"Крик осла" в романе Достоевского "Идиот"
Во время застольной беседы князя просят рассказать о первом впечатлении в Швейцарии. И князь рассказывает, как его, больного, везли через разные немецкие города, и он, еще не оправившись от ряда сильных припадков, терял память и чувствовал нестерпимую грусть от того, что все вокруг чужое. Окончательно вернул его к жизни и примирил со Швейцарией крик осла на городском рынке. С тех пор, по признанию князя, он ужасно полюбил ослов.
Весь этот странный рассказ можно было бы, по совету генеральши Епанчинои, и пропустить, посчитав неудачной шуткой неловкого гостя, если бы князь всерьез не связывал с криком осла свое исцеление и духовное возрождение. А поскольку князь был возвращен в Россию своим швейцарским доктором не в последнюю очередь для того, чтобы проповедовать некую идею, то оставить без внимания обстоятельство, способствовавшее его духовному прозрению, каким бы нелепым оно ни казалось на первый взгляд, совершенно невозможно.
Образ осла относится к тем образам, которые считаются древнейшими и традиционными. Традиции его толкования предельно разнообразны: от талмудической и евангельской до мимической и сатурналиевой. Но особенно прочно крик осла в религиозной жизни западного мира связан с ослиной мессой, бывшей частью праздника осла — полуофициального, но все-таки легально существовавшего на протяжении примерно семи веков ритуала.
Праздник осла известен по крайней мере с IX века. Он представлял собой смеховое действо на евангельский сюжет о бегстве в Египет. В городе выбирали самую красивую девушку, давали ей на руки младенца и сажали их на осла. Осел с девушкой и младенцем, изображавшими Марию и Христа, в сопровождении клира и паствы направлялись к главному храму города. Там священник служил ослиную мессу, кульминацией которой был троекратный крик осла.
Несмотря на неофициальность и неканонизированность праздника, все источники фиксируют общий ритуал и один текст ослиной мессы, составленный Пьером Корбейлем. Месса состояла из 9 стихов, пропеваемых священником на латыни, и рефрена, который паства вы крики нала после каждого стиха по-французски. В первом стихе мессы осел провозглашался мистерийным, жертвенным животным, предназначенным как для восхваления, так и для поругания. Восемь из девяти стихов осла прославляли, превозносили егосилу, выносливость, терпение и прочие добродетели, упомянутые также князем Мышкиным в его похвальном слове ослу. В шуточном рефрене прихожане обещали ослу, если он споет, вдоволь овса и сена. В заключительном стихе мессы уже и пастырь обращался к животному с той же просьбой: "Хочешь лечь спать сытым — Аминь (все опускались на колени) — окропи себя святой водой и прокричит рижды "Аминь!" После этих слов священник кричал ослом.
В крике осла, то есть в ослином "Аминь", слышалось "Аминь" наоборот. Анаграмму "Аминь" фиксирует и графическая передача крика осла в тексте Пьера Корбейля, обратное же чтение священных слов прочно связывается с голосом дьявола. Однако ослиная месса не заканчивалась кощунственным криком. За криком осла следовал рефрен, текст которого отличался от повторявшегося прежде. Прихожане обращались к "Сиру ослу" со словами: "Сир, да вы всего лишь осел,шли бы вы лучше куда подальше!". После этого священник трижды кричал ослом и прихожане, вторя ему, сосмехом изгоняли осла из храма. Крик осла в храме был, таким образом, частью обряда изгнания дьявола, смехового развенчания злых сил, изгнание их из храма и из душ молящихся. По всей видимости, об исцелении такого рода говорил и князь Мышкин, начав рассказ о своем пребывании в Швейцарии с упоминания крика осла.
Много позже, размышляя о своей болезни, князь скажето мгновениях, предшествующих припадкам падучей, и сравнит их с Магометовым мгновением, то есть с минутой высшего самосознания и самоощущения, в которую, согласно легенде, эпилептику Магомету было открыто высшее знание. Однако тут же князь станет раздумывать, являются ли эти минуты восторженного молитвенного единения с целым бытия проблесками высшего или, напротив, инициированы самым низшим. Возможно, крик осла потому и примирил князя с его положением, что, напомнив крик эпилептика, убедил в том, что бес изгнан и, следовательно, за Магометово мгновение не жалко и жизнь отдать.
Ирина Попова,
канд. филол. наук,
выпускница филфака МГУ
