Дом Божий и революция

	Храм св. мц. Татианы, домовая церковь Московского университета

В 1847 году Филарет Митрополит Московский, освящая домовую церковь во имя иконы Знамения Пресвятой Богородицы при доме графов Шереметевых на Воздвиженке, сказал: «Иметь храм Божий близ себя в своем доме — приятная и вожделенная мысль, когда подумать о благодати храма Божия, но и устрашающая мысль, когда подумать о святости Живущего в нем».

1. Домовые церкви Москвы

Домовая церковь отличалась от приходской только юридически: она была собственностью либо частного лица, либо учреждения. Прихода в общепринятом смысле в такой церкви не было. Поэтому в работах по церковной истории Москвы и России (М. Александровский, П. Паламарчук) домовые церкви не выделены, а в документах консистории отсутствуют или представлены фрагментарно.

Точного количества этих церквей в Москве до революции кроме консисторских чиновников, никто не знал.

Эти данные стали необходимы большевикам для организации ликвидационных мероприятий. В 1919 г. в Москве, по подсчетам контролируемой большевиками Церковно-организационной комиссии (ЦОК), было 398 церквей, неясно — вместе с домовыми или без них. По более точным данным 1921 г. значится общее количество церквей 533. В списке 1920 г., составленном в разгар компании по ликвидации домовых церквей и являющимся черновым рабочим документом, перечислено 172 домовых церкви.

В исследовании П. Паламарчука установлено, что домовых церквей перед революцией было не менее 230.

Домовые храмы, никогда не выделявшиеся в отдельную главу истории московских церквей, были среди главных достопримечательностей и красот столицы.

Среди них церкви в домах, построенных в 18 в. М.Ф. Казаковым по проекту В.И. Баженова:

церковь благоверного царевича Димитрия при Голицынской больнице (ныне 1-я Градская) на Калужской,
церковь Покрова Пресвятой Богородицы на Пречистенке (ныне здание Академии Художеств),
Александро-Сергиевский храм в здании генерал-губернатора (ныне Московская мэрия);
построенные М.В. Быковским церкви.

Среди домовых церквей — построенный на средства Л.К. Нарышкина в стиле «московского барокко» в конце 17 в. и принадлежавший Шереметевым в 19 в. храм во имя иконы Знамения Божьей Матери близ Воздвиженки и др.

Огромное количество домовых церквей было создано на средства известных и неизвестных благотворителей в к. 19–нач. 20 вв..

Александро-Сергиевский храм в здании генерал-губернатора (ныне Московская мэрия)

В период большевистского лихолетия этой далеко не малочисленной группе храмов была уготована особая судьба: с них в нашей стране началась борьба с религией.

2. Первые богоборческие законы

Каково происхождение большевистского богоборчества? Как случилось, что партия, декларирующая защиту интересов трудящихся, пошла на упорную жестокую борьбу с собственным народом? Научному анализу причин коммунистического богоборчества, естественно, предшествует детальное изучение событий начального периода правления большевиков.

Главным событием по «отмене религии» должен был стать Декрет о свободе совести, якобы не уничтожающий Церковь, а только оформляющий новый для России вид отношений Церкви и государства. Документ был написан в аппарате Совнаркома, возможно, начало его сочинил Ленин через три месяца после большевистского переворота. Эта попытка регламентации отношений Церкви и государства была обусловлена не только популистской идеей доверить судьбу Церкви трудящимся в лице церковных приходов, но и подготовкой к грядущему изъятию церковных ценностей. Многочисленные эпизоды кощунственных бесчинств и попыток ограблений не где нибудь — в глубинке, — а в Петрограде в Александро-Невской Лавре и в Московском Кремле свидетельствовали о том, что в деле ограбления церквей у большевиков будут не только противники, но и конкуренты в лице деморализованных солдат и матросов.

Случайно или нет, но антирелигиозная деятельность большевистского правительства стала главным направлением его политики именно после переезда правительства в Москву 11 марта 1918 г. Новая власть чувствовала себя неуверенно повсюду в этой большой непредсказуемой и все еще религиозной стране, но особенно неуверенно — в древней столице, всегда являвшейся оплотом Православия, а после восстановления патриаршества ставшей резиденцией Патриарха. Возможно, перенос столицы в Москву имел одной из причин желание держать Русскую Церковь во главе с таким авторитетным лидером, как патриарх Тихон под постоянным контролем и не допускать усиления роли Москвы как столицы церковной.

Декрет, сделанный явно наспех, имел слишком общий характер и не мог быть применен в повседневной богоборческой практике. Положение пытались исправлять с помощью инструкций о порядке проведения Декрета в жизнь, разъяснений Декрета и этих инструкций. Главным упущением составителей Декрета было то, что он делал зависимыми от властей только приходские храмы.

Забытое большевиками различие приходских и неприходских церквей было связано с формой собственности. Церковь до революции не была отделена от государства ни имущественно, ни идеологически. Отделение Церкви от государства было только идеологическим, имущество Церкви пролетарское государство, естественно, считало своим. Но это было правильно только по отношению к церквам приходским.

	Церковь св. блгв. цар. Димитрия при Голицынской больнице

Домовые церкви, в которых не было приходов, — ни контролировать, ни тем более закрывать на основании этого Декрета было невозможно, т. к. в известном смысле они были от государства независимы. Недоступных для закрытия домовых храмов было множество: церкви при учебных заведениях, в учреждениях связи, в жилых домах, на железной дороге, воинских частях, при социальных учреждениях самой разной специализации (приюты, детские сады, больницы, богадельни, государственные, частные, принадлежавшие различным благотворительным фондам). Церкви были или собственностью учреждения, или частным владением. Если бы не Декрет, эти домовые церкви, небольшие, нередко небогатые, часто известные только обитателям нескольких соседних домов, зачастую, хотя и не всегда, окормлявшие совсем не пролетарскую часть населения, было бы сравнительно легко уничтожить.

Для того чтобы ликвидировать возникшую по недосмотру авторов Декрета независимость домовых церквей, в августе 1918 г. была разработана очень жесткая инструкция Наркомпроса, предусматривающая обязательное закрытие домовых церквей при учебных заведениях. Согласно списку 1920 г., домовые церкви при учебных заведениях и музеях составляли чуть более 16% от общего их числа, а вместе с церквами при детских приютах — 21–22% . На деле инструкцию применяли абсолютно ко всем домовым храмам, вплоть до церквей при больницах, приютах и богадельнях для глухонемых и душевнобольных. До появления этой инструкции судьба Церкви зависела только от Декрета, который был насквозь лицемерным, но номинально не ликвидационным документом. Инструкция Наркомпроса, принятая якобы во имя идеологии, поставила вне закона все домовые церкви.

С апреля 1918 г. текущей работой по реализации Декрета занимался Наркомюст, точнее Особый отдел Наркомюста. Отдел был невелик, назывался скромно «Восьмой отдел» или «Отдел по отделению церкви от государства». С осени 1918 г. Восьмым отделом руководил старый большевик юрист-практик Петр Ананиевич Красиков, человек, лично преданный В.И. Ленину. Отделу направлялась корреспонденция по делам реализации безбожного декрета, поступавшая со всей страны на имя Ленина, Бонч-Бруевича, Наркомпроса. Этот небольшой (7–10 человек) отдел наводил ужас на всю страну. Его резолюциям беспрекословно подчинялись все совдепы.

После появления Инструкции Наркомпроса главным направлением деятельности «Восьмого отдела» стали домовые церкви Москвы.

С точки зрения интересов дела все было продумано правильно. Был выбран противник, слабый, неопытный, лишенный поддержки. На небольших домовых церквах Москвы можно было получить прекрасную и наглядную, и бумажную отчетность о проделанной работе, и при этом ничего не делать, а использовать результаты работы причта и активистов церквей в последние месяцы 1918 года. В этот период по приказу Юридических отделов совдепов в большинстве домовых церквей были подготовлены описи имущества домовых церквей, исторические справки и прочая документация. Получив или готовясь получить от районного совдепа уведомление о немедленном закрытии храма, почти в каждой домовой церкви, надеясь на лучшее, готовили коллективное заявление об организации прихода, чтобы храм сменил статус и мог называться приходским. К письму прилагались подписные листы — фактически списки прихода, а также описи церковного имущества. Группа лиц, выбранных от учреждаемого прихода, готовилась получить по доверенности у государства имущество, испокон века находившееся в церкви, — иконы, утварь, книги, предметы мебели. Составлялись списки имущества, как предполагалось, для продолжения церковной жизни. Перечни церковного имущества помогали ликвидаторам заранее оценить ценность очередной добычи. Описи, составленные для сохранения церкви, в процедуре закрытия церкви становились ликвидационными документами.

3. Создание приходов в домовых церквах

Смена статуса сохраняла церковь или давала отсрочку. Организация прихода — единственный путь спасения — удалась в немногих храмах.

Один из немногих сохранившихся храмов Москвы — церковь Архангела Гавриила при Московском почтамте в Телеграфном переулке, так называемая «Меньшикова башня»

Все домовые церкви должны были быть закрыты к сентябрю 1918 г., но на деле в 1918 г. было закрыто только три церкви, к концу 1919 еще семь, а к концу 1920 г. удалось расправиться еще с 13 храмами. Вся кампания растянулась до 1923 г.

Но, конечно же, на местах судьба каждой конкретной церкви от районной власти зависела только до определенного предела. Судьбу некоторых московских церквей решал не районный совдеп, а Наркомюст, а в случае с Университетской церковью — Правительство.

В деле каждой церкви имеются списки прихожан, бесценные документы эпохи, свидетельствующие о том, что за церкви самоотверженно боролись все — полуграмотные вчерашние крестьяне: дворники, сторожа, прачки — вместе с врачами, известными московскими профессорами, студентами. Впрочем, с 1920 г. в конце списка требовалась заверительная надпись об отсутствии в списке фамилий граждан моложе 18 лет.

4. Методики ликвидаторов

Ознакомление с делами о закрытии домовых церквей показывает, что нет хотя бы двух совпадающих или сходных друг с другом эпизодов закрытия церквей. История гибели каждой церкви уникальна. Но попытаемся найти общие черты в действиях властей при ликвидации домовых церквей.

Процесс расправы с церковью состоял из нескольких процедур. Первая из них — опечатывание, иногда при этом составлялся акт о ликвидации церкви. Следующая — осмотр церкви — стала обязательной с 1920 г. Юридическую ликвидацию или упразднение церкви следует считать серьезным, но не окончательным свидетельством того, что церковь прекратила существование. Бывали случаи, что печати снимались и храм открывали, например на праздники. По документам, закрытие некоторых церквей производилось не единожды, может быть, вследствие упорной борьбы верующих, а может быть, в силу подтасовки фактов ликвидаторами, торопящихся выдать желаемое за действительность. Доказательством ликвидации был только вывоз имущества.

Как следует из отчетности церковных ликвидаторов, в 1919 г. состоялось упразднение 21 церкви Никитского, Китайского и Замоскворецкого сороков. Но вывоз имущества произошел только в 7 храмах. По-видимому, учитывались церкви, признанные упраздненными, независимо от того, вывезено имущество или нет.

От личных контактов или от конфронтации с влиятельными большевиками в повседневной практике зависело очень многое. Несомненно, в организации расправы с Университетской церковью мученицы Татианы сказалось неприязненное отношение к Университету одного из бывших его профессоров М.Н. Покровского, возглавившего в период Московского кровавого восстания 1917 г. Моссовет и, следовательно, оказавшегося по разные стороны баррикад с alma mater. Благодаря смекалке замнаркома просвещения М.Н. Покровского было фактически сведено на нет заступничество Всероссийской коллегии по делам музеев и охране памятников искусства и старины, которая пыталась спасти Университетскую церковь.

Флигель университетского здания был перестроен специально для церкви. Храм был освящен митрополитом Московским Филаретом в 1837 году. В университетском храме отпевали Н.В. Гоголя, А.А. Фета, Т.Н. Грановского, С.М. Соловьева, А.Г. Столетова, В.О. Ключевского. Среди реликвий церкви были частицы мощей свв. Кирилла и Мефодия — подарок М.П. Погодина. Почитание славянских просветителей было возобновлено в Москве именно в этом храме.

Стараниями Покровского для нейтрализации решения Всероссийской коллегии по делам музеев и охране памятников искусства было организовано Постановление Совнаркома, по которому в июле 1919 г. Университетскую церковь закрыли. Это был один из самых первых эпизодов ликвидации церквей.

В процедуре закрытия храма, которая продолжалась несколько дней, принимали участие сотрудники «Восьмого отдела» и специально подобранные кадры надежных партийцев во главе с начальниками автотехнического и административно-хозяйственного отделов Московских совдепов, откомандированные совдепом Городского района Москвы.

О том, как грозовой летней ночью уродовали здание церкви, уничтожая «религиозные эмблемы», написал в своих опубликованных в Париже воспоминаниях ректор университета М. Новиков.

Помещение церкви предназначалось для студенческого клуба. Процесс вывоза имущества Татьянинской церкви при Университете продолжался три года.

	В церкви свв. равноап. кн. Константина и Елены при Межевом институте в Гороховом переулке в апреле 1919 г. была создана и зарегистрирована община, и церковь стала приходской

Церковь свв. Константина и Елены при Межевом институте в Гороховом переулке совдеп был не в силах закрыть, т. к. храм имел (или считалось, что имел) влиятельного заступника — наркома просвещения А.В. Луначарского. Говорили, что именно с разрешения одного из главных большевистских идеологов были на время возобновлены богослужения в храме.

В нескольких церквах, закрытых, но не опустошенных, добивались разрешения проведения праздничных служб (на Пасху, Рождество, Благовещение). После праздника храм «забывали» опечатать и службы продолжались, пока об этом не становилось известно начальству. Если отмечались подобные эпизоды, а также чрезмерно частые обращения верующих с коллективными просьбами о полном возобновлении храма (где всуе поминался Декрет о свободе совести), непременно вскоре происходили ночные, иногда серьезные, иногда почти формальные, ограбления храмов. А вот после этого ликвидация церкви (даже приходской), и вывоз имущества происходили незамедлительно. При этом извлекались на свет документы 1918 г., по которым и духовенство, и представители прихода, должны были нести уголовную ответственность за пропажу «народного» имущества.

Именно так удалось ликвидировать долго сопротивлявшуюся церковь Константина и Елены при Межевом институте: в декабре 1920 г. из закрытой церкви было похищено несколько облачений и предметов утвари, после чего возобновление церкви несмотря на поддержку Луначарского становилось невозможным.

Судьба той или иной конкретной церкви часто зависела от того, имеются ли претенденты на помещение.

В январе 1919 г. была ликвидирована Введенская церковь при Мариинском епархиальном училище, преобразованном в 503 единую трудовую школу 1 ступени.

Церковь, основанная в 1884 г., находилась по адресу Б. Ордынка, 22. Здание, предназначенное для училища, было перестроено из здания иконописного училища и освящено в 1885 г. Здание было куплено и подарено училищу Д.И. Хлудовым. Церковь, находившаяся в восточной части верхнего этажа по Ордынскому тупику, была освящена в 1886 г. Вскоре после закрытия церкви помещение было занято приютом для дефективных детей. Имущество церкви было вывезено в марте 1921 г.

Храм во имя иконы Знамения Божией Матери, одна из самых богатых церквей в Москве

5. О богатствах домовых церквей

Среди предметов внутреннего убранства даже небольших и скромных домовых церквей было немало изделий из золота и серебра. Еще в 1918 г., т. е. задолго до начала Помгола церквам было разослано Постановление ВСНХ об обязательной передаче в доход государства золотых предметов весом более 16 золотников и «золота в сыром виде». С мая 1920 г. из ВЧК в Восьмой отдел поступило распоряжение об обязательном производстве осмотра и конфискации предметов убранства по ордерам ВЧК. Церковь, если она не подлежала немедленной ликвидации, могла воспользоваться только тем, что оставалось после изъятия художественных и материальных ценностей.

Одна из самых крупных утрат церковных ценностей связана с церковью святителя Филиппа митрополита Московского, находившейся в доме Соллогуб по адресу Поварская, 52. Владение №52 в к. 18–нач. 19 в. принадлежало Долгоруким, впоследствии Боде-Колычевым. Дом был построен в 1802 г., церковь — в 1856 г. баронами Боде-Колычевыми, потомками митрополита Филиппа, в миру Феодора Стефановича Колычева.

В церкви были очень древние иконы и Царские врата. Церковь закрыли в 1918 или 1919 г., но в апреле 1921 г. по просьбе верующих церковь открыли и разрешили провести службы Страстной недели. Разрешение на проведение служб и треб продлили до июля, в августе церковь снова опечатали. В сентябре 1921 г. печати были сорваны, и церковь была опустошена. Имущество церкви было собственностью графини Елены Федоровны Соллогуб. Сведений о судьбе ее заявления о поисках ценного имущества церкви, заявления, датированного мартом 1924 г., и документов о ликвидации церкви не найдено.

Четырехсвятительская церковь при Епархиальном свечном заводе (Посланников пер., 9) была построена в 1889 и освящена в 1899 г. в честь московских святителей Петра, Алексия, Ионы и Филиппа. Приход церкви был вполне пролетарский, и борьба прихода за церковь была особенно упорной и бескомпромиссной. Более длительной, чем в других приходах, была совершенно безрезультатная тяжба с властями за изменение статуса церкви с домовой на приходскую. Церковь удалось уберечь от опечатания до октября 1921 г. Но в июле 1923 г. церковь была все таки ликвидирована. Судьбу церкви, которой так и не удалось превратиться в приходскую, решила пропажа нескольких серебряных предметов. Убранство храма было очень ценным. Пять икон 18 века подлежали учету и хранению. Часть икон и утвари была передана в церковь Богоявления в Елохове. Однако, две золоченых рамы от икон были переданы в 34 отделение милиции — рамы предназначались для портретов Ленина и Воровского.

В одном из последних документов по Четырехсвятительской церкви, датированном сентябрем 1923 г., содержится предписание Красикова о передаче храма обновленческой общине.

В скромной церкви мученицы Татианы при Московском университете имелась ценная серебряная утварь 18 в., венцы, украшенные финифтью, крест барочной формы «с летописью», большая икона Нерукотворного Спаса в серебряном окладе тоже 18 в., «пристроенная» в 1929 г. в «Антиквариат».

18 ноября 1920 г. был обследован храм во имя иконы Знамение Божьей Матери при доме князя Шереметева близ Воздвиженки в переулке, называвшемся Романов, Шереметевский, в советский период — улица Грановского.

Первая церковь на этом месте появилась в 1613 г. Ныне существующий храм, один из памятников «московского барокко», был возведен около 1691 г. После пожара 1812 г. храм был обновлен. С 1800 г. владельцем Романова двора с дворцом и церковью стал Н.П. Шереметев. При его сыне Д.Н. Шереметеве в сентябре 1847 г. церковь была освящена митрополитом Московским Филаретом. Шереметевская церковь при Воздвиженском доме была одной из самых богатых в Москве. Изъятия в пользу Помгола в 1922 г. состояли из серебряных изделий, иногда массивных (ризы и венчики с икон, дарохранительницы, кресты, подносы, Голгофа, крышки от Евангелий); общий вес серебряных вещей составлял 1 пуд, 1 фунт и 14 золотников, т. е. около 16,5 кг. Через год в 1923 г. в Центральное хранилище Государственного Музейного фонда было вывезено 26 предметов утвари (крестов, панагий, медальонов, ковчежцев), представляющих собою особую художественную ценность. Все эти реликвии были переданы в Оружейную палату.

Закрытие церкви, ставшей приходской, состоялось только в 1929 г. Предполагалось, что в церкви будет оборудован физкультурный зал для студентов Московского университета. В действительности до недавнего времени в помещении церкви находилась столовая «кремлевской больницы».

	Храм вмц. Екатерины в Воспитательном доме на Солянке, иконостас работы М.В. Быковского

Уничтожение иконостасов было самым трудоемким этапом в варварской акции ликвидации церквей. В июле 1921 г. Краснопресненский райздрав обратился в административный отдел Моссовета с просьбой решить судьбу пяти домовых церквей — в Фирсановском доме бесплатных комнат по Соколовскому переулку, в доме престарелых № 2 на Панской улице, в Ермаковской богадельне в Тестовском поселке за Трехгоркой и в убежищах для престарелых на Мещанской и на Петроградском шоссе. Помещения церквей хотели использовать для культурно-просветительских целей, но мешали иконостасы. Специалистов по разборке иконостасов не находили. В документах эта деятельность называлась «утилизация иконостасов».

Мосгорздраву было разрешено утилизировать иконостасы, вывезенные из церквей больниц им. Короленко, им. Склифосовского и Московской глазной больницы. Масштабы этих утрат никогда не анализировались. Кроме иконостаса Быковского из Екатерининской церкви были уничтожены или утеряны иконостас работы Е.Д. Тюрина из Университетской Татьянинской церкви и другие древние иконостасы. «Не древние» иконостасы и иконы спасти в те годы было очень трудно.

В Татьянинской Университетской церкви среди икон, созданных к освящению церкви, были образа работы лучших московских иконописцев первой половины 19 в.: Василия Матвеева, Андрея Сухих, Ивана Дурнова, а также скульптурные работы И.П. Витали.

Мир церковной Москвы, каким он был перед революцией, начал создаваться еще в древности. Издавна в нем наряду с приходским храмом была скромная домовая церковь, где, по словам митрополита Филарета, «дом человеческий принимал в свои объятия дом Божий». Небольшие и немноголюдные домовые храмы были наименее защищенной частью «домов Божиих». Согласно документальным свидетельствам, из 230 домовых храмов Москвы не менее 170 (три четверти) «удостоились» внимания большевистской власти, и большая часть их была уничтожена. Эта малоизвестная кампания — уничтожение домовых церквей Москвы, с которой началось многолетняя богоборческая деятельность большевиков: преследование духовенства, Помгол, закрытие и разрушение монастырей и приходских храмов, — даже теперь, почти 90 лет спустя, поражает цинизмом тогдашних вероотступников, не пренебрегавших ни шантажом, ни помощью уголовников.

В статье были использованы следующие источники:
П. Паламарчук «Сорок сороков».— М., 1994;
ГАРФ ф.А-353, оп.2,3;
ЦГАМО ф.66, оп.18;
ОПИ ГИМ ф.54 оп.1.

Читайте также:

25 января, в Татьянин день, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II совершит Литургию в университетском храме
МГУ образца XIX века
Ф.М. Достоевский: Татьяна Ларина — апофеоз русской женщины
Два взгляда на чеховского «Студента»
Татьяна Рузская — русская свидетельница Нюрнбернского процесса
Татьянин день — 25 января