День памяти св. мц. Татианы: интервью с ректором МГУ
В 1995 году Московский университет вновь обрел свою духовную опору: в его домовой церкви спустя десятилетия возобновились богослужения. А Татьянин день — престольный праздник университетского храма — стал официальным Днем российского студенчества. Интернет-издание «Татьянин день» публикует два интервью с ректором МГУ Виктором Антоновичем Садовничим в знак доброго и плодотворного сотрудничества между храмом веры и храмом науки.
В 1995 году Московский университет вновь обрел свою духовную опору: в его домовой церкви спустя десятилетия возобновились богослужения. А Татьянин день — престольный праздник университетского храма — стал официальным Днем российского студенчества. Интернет-издание «Татьянин день» публикует два интервью с ректором МГУ Виктором Антоновичем Садовничим в знак доброго и плодотворного сотрудничества между храмом веры и храмом науки.
Все выше и выше и выше — по траектории специалиста
С ректором МГУ академиком Виктором Антоновичем Садовничим беседовала главный редактор ТД Любовь Макарова.
— Принятие правительством РФ 9 декабря плана министерства образования по реформированию российской образовательной системы фактически подтвердило вступление России в Болонское соглашение. Сможет ли МГУ сохранить свое независимое положение в процессе реформы и не изменить образовательные стандарты?
— 9 декабря на заседании правительства рассматривался вопрос об основных направлениях развития образования в России, но слова «Болонское соглашение» при этом не звучали. Я выступал тогда на обсуждении доклада министра, и по некоторым вопросам вступил в дискуссию: в частности, по вопросу о сохранении той традиционной системы подготовки специалиста, что так хорошо себя зарекомендовала в России. Мои аргументы были поняты, и в поправках к закону «траектория специалиста» будет сохранена для ряда направлений. Правда, эти направления будут утверждаться правительством, но это тот вопрос, который будет еще обсуждаться. По крайней мере, для Московского университета основным направлением останется подготовка специалиста. И эта позиция была поддержана ректорами инженерных вузов. Также я поднимал в правительстве вопрос об университетской науке: очень важно, чтобы фундаментальная наука сохранялась как основа преподавания, чтобы были не только гранты, но и ее постоянное финансирование. Образование должно быть широким и фундаментальным.
— Вступим ли мы неизбежно в Болонское соглашение?
— Конечно, соглашение подписано на государственном уровне, но я бы слово «вступил» не употреблял. Идея взаимоузнаваемых дипломов – это действительно хорошая идея, но пути ее реализации могут быть разными. Дипломы могут признаваться на основе определенных параметров – таких, как количество курсов, их состав, количество часов, форма экзамена после каждого курса. Но для этого не обязательно ломать всю систему. Наша задача — интегрироваться в рамках общей идеи признаваемости дипломов и объдинения усилий с целью обогащения собственной системы образования.
— Как, с Вашей точки зрения, можно решить проблему признания дипломов духовных учебных заведений? Каковы формы взаимодействия светского и духовного образования?
— У этой проблемы есть два уровня. Первый – уровень православных университетов типа Свято-Тихоновского. Насколько я знаю, их образовательные стандарты одобрены министерством, дипломы признаются, диссертации защищаются. Проблема лишь в научном направлении защиты. Другой уровень – уровень духовных учебных заведений в собственном смысле слова: семинарий, духовных академий. Здесь вопрос в том, что такое признание. Это соответствие стандарта обучения государственным требованиям. Если он утвержден министерством, то можно говорить и о признании дипломов. Необходимо детальное обсуждение, так как у духовных и светских учебных заведений разные задачи. Может быть, эти вузы и не должны интегрироваться.
— Считаете ли Вы возможным создание теологического факультета в МГУ?
— Наличие теологического факультета есть признак любого западного университета. Этой традиции уже сотни лет. Было бы крайностью считать, что подобного быть не должно. Насколько я знаю, теологические факультеты были созданы в ряде российских университетов, в других теология изучается как предмет. В Московском университете никогда не было теологического факультета, и, видимо, на данный момент нет необходимости его создавать, поскольку религия, как важнейший элемент культуры изучается на соответствующих факультетах: на историческом — история религий, в том числе и Православия; на философском – религиоведение и т. д. Есть слова Ломоносова о том, что ввиду широкого подхода к изучению всех наук, в Московском университете теологический факультет не нужен. Человек, оканчивающий Университет и не читавший Библию, не знающий историю нашей основной религии, не может назваться образованным. Но я считаю, что такой предмет, как история религий, история Православия, так же как и других религий, должны изучаться в любом университете, и, наверное, в школе.
— Всех нас волнует проблема единого экзамена. Как известно, Ученый совет МГУ считает, что ЕГ не может являться единственной формой приема в Университет, однако министерство образования усиленно проталкивает данную идею, и все движется к тому, что этот эксперимент станет реальностью для многих вузов. На Ваш взгляд, в чьих интересах повсеместное внедрение ЕГ?
— Одним из сильных аргументов сторонников ЕГ состоит в том, что выпускникам школ из отдаленных регионов поступить в ведущие университеты трудно, практически невозможно. Особенно остро этот вопрос стоял в начале 90-х, когда даже приехать для поступления в ведущие московские и санкт-петербургские университеты стало невозможным. Я сам вел тогда прием в МГУ, поэтому знаю, что средняя семья с Дальнего Востока или Якутии в принципе не могла купить билет до Москвы — для этого нужно было продать корову, дом. Но это была проблема не Университета, но страны и тогдашнего руководства.
Поскольку ребята хотели учиться, то поступали в ближайшие университеты. Бизнесмены воспользовались ситуацией, и появилась масса негосударственных, часто недобросовестно зарегистрированных учебных заведений. Что было делать ребятам, когда звали учиться без экзаменов, обещая «такой же диплом»? Люди стали ориентироваться на региональное образование, и это плохо. Страна должна заботиться о том, чтобы каждый имел возможность попытаться поступить в любой из ведущих вузов. Сейчас время другое, и приехать легче, но влияет привычка, общественное мнение. К примеру, подруга говорит подруге: «Зачем тебе ехать куда-то поступать? Вот я учусь у нас, и все нормально». Это стандартная психология.
В этом смысле якобы ЕГ является гарантом доступности образования. Напишешь экзамен в школе – и можешь быть зачислен в любой университет страны! Конечно, это красиво! Но давайте спустимся на землю. В реальности возникает масса проблем. Одна из них – ограниченное количество мест в ведущих вузах. А увидеть искру Божию в человеке ЕГ не позволит. Можно хорошо ответить на простые вопросы, но таланта не иметь. Создается угроза потери университетами талантливой молодежи. Это серьезно.
Еще одна проблема заключается в том, что ЕГ меняет школьную систему образования. В процессе обучения школьник учиться отвечать «да»/«нет» на ограниченное количество вопросов, но нельзя в одну страницу теста вместить список вопросов по всем наукам, подразумевающих односложные ответы. Собеседование всегда шире. Поэтому мы и выступаем с возражениями, утверждая, что ЕГ не может быть единственной формой отбора талантливых людей: зачем их искать, если нам в конце августа привезут чемодан с экзаменами, кто-то посчитает баллы, составит список фамилий и передаст его в университет для зачисления? Разве это приемлемо для МГУ, если мехмат начинает подготовку детей с 5-го класса средней школы? Поэтому мы предлагаем творческие конкурсы, мощную систему олимпиад в стране, рейтинг школьников с определенного класса — т. е. предлагаем создать общегосударственную систему поиска талантливых детей. Я никогда не возражал против ЕГ как одной из форм контроля подготовки школьников, подобной контрольной работе, которую дает учитель, чтобы выявить знания по конкретному разделу. Мы можем учитывать результаты ЕГ в определенных случаях, но уверены, что главная форма для нас – это творческий конкурс, олимпиада, экзамен.
Первый Татьянин день, 1995 год | ||
— Церковь давно борется за возможность введения в школах «Основ православной культуры». Однако решением главы департамента образования Москвы Любови Кезиной такой предмет, даже факультативно, преподаваться не будет. Вместо него вводится курс «Основы мировых религий» как более приемлемый в многоконфессиональной столице. Что Вы думаете по поводу сложившейся ситуации?
— Это сложный и деликатный вопрос. Думаю, что для нашей страны, где подавляющее количество верующих является православными, место Православия в подобном курсе должно быть соответствующим. Особенно важно, чтобы учебники для этого курса были написаны выдающимися учеными, честными и порядочными, с незапятнанной репутацией, и чтобы они обязательно прошли экспертизу в наших основных конфессиях. Что касается преподавателей, то их нужно готовить, потому что сейчас их нет. Я призываю к спокойному, честному и научному подходу. Я очень боюсь, что в школе данный предмет будут преподавать непрофессионалы.
— Как известно, вместе с юбилеем Университета будет отмечаться 10 лет возобновления богослужений в домовом храме св. мц. Татианы. Сказалось ли появление храма на жизни Университета? Насколько оно было значимо лично для Вас?
— Я считаю, что возрождение храма было большим событием. Когда я принимал это решение, мною двигало то соображение, что по традиции в Московском университете всегда была домовая церковь. Первые два-три года робко, а потом все увереннее и увереннее, храм участвует в духовной жизни Университета. Сейчас община очень интересная, в храме венчается много студентов. И храм, как ему и подобает, стал очень красивым. На душе хорошо даже тем, кто особо верующим не является. В этом, по-моему, и есть значение Церкви — приютить каждого: тех кто верит, и тех, кто, может быть, только еще хочет верить, и тех, кто просто зашел ознакомиться с памятником архитектуры. Мы делаем одно и то же дело воспитания: Университет светскими способами, а Церковь — духовными, верой.
— Какие наиболее яркие моменты запомнились Вам в связи с Татьянинским храмом?
— Первый — когда я зашел в храм почти сразу после освобождения. Уже было убрано. Я очень хорошо знал, какая там была неприличная обстановка до того, но когда я первый раз зашел после воссоздания Церкви и увидел внутреннее убранство, я был поражен. А второй момент – это освящение храма Великим чином.
Я поздравляю всех, кто работает в Татьянинской церкви. Знаменательно, что престольный праздник домового храма совпадает с днем рождения Университета. У нас есть дело духовного воспитания, и мы делаем его вместе.
Мой Университет
Виктор Антонович Садовничий — профессор, действительный член Российской академии наук, ректор Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова с 1992 года, президент Российского союза ректоров, президент Евразийской ассоциации университетов, член Президиума РАН. Лауреат Государственной премии СССР (1989). Автор свыше 130 работ в области абстрактной и прикладной математики и информатики, включая 25 монографий и учебных пособий. Подготовил 35 кандидатов и несколько докторов наук. Им получен ряд фундаментальных результатов в области функционального анализа; созданы системы алгоритмического и программного обеспечения тренажеров, осуществляющих динамическую имитацию управляемого аэрокосмического полета; разработан ряд методов обработки космической информации.
«Россия без Московского университета — не Россия»
— Виктор Антонович, сейчас мы наблюдаем процесс повального переименования институтов в «университеты» и «академии». Как Вы относитесь к этой всеобщей «университезации»?
— К сожалению, реально лишь немногие вузы способны перейти на новую — университетскую — ступень развития. «Университетом» нельзя стать вдруг, внезапно — для этого нужны история, традиции, наконец, прочная научная база. И потом, проблема не только в стихийном переименовании вузов, но и в том, что, когда на базе частного сектора стремительно плодятся разные «московские» и прочие «университеты», этот процесс выходит из-под контроля государства.
Сегодня во множестве создаются, в прямом смысле, «липовые» университеты и всякого рода академии, выдающие своим выпускникам такие документы об образовании, аналога которым, как они утверждают, по высоте уровняв мире вообще нет. Однако рано или поздно, но такое потворство коррумпированного образовательного чиновничества, раздающего направо и налево лицензии, обернется мощным социальным протестом, сходным с жалобами обманутых вкладчиков.
— Выдерживает ли Московский государственный университет конкуренцию в нынешней ситуации?
— По результатам зарубежных рейтингов, Московский университет и
сегодня считается одним из лучших в мире по уровню подготовки. Нобелевский лауреат Янг говорил мне, что в Америке все университетские преподаватели математики — из МГУ, а все студенты — китайцы. Все математики там наши. Несмотря на то что в определенных коридорах и закоулках федеральной власти зреют намерения нас «вбить под шляпку», для всей России остается очевидным факт, что Московский университет занимал и продолжает занимать особое место в интеллектуальной жизни страны. Возможно, кому-то это не нравится.
Поймите меня правильно: Московского университета не было бы без России, но и Россия без Московского университета — уже не Россия.
«Какой убыток принесут недоученные специалисты?»
— Виктор Антонович, в каком положении, на Ваш взгляд, находится сейчас образование в России?
— В системе отечественного образования назревает катастрофа. Образно говоря, мы сейчас движемся к некой модели феодализма. Именно феодальная экономика характеризовалась невостребованностью науки и наукоемких технологий. Смотрите: с 1990 по 1995 год финансирование науки в России сократилось в 12 раз! Теперь давайте вспомним, чем характеризовалось феодальное общественное сознание? Торжеством оккультизма, астрологии, мистификацией сознания, гаданиями, гороскопами и т.д. Ну, а как со всем этим у нас сейчас? На телевидении закрыта программа «Российские университеты», зато сплошь и рядом с экранов вещают волшебники, колдуны, сатанисты, случайно забредшие в студии «инопланетяне». Ну, и ко всему этому добавим катастрофу с учебной литературой.
— В последнее время все чаще говорится о необходимости реформы образования...
— Здесь категорически неприемлемы те методы «революционного насилия», которые предлагаются в погоне за немедленными результатами ради того, чтобы скорее о них отрапортовать правительству. Ведь еще академик Королев как-то очень мудро заметил: «Если ты сделал быстро, но плохо, — все забудут, что делал быстро, но запомнят, что плохо...» Опасность для страны проистекает из заведомо неверной установки, согласно которой образование станет-де богаче, когда богаче станет государство, когда окрепнет экономика. Нам все время объясняют, что наука должна стать в России коммерчески рентабельной, тогда-де и ученый, и профессор будут зарабатывать достаточно.
— Что же в этом плохого?
— Понимаете, еще в начале века профессор Московского университета Сперанский писал: «А, между тем, наука — источник великого прогресса — сама по себе не продуктивна. Она обогащает тех, кто ее применяет, но не истинных своих создателей». Поэтому образование должно иметь абсолютный приоритет в бюджетах всех государств. Известно, что наука способна успешно развиваться при уровне финансирования не ниже 2% от ВНП (валового национального продукта).
Так, по данным на 1996 год, в Израиле эта доля составляет 3,5%, в Японии — 3,1%, в США —2,7%. А в нынешней России — только 0,3%.
— Оснований для оптимизма не много...
— Увы! Приведу пример: в программе президента США Клинтона одной из главных задач объявлена всесторонняя поддержка национальной системы образования. У нас, к сожалению, уже первые комментарии к проекту Федерального бюджета на 1998 год говорят как раз об обратном...
— Какие еще угрозы несет в себе планируемая ныне реформа?
— Проблем очень много. Особенно настораживают попытки расчленить цельную систему отечественного образования на разрозненные области. Нет сомнений, что это приведет к необратимым последствиям. Любому культурному человеку ясно, что сейчас, как никогда, нужно всеми силами спасать отечественное образование. А оно гибнет. Ведь что мы наблюдаем? Идеал профессора ныне нам преподносят в облике «профессора-предпринимателя», а идеал студента — в облике эдакого «поденщика». И неудивительно, поскольку установленные сейчас государством размеры зарплаты профессора, стипендии аспиранта и студента не обеспечивают даже минимума для нормального существования. Вот студент и не ходит на лекции — но не из-за политических разногласий с профессором. Он просто не имеет времени учиться, поскольку для него теперь главное не учеба, а поиск средств к физическому существованию.
— Откуда, кстати, Университет берет средства на существование?
— Деньги на стипендии и зарплаты приходят из госбюджета. А науку приходится поддерживать на гранты, выигранные нашими учеными. Также существует «сверхплановый» прием студентов на некоторые факультеты за плату. И по-прежнему основная статья дохода Университета — плата за обучение иностранных граждан. Кроме того, МГУ развивает крупные совместные инвестиционные проекты с зарубежными и отечественными партнерами.
[!— Насколько сильно влияет сегодня иностранный капитал на образование в России? Ведь это может служить мощным идеологическим и политическим
инструментом...!]
— Здесь можно говорить о двух тенденциях. Первая — это гранты, которые получает профессура. В принципе, это нормальный процесс — профессура из других стран тоже старается выиграть международные гранты. Правда, они не так уж велики, чтобы помочь существованию наших ученых. Скорее даже наши отечественные гранты — в частности, Российского фонда фундаментальных исследований — оказывают более существенную поддержку. Хотя, конечно, международные гранты — это некий инструментарий.
Второе — это влияние с помощью вложений. Оно очень мало: я не знаю зарубежных стран, которые делали бы большие вложения в российскую высшую школу. Скорее всего, речь идет о нормальном желании иностранных государств распространить свой опыт.
— Вы считаете Французский университетский колледж при МГУ удачным примером взаимодействия?
— Франция — это страна, которая старается не только сохранить свой язык, свою культуру, но и распространить их в других странах. Я аплодирую Франции за эту попытку, которая у нее отлично получается. Много наших студентов желает учиться в этом колледже, и в плане влияния на культуру здесь ничего предосудительного нет. А уезжают туда работать единицы: ведь у них безработица. Конечно, у меня, как у ректора МГУ, есть такое желание, чтобы был Русский колледж и во Франции, и в других странах. Но нужны определенные условия. Насколько я понимаю, французы тратят на это огромные деньги.
— Все чаще приходится наблюдать не только переманивание специалистов на Запад, но и навязывание западных ценностей...
— К сожалению, это беда всего нашего государства. И МГУ здесь, увы, не исключение. Утечка умов наносит огромный вред: уезжают лучшие, уносят свой интеллект, свои руки, знания. Это ущерб государству. Есть разные системы подсчета, но я готов верить специалистам, которые полагают, что с помощью приобретения дешевых умов другие страны получают больше доходов, чем от всей системы туризма и торговли. Очень дорого стоит подготовка специалиста высокого класса. А если их уезжает 10 тысяч — это уже значительно. Конечно, ясно, что уезжают не от хорошей жизни. Просто в России пока не удается создать такие же условия. А что касается навязывания стандартов, то большего вреда трудно придумать. У нас есть традиции. Наша система образования — лучшая в мире, и нет никаких объективных оснований отказываться от традиций, мы должны их развивать, впитывать что-то и совершенствоваться на этой базе, а изменить одним махом систему образования и последовать каким-то рекомендациям — это ничего не может принести, кроме вреда. Считается, что 5 лет учить — дороговато. Но кто подсчитал, какой убыток принесут недоученные специалисты?! Да, нужно учиться на хорошем опыте. Посмотрите, как это делают развитые страны: они впитывают в себя все лучшее, но развивают свои традиции, свои основы. Благо, нам есть что развивать.
«Секты наносят большой вред образованию»
— Виктор Антонович, Вы были одним из первых ректоров Москвы, кто осознал реальную угрозу сектантства для студенчества. В №12 нашей газеты было опубликовано Обращение ученых против пропаганды сектантства и оккультизма Вы тоже под ним подписались. Что Вас побудило к этому?
— Я надеюсь, что понимаю ситуацию среди молодежи. И, действительно, в МГУ есть угроза, угроза того, что секты будут вовлекать все большее число людей в свои сети. Например, мои дочери, которые тоже учатся в Университете, рассказывают, что к ним часто подходят сектанты, пытаясь затянуть к себе. Сектантство в России всегда было связано с разрушением устоев государства, и мне кажется, что секты сами по себе не возникают. Они всегда действуют по заказу: будь то заказ отдельных людей, заказ каких-то других сил. Секты наносят большой вред образованию. Попадая в их узкий, я бы сказал, темный круг, студенты теряют интерес к учебе, становятся ограниченными. Секты — очевидное зло. Иногда они бывают жестокими, бесчеловечными. Очень важно, чтобы молодежь четко себе это представляла.
— Но среди адептов нетрадиционных культов встречаются люди, вполне приятные на вид...
— Да, мне иногда ребята говорят: «Виктор Антоныч, я имею право прийти и доверить им все, что есть у меня на душе, поговорить с ними». Никто не возражает против выбора — это право каждого студента. Но надо всегда четко понимать, что следует за этим шагом, за первым «разговором по душам». Дальше, как правило, следует сильнейшее воздействие на психику. В итоге человек гибнет для общества. Конечно, с сектами надо бороться. Это та область, где у нас совпадают позиции с Церковью.
— Чем бы мы могли помочь Университету в противодействии сектантам? Например, после статьи в октябрьском номере нашей газеты о попытке кришнаитов проникнуть на биофак МГУ, последние прислали нам официальное письмо, угрожая судом.
— Да, мы тоже получили от них письмо в связи с этой публикацией. Я знаю ситуацию на биофаке и внимательно слежу за ней... Я думаю, вы могли бы помогать информацией. Если где-то появится хоть малейший намек на деятельность в Университете какой-либо секты — здесь нужна объективная информация — дальше пойдет административная работа. Мы должны защитить наших студентов от влияния сектантства, по крайней мере, в стенах Университета.
«Храм Татьяны — святое место»
— Виктор Антонович, за последние полтора года прошло несколько встреч между преподавателями и студентами МГИМО, МГУ, МДАиС. Будут ли продолжены дальнейшие контакты?
— У нас была идея организовать круглый стол с профессорами Духовной академии. Я знаю, что там есть первоклассные профессора, и стоило бы обсудить общие проблемы. У нас есть контакт с ректором МДАиС владыкой Евгением, я присутствовал на актовых собраниях в Академии, а владыка всегда присутствует на наших.
— А что Вас побудило приютить в стенах МГУ Свято-Тихоновский богословский институт?
— Свято-Тихоновский институт — это очень благородное дело, поскольку там речь идет о новом типе образования, светско-духовном.
— В ноябре на праздновании 5-летия Свято-Ткхоновского института Святейший Патриарх Алексий II наградил Вас орденом преподобного князя Даниила Московского. Что для Вас значит эта награда?
— Конечно, высокая награда Его Святейшества Алексия II имеет для меня особое значение. Я был воспитан в уважении к вере, к Православной Церкви. В деревне, где я вырос, центральным местом был храм — помню, отец даже ремонтировал его крышу. В детстве я там часто бывал, мы всегда ходили на Пасху, мать меня причащала... Для меня связь с Православием не пустой звук. Я всегда придавал особое значение нашим контактам с Православной Церковью, ведь у нас общее дело — воспитание порядочных людей, любящих Родину. Мы благодарны Святейшему Патриарху за его внимательное отношение к судьбе Московского университета. Вспомним хотя бы о ежегодном богослужении 25 января в Успенском Соборе — теперь это уже традиция. Затем восстановление церкви святой мученицы Татианы...
— Вы не жалеете об этом решении?
— Процесс, конечно, был довольно сложным, но все-таки я ни на минуту не сомневался, что мы правильно делаем. Это святое место, и традиция должна быть восстановлена. Я рад, что все идет по правильному пути.
«Мы живем в Университете»
— Каким был Ваш путь в Московский университет?
— О Московском университете я узнал в седьмом классе, когда в нашу сельскую школу попала информация об окончании строительства нового здания МГУ. Я очень хотел учиться после школы, но сделать это в те годы было непросто. Паспортов у колхозников не было — а без документов не устроишься. Поэтому я уехал на Донбасс, где меня взяли работать забойщиком на шахту. Там я проработал два года. О поступлении в Московский университет я и не мечтал: сама мысль о храме науки вызывала у меня трепет. Однако начальник участка, где я работал, уговорил меня попробовать свои силы и поступить на мехмат МГУ. С тех пор на протяжении уже почти сорока лет моя жизнь связана с Университетом.
— Легко ли давалась учеба?
— Поступил я на мехмат без проблем, хотя учиться было сложно... Первый семестр, уверен был, не выдержу. Даже планировал «отступление». Потом как-то втянулся и дело пошло. Учился все годы на «отлично» и диплом получил с отличием. Но работать приходилось много. В читалке с ребятами сидели обычно до закрытия, то есть до 10 часов вечера, потом шли в аудиторию и там еще до часа ночи, потом с трудом добирались до общежития — едва успевали перехватить несколько часов сна. Это создало определенный заряд, дальше уже все было легко: аспирантура, докторская — все благодаря привычке работать, приобретенной в студенчестве.
— А Ваша супруга, дети тоже занимаются математикой?
— Представьте себе, да. Со своей женой, Адой Петровной, мы учились в одной группе. Как увидели мы друг друга в первый день занятий, так и остались вместе навсегда. Сын Юрий уже защитил кандидатскую диссертацию на мехмате. Дочь Аня в прошлом году закончила мехмат, сейчас учится в аспирантуре. Дочь Инна — студентка 5 курса. Многие годы мы с женой обитали в общежитии. Мы и сейчас живем в Университете, в жилом корпусе — там, где квартиры для профессоров.
«Защита национальной культуры должна быть государственной»
— Ваша жизнь целиком связана с Университетом, поэтому Вы, наверное, особенно остро ощущаете его «болевые точки». Есть ли у МГУ соперники? Некоторые, например, оспаривают первенство именно Московского университета?
— Много искусственных соперников. Много сегодня желающих стать российским, а то и сразу международным вузом. Находятся и те, кому не по нраву формула «Наш первый, наш Российский, наш Московский». Так, в конце прошлого года вышло постановление правительства, где первым университетом объявляется Санкт-Петербургский и предлагается в 1999 году праздновать его 275-летие. Между тем, если мы откроем «Полное собрание законов Российской Империи», то увидим, что лишь в 1819 году был Высочайше утвержден проект «первоначального образования С.-Петербургского университета».
— То есть в 1999 году нужно праздновать его 180-летие...
'
— Конечно. Все крупные историки говорят о том, что образовательное учреждение при Петровской Академии наук (1724 — 1766) нельзя считать университетом.
— На каком основании?
— Например, в нем не было разделений на факультеты и кафедры. Сам Ломоносов писал в 1758 году: «При Академии наук не токмо настоящего университета не бывало, но еще ни образа, ни подобия университетского не видно». Попытка разрешить научные споры путем политических декретов оказывает плохую услугу Петербургскому университету, ставит правительство в неловкое положение. Хотя мы с глубоким уважением относимся к нашим коллегам и будем искренне рады, если такое решение улучшит их материальное состояние. Но это может послужить плохим примером.
— В каком смысле?
— Например, уже сейчас раздаются отдельные требования отменить Татьянин день и отмечать вместо него день основания Киево-Могилянской Академии.
— То есть Вы думаете, что это может иметь далеко идущие последствия?
— Да, тем более, что нечто подобное происходит сейчас и в культуре России. Мы все хуже и хуже понимаем друг друга. Становимся чужими в своей собственной стране. Казалось бы, зачем русским отрекаться от прекрасной национальной традиции? Но почему-то многие спокойно смотрят на федерально-административные поползновения отдать на растерзание коммерческим гидрам национальную культуру. Посмотрите на некоторые федеральные учебные программы и на так называемые вариативные учебники гуманитарного профиля. Русский предлагается уравнять в преподавании с иностранными языками, а этическое и эстетическое воспитание строить по принципу: что противоестественно, то не безобразно. Вот почему велика роль Московского университета в сохранении национальной культуры. По силе своего влияния на страну МГУ не имеет равных в России.
— Что же, по Вашему мнению, необходимо сделать для исправления ситуации?
— С моей точки зрения, главная ошибка лежит в отходе от принципов национального образования. Это прежде всего единство школы и фундаментальной науки как основы для подготовки специалистов. И гуманитарной культуры как основы единства народов, населявших нашу страну. В этом историческая специфика развития как России, так и ее вузов. Сейчас идет расчленение школы, науки, сферы художественного творчества, которым предписано существовать самим по себе. Идет противостояние между этими частями за долю государственной поддержки. От этого не выиграет никто: все превратятся исключительно в коммерческие приложения, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому вектор дальнейший преобразований должен быть направлен в противоположную сторону. МГУ считает, что должна существовать государственная защита национальной культуры в целях езопасности России.
«Я хотел бы видеть Россию сильной страной»
— Как Вы относитесь к программе сексуального образования, которую намереваются ввести в школах?
— Это позорная попытка. Конечно, проблема воспитания личности существует, она многогранна, она связана с воспитанием духовным, психологическим, нравственным, физическим. Наверное, следует проводить и сексуальное воспитание. Однако специалисты должны разрабатывать его принципы, опираясь на традиции России, учитывая опыт других стран. Это не должно быть грубым и вульгарным «просвещением», которое отрицательно скажется в том числе на интеллектуальном и духовном потенциале нашего государства. Вот почему я решительно против этой программы в ее нынешнем виде.
— Сейчас в России особенно обострилась проблема наркомании, в первую очередь среди молодежи. Это видно даже по Московскому университету, где на некоторых факультетах совершенно открыто, скажем, курят наркотики. Вот почему «Татьянин День» планирует провести конференцию «Молодежь против наркомании». Как Вы относитесь к этой идее?
— Такая конференция требует подготовки, привлечения большого числа специалистов, поскольку проблема наркомании не столь проста. Я, например, не могу одобрить законы, которые позволяют человеку носить в кармане наркотики. А сейчас ведь запрещается только торговать ими. И вот наши правоохранительные органы, которые, конечно, пытаются бороться в стенах Университета с этим явлением, говорят мне, что это очень трудно. Потому что каждый человек, задержанный в МГУ с наркотиками, имеет на это право. Кстати, во многих странах запрет на хранение существует. Так что это еще и вопрос законодательства. Что касается конференции, то мы готовы всецело ее поддержать и предоставить помещение в стенах Университета.
— Виктор Антонович, Университет — это целое государство, поэтому вполне уместным будет задать Вам вопрос государственного масштаба. Какой бы Вы хотели видеть Россию?
— Бесспорно, образованным государством. Сильной страной, где главным приоритетом будет развитие образования. Только образованные люди могут сделать нашу страну еще богаче. Хотел бы ее видеть богатой. Но главное, чтобы в ней жили люди, которые бы беззаветно любили землю, где они родились — свою Родину, Отчизну. Ведь это естественно, чтобы люди оберегали свою землю для будущих поколений. Так что мне бы хотелось видеть Россию образованной, спокойной, бесконфликтной. Россией, чьи граждане были бы патриотами.
С ректором МГУ В.А. Садовничим беседовали:
Владислав ТОМАЧИНСКИЙ, аспирант филфака;
Александр ЕГОРЦЕВ, аспирант философ. ф-та;
Ксения КОРЕНЧУК, студентка журфака