«Люди нашего царя» Людмилы Улицкой
«Каких только героев нет в этой книге!» — хочется воскликнуть после прочтения сборника рассказов Л. Улицкой «Люди нашего царя». Их бы сейчас, по университетской привычке, по полочкам разложить да ярлычки наклеить… А книга-то не поддается. Все частички в ней так тесно связаны между собой — не разъединить. Поэтому далее — о своих, очень личных впечатлениях. А каталогизируют пусть другие.
Каких только людей нет у нашего царя!
Николай Лесков
«Каких только героев нет в этой книге!» — хочется воскликнуть после прочтения сборника рассказов Л. Улицкой «Люди нашего царя». Их бы сейчас, по университетской привычке, по полочкам разложить да ярлычки наклеить… А книга-то не поддается. Все частички в ней так тесно связаны между собой — не разъединить. Поэтому далее — о своих, очень личных впечатлениях. А каталогизируют пусть другие.
Больше всего, конечно, рассказывается в книге о женщинах. Они разные — писательские дочки, обремененные партийной идеологией, красавицы, мучающиеся своей красотой, девочки из послевоенных бараков. И у каждой в жизни какая-то трещина, а по-другому и быть не может — каждому испытание по силам его. Но бремя свое несут они легко — или только так кажется легкомысленному читателю, убаюканному плавным течением повествования?
Вот красавица Таня, которая по жизни идет с тяжкой ношей — красотой настолько явной, «что вся улица на нее смотрела, когда она в школьной форме с портфельчиком переходила дорогу». Но мы за нее спокойны — потому что она живет в мире с собой, и работа у нее такая уютная — лаборантка в поликлинике, и, несомненно, никто не удивляется, когда Таня в конце концов счастье свое обретает. Не «находит» (потому что не искала, а терпеливо ждала), а именно «обретает» посланное ей. А вот певчая Маша, которую жалко сначала до слез из-за начинающегося разлада с мужем. А потом вдруг замечаешь, что ей дан великий дар прощения, и потому никого она в своих несчастьях не винит. Человек прощением возвышается, превозмогая обиженное «Я», которое в обиде своей может вырасти до небес и неизвестно, что из этого получится… Жаль только, что прощения и терпения не всем достает. Есть в этой книге и несчастные, заблудившиеся, из которых больше всего в память врезается Галина Андреевна, которая в шкафу на брючном ремне повеситься пытается. Случилось у нее несчастье, да такое, что всю жизнь будет тянуться. Кажется, мрак беспросветный вокруг, «куда от него уйти…». В такие моменты человек безнадежно спрашивает: «За что мне это?». А другая героиня, пожилая дама, потерявшая ногу, задается вопросом, который, может и спас бы Галину Андреевну: «Для чего мне это?» Вместо бессмысленного бунта, здесь — принятие того, что произошло: «…я всю жизнь слишком много бегала да прыгала. А теперь вот мне сказали: посиди и подумай…»
И мужчины в книге — те, которые главными героями стать удостоились — под стать женщинам. Тут и наладчик Геннадий Тучкин, увлеченный читатель Штейнера, который переживает первое свое большое разочарование от несоответствия формы и содержания. Тут и «беспринципный» Леня, который одного за другим усыновляет детей любимой женщины. Кстати, тема отцовства и вообще родства — истинного и мнимого — одна из определяющих для всей книги в целом. Почему-то родные по крови люди все чаще друг друга не понимают, друг другу надоедают и всячески пытаются разлучиться. А так называемые «неродные» — как тот же Леня и его дети, как отцы и приемные сыновья (мотив этот в сборнике повторяется дважды) — «прилепляются» друг к другу так, что ни реплики «доброжелателей», ни внезапно появившиеся «кровные» отцы ничего изменить не могут. И есть еще рассказ о родстве настолько близком, что каждый раз при его прочтении щемит сердце. Говорится там в числе прочего о старичке, приходящем в больницу к жене: «…забавно было, что он приносит сумку продуктов и тут же…большую часть и съедает… был он голоден, потому что не умел есть в одиночку, без жены».
О животных — кошках, собаках — Улицкая пишет без снисхождения сильного к более слабому, потому что они — равные человеку. А животных в рассказах тоже хватает. И пудель, спасаемый хозяйкой и становящийся в военное время «дезертиром», и кошка «большой красоты», но с жутким характером, и даже надувной игрушечный далматинец, который веселит всех вокруг на своем пути от Варшавы до Москвы. Конечно, апофеоз этой темы — нью-йоркская «месса животных в честь дня Франциска Ассизского», где все животные могут получить благословение священника. Трогательная и в то же время по-библейски величественная картина.
Много всего мы узнаем о героях по ходу повествования — что ели, где работали, чем болели. Но нет в рассказах пресловутой «физиологии», которой с удовольствием грешит современная наша литература. А есть — большая любовь к людям, какими бы слабыми, грешными, несовершенными они ни были. И любовь к жизни — такой быстротечной и бестолковой, что часто нет времени остановиться и подумать над чем-то важным. Останавливаешься тогда, когда это важное стало уже прошлым. «Люди нашего царя» — кажется, одна из таких остановок.