конечно, первое, что я сделала, когда спустилась вниз – купила килограмм персиков. В такие моменты особенно остро чувствуешь вкус жизни, радость бытия. После всех  испытаний в горах отдых на курорте Иссык-Куля стал для нас самой настоящей наградой. 

Фотографии автора