Сначала воссоединяется самое главное – Церковь...
Совместный проект издания "Татьянин День" и журнала "Мы в России и Зарубежье"
- Андрей Борисович, мы бы хотели в нашей беседе задать вам, возможно, самые неудобные и жесткие вопросы о воссоединении Церкви. Лучше открыто попытаться на них ответить, чем оставлять простор для спекуляций и недомолвок. Вот, скажем, активное участие российского государства, и прежде всего самого президента Путина, в урегулировании разногласий между двумя частями Русской Церкви. Не ставит ли оно под вопрос ту удаленность от светской власти и ее текущих интересов, которую Московская Патриархия декларировала в «Основах социальной концепции»?
- Во-первых, мы не должны по старой интеллигентской привычке считать государство безусловным и абсолютным злом. Государство - это в конечном счете мы, его граждане. И если даже нынешний режим это не вполне сознает, то сами мы должны понимать, что государство создано обществом для того, чтобы обществу жилось лучше. Естественным образом общество должно контролировать то, что оно создало, чтобы государство не стало работать исключительно на себя.
А теперь, исходя из этого тезиса, давайте разберемся, в чьих интересах воссоединение Церкви. Важен ли процесс воссоединения для режима, чтобы помочь ему жить за счет общества? Или же он важен для самого общества? Я думаю, что в данном случае процесс воссоединения Церкви нашей послесоветской эгоистической «элите» не только не нужен, но, если говорить откровенно, вреден. А вот обществу, которое пытается освободиться от уз «советчины» в своем сознании, в своем быту, в своем отношении к жизни, это воссоединение крайне необходимо. Поэтому сознательно или бессознательно, но политический режим сыграл положительную и оправдывающую себя роль деятеля на пользу общества, то есть выполнил свою прямую функцию.
Почему воссоединение опасно для режима в его эгоистической форме? Да просто потому, что правящая группа может быть равнодушна к интересам общества только по одной причине. Дело в том, что общество сейчас абсолютно пассивно, не сознает своего интереса, соучаствует с режимом в его не очень симпатичных деяниях. Каждый себе маленький олигарх, который наживается для самого себя. Как раз Русское зарубежье, которое объединено в РПЦЗ, представляет иной тип русского человека, человека неиспорченного «советчиной», человека, который живет ради высоких идеалов отечества, веры, сохранения своей культуры. За рубежом произошел некий отсев: те, кто был равнодушен к русскости (а таких немало было среди эмигрантов), уже давно куда-то исчезли, ассимилировались. И за эти восемьдесят или пятьдесят лет (если мы говорим о второй эмиграции, после 1945 года) остались русскими только патриотически мыслящие люди, желающие жить для России. Воссоединение Церкви должно стать той прививкой жертвенного отношения к жизни, служения, которого очень не хватает нашему обществу. Но (и здесь опасность для правящей «элиты»), привитое этим служением, наше общество по-другому будет относиться и к распределению благ, и к самой общественной жизни. Оно попытается поставить под свой контроль общественную жизнь ради того, чтобы политический строй служил интересам людей.
Поэтому, чтобы ни делала администрация Путина, объективно воссоединение Церкви пойдет на благо народа. В этом смысле нам не надо смущаться, что во многом воссоединение сделано руками Путина, - надо всегда смотреть на конечную цель, а не на те руки, которые способствовали ее достижению. Потому что любыми руками в конечном счете управляет Бог. Да мы до конца и не знаем, какими были побуждения сердца того человека, кто делал то или иное благое дело.
- Профессор, вы не считаете, что процесс воссоединения помимо целительного действия может привести и к серьезным отрицательным последствиям для обеих частей Церкви, Московского Патриархата и РПЦЗ? Вот, например, наша московская привычка сервилизма перед светской властью, зависимость от ее поддержки - не перейдет ли она и к РПЦЗ, которой теперь российское правительство, возможно, будет активно помогать, как проводнику своего влияния на Западе? Или наша «хамоватость», навык решать проблемы окриком, давлением и силой (как было, например, с монастырями РПЦЗ на Святой земле)? Может быть, она испортит отношения и манеры внутри зарубежной паствы и клира? А может, и мы заразимся болезнями зарубежников? Взять тот же утрированный и экзальтированный монархизм, до сих пор характерный для многих в РПЦЗ. Ведь у нас самих хватает с ним проблем, ведь для части наших прихожан вера сводится к почитанию династии Романовых и преклонению пред самодержавием. Может, зарубежники только обострят эту проблему? Или их крайняя враждебность к каким бы то ни было контактам с другими христианскими деноминациями? А может быть, вообще исцеления не произойдет, два больных только взаимно заразятся?
- Прежде всего нужно сказать несколько слов о самом принципе разделения-воссоединения. Если воссоединение идет от сердец, если оно искренно, то это процесс положительный, потому что Бог есть единство, наполняющее все во всем. Сатана же сам по себе есть разделитель. Любое разделение, любой распад чего-то доброго на части - это всегда действие врага.
Судя по тому, сколько людей из зарубежья собираются приехать на торжества в Москву, воссоединение идет от сердца очень многих из РПЦЗ. Да и те немногие с нашей стороны, кто следит за процессом воссоединения, тоже очень ему радуются. Потому это дело Божие - знак перелома ситуации. Ведь у нас долгое время только разделение нарастало. Общество расколото на молекулы эгоистических индивидов. Российское государство (каким оно существовало к началу 1917 года) распалось на множество отдельных образований, и нас все время пугают, что этот процесс еще не закончился. Между различными частями общества открытая вражда, отсутствует солидарность. И очень хорошо, что сначала воссоединяется самое главное - Церковь, сердце общества. Потом вокруг сердца будет нарастать соединенная плоть.
Теперь о конкретных опасностях. Обе части Церкви подходят к воссоединению с тем огромным багажом, который во многом помогает, а во многом и мешает. Что нам помогает? Зарубежной Церкви помогает та свобода, в которой она жила все эти годы, привычка надеяться только на свои силы, а не на государство, царя или «доброго дядю». Ведь надо было сохранять свои приходы, строить воскресные школы, иные детские учреждения, организовывать людей, создавать скаутские ячейки. Все это заставило русских людей в зарубежье стать ответственными гражданами, чего в России в обозримом прошлом, скажем в последние два с половиной столетия, очень не хватало.
Что мы несем положительного? Мы несем прежде всего опыт сопротивления тотальному злу, кровь новомучеников, то страдание, через которое наши отцы прошли реально, мы, среднее поколение, хотя бы в том, что пришли к вере в период гонений, и в этой вере устояли, а наша молодежь в том, что она продолжила эту традицию. Поэтому обе части Церкви могут принести в общую сокровищницу много положительного.
Но действительно, каждый может принести и отрицательное. Однако здесь есть целый ряд противоядий. Вот вы говорите, что российская власть будет поддерживать РПЦЗ материально. Это возможно, ведь у нее денег сейчас много. Но, судя по моему личному опыту общения с людьми из русского зарубежья, в них очень сильно воспитанное в нескольких поколениях чувство собственной ответственности, принципиальности в денежных вопросах. Люди щепетильны в этом смысле, они привыкли к тому, что называлось в Народно-трудовом союзе (в то время зарубежная политическая организация.- Примеч. ред.) «безусловными даяниями»: «Хотите дать деньги - пожалуйста! На Церковь - спасибо. Но если вы выдвигаете еще какие-то условия, то, если они нас не устраивают, лучше мы обойдемся без ваших денег».
Или упоминаемый вами монархизм РПЦЗ - он ведь гораздо более здоровый, чем тот, который распространен в нашем церковном народе. У них там и речи не может быть о почитании Ивана Грозного, Распутина или тем более Иосифа Сталина. А та же холодность «зарубежников» по отношению к инославным, во многом вынужденная, не идет ни в какое сравнение с самой настоящей ненавистью, которую мы можем порою встретить в нашей среде. Может быть, инициаторы воссоединения с нашей стороны и рассчитывали, что оно взаимно усилит монархизм и нелюбовь к инославным, но в итоге получится совершенно по-другому. Когда внутренне здоровая паства РПЦЗ выйдет из окружения, в некотором роде гетто, в котором она находилось на Западе, и соединится с полнотой Русской Церкви и Вселенского Православия, она избавится от этих все-таки немного сектантских болезней. В то же время мы получим европейскую широту взгляда на жизнь, на мир, которой у нас в условиях семидесятилетней тирании неоткуда было взяться. То есть опасности, безусловно, есть, и мы их должны сознавать. Некоторые вещи каждого из нас в другом могут даже шокировать. Но все же и та и другая сторона получают от воссоединения больше положительного, созидающего в любви, чем искусительного и разрушительного. Это мое глубокое убеждение.
- Андрей Борисович, даже если все положительные качества, которые, по вашим словам, свойственны пастве РПЦЗ, реальны, то ведь самих «зарубежников» - потомков первой и второй волн эмиграции - очень мало. Они, по сути, капля в море даже среди своих собственных прихожан, немцев, американцев и русских - эмигрантов последних лет? Боюсь, что, если не ставить телекамеру возле каждого зарубежного прихода, российское общество их просто не заметит. О каком изменении к лучшему в жизни нашей Церкви может идти речь?
- Я думаю, что меньшинство, даже очень незначительное, но заряженное сильной положительной энергией, может преобразить очень многих. И малая закваска, по евангельской притче и по житейским наблюдениям, квасит все тесто. К тому же и в нашей Церкви, и в России в целом есть немало положительных и созидательных сил, свободных, бескорыстных. И я думаю, что люди из Русского зарубежья будут точкой притяжения, опорой для таких людей в России. Если угодно, они станут точкой кристаллизации, которая потом организуют большую часть нашего общества. Однако и малая закваска может заквасить все тесто лишь при одном условии - если она будет брошена все же в тесто, а не просто в воду. А уж быть ли нам тестом, готовым принять закваску, или водой, - это зависит от нас самих.
- Может быть, вы разделяете нанадежду, что воссоединение Церкви ускорит созыв поместного собора, на котором представители РПЦЗ окажут свое положительное воздействие?
- В канонически устроенной Церкви собор - это все же архиерейский собор, а не собор всех: мирян, монахов, священников. Традиционный архиерейский собор может быть окружен собранием мирянской общественности, как это и было в Москве 1917-1918 годах и в минувшем году в Русском зарубежье. Но все же решения на соборе принимают архиереи. В этом смысле нашей целью, местом положительного воздействия РПЦЗ, должен стать не поместный, а архиерейский собор, где полтора десятка епископов из зарубежья могут сказать свое слово. Мне почему-то кажется, что наши архиереи подтянутся в их присутствии и станут более ответственными. Кто-то из наших архиереев радостно объединиться с зарубежными епископами в решении положительных задач, а те, кто не хочет их решать, приумолкнут. Но это о ближайшем архиерейском соборе. А мне бы еще очень хотелось, чтобы первосвятитель Зарубежной Церкви был постоянным членом Синода РПЦ, как глава Украинской Церкви или Белорусского Экзархата. Такой представитель тоже много бы дал для заседаний Синода.
- Андрей Борисович, судя по вашим представлениям о предстоящем воссоединении, вы ожидаете ни много ни мало чуда. Но разве чудо - это не ответ на ожидание тех, кто желает его и верит в его возможность? А много ли таких людей, которые, подобно вам, ждут воссоединение как чудо?
- Для многих людей в зарубежье воссоединение действительно ответ на их ожидания, а для нас здесь - это милость Божия паче всякой надежды. Мы на самом деле воссоединения не ждали и не ждем, не понимаем в большинстве своем; живем так, как будто Русского зарубежья и нет совсем. И тем не менее для выздоровления русского общества воссоединение необходимо. Необходимо, чтобы была восстановлена правда, попранная в учиненном большевиками расколе, чтобы был попран сатана, который правил бал, разделив Русскую Церковь. А потому русский народ, не понимающий происходящего и о нем не думающий, получит и поймет эти дары задним числом. Так же, как народ понял задним числом то, что натворил в революцию, когда в тридцатых годах его стали морить голодом и высылать на крайний север на поселения: «Ох, что же мы наделали». А вот здесь, наоборот, будет доброе открытие. Поэтому чудо произойдет по милости Божией, сверх ожиданий. Мы не понимаем, что такое милость Божия, когда Он грешника восставляет, очищает и спасает. По-моему, тоже самое сейчас происходит и с нашим народом.
Беседовали Савелий Мартыненко и Вадим Сергиенко