Драгана Керкез - сербский профессор (продолжение)

Серб - один в поле воин...

- Русская проблема у вас, наверное, в глобальном масштабе еще впереди. Скажите, пожалуйста, какие у вас отношения с соседями. С одной стороны у вас хорваты, с другой албанцы.

- С соседями нам не повезло. Албанцы - мусульмане. Хорваты - католики. В Боснии же есть и православные, и католики-хорваты, и мусульмане. То, что там есть мусульмане, - результат пятивекового пребывания под турками.

- Только иудеев не хватает для полноты картины. Я имею в виду как соседнее государство.

- Слава Богу, таких соседей у нас нет. А что касается хорватов... Война закончилась недавно, считается, что все вроде бы налаживается на государственном уровне, в частности отношения между Хорватией и Черногорией, Хорватией и Сербией. Но если посмотреть вглубь, то я, например, в Хорватию не поехала бы, потому что не чувствовала бы себя там комфортно. Война не так давно закончилась, а поколение наших дедушек и бабушек помнит и Вторую мировую войну. По официальным данным, только в одном Ясеновице было убито 700 тысяч сербов.

У меня есть тетя из Хорватии, я очень ее люблю, с радостью приму у себя ее родственников, но, если бы они меня туда позвали, поехать туда для меня было бы непросто. Если хорват приедет в Сербию, то, конечно, может встретиться человек, который как-то его обидит, но вероятность этого достаточно невелика. Если же приезжаешь в Хорватию с сербскими номерами на машине - гарантировано могут побить или приключится какая-нибудь иная неприятность.

- А с Албанией какие отношения?

- С Албанией вообще особые отношения. Сейчас все упирается в Косово. Пусть не совсем в открытую, но есть заявления о том, что Албания за независимое Косово.

С тем чтобы Косово потом вошло в состав Албании. Опять же, на официальном уровне приезжал премьер-министр Косово, который возглавлял косовских боевиков в начале 90-х, но этот визит не сделал наши отношения лучше. Если человек, как и я, из Сербии, это самый напряженный вариант. Косово - самое важное, что у нас есть, и, если мы его потеряем, ничего хорошего из этого не выйдет.

- От этого сейчас, к сожалению, ничего не зависит. Была мысль о том, что Сербия может лишиться Косово в свете современной политической ситуации. С другой стороны, и мы когда-то Москву Наполеону сдавали, но потом вернулись в нее, с тем чтобы начать серьезный разгром наполеоновской армии. Подобная идея может поддерживать дух сербского народа. Отделение Косово может быть временным явлением. А что предпринимается страной и правительством в этом направлении?

- Я не занимаюсь политикой, но волей-неволей, конечно, в курсе этих событий. Что сейчас может сделать президент Сербии, премьер-министр? Да ничего по сути.

Я тоже думаю, что это временно. Но сколько это будет продолжаться: пятьдесят, сто лет, кто знает?

Конечно, сложно найти сейчас выход из положения, потому что за то, что Милошевич подписал соглашение о выводе всех наших войск в 1999 году, за то, что мы промолчали тогда, приходится сейчас платить. Это грех. Косово - священная сербская земля, а, подписав те документы, мы отреклись от своей сути.

Мне кажется, любой нормальный серб воспринимает Косово как душу Сербии. Хотя я родилась на севере, все равно мое отношение к Косово именно таково. И пока это отношение теплится в наших душах, в душах наших детей и внуков, есть надежда на возвращение этой земли. Нас тогда три месяца бомбили, мы устали неимоверно, но все равно я считаю, что это не оправдывает подписанных соглашений. Мы должны сейчас расплачиваться за это.

- Важно ли возвращение Косово для людей? Болеют ли они за это?

- Конечно, это важно для каждого нормального человека в Черногории, для любого серба, где бы он ни жил. Для нас Косово - это точка отсчета, мерка, которой мы многое определяем. 1389 год - это не просто дата, это момент, когда наш народ, все сербы во главе с мучеником царем Лазарем сложили свои головы и предпочли Царство Небесное царству земному, и мы должны это сохранить. Это наша духовная вертикаль. Если мы потеряем ее - мы потеряем все. Именно тогда наш народ подтвердил, что мы христиане, мы можем пострадать за свою веру, если нужно - погибнуть за нее. А сейчас что получилось? Получилось, что мы словно сделали попытку отвернуться от этого.

Есть история о том, как турки пытались вынудить священника принять мусульманство, угрожая отрезать ему голову. Он сказал им: «Дитя Господа смерти не боится». Вот это то, чего мы должны держаться, мне кажется, что когда-то народы крепче духовно держались именно за эту идею.

«Югославский период»

- Очевидно, что «югославский период» с 1945 года до 90-х очень сильно изменил сознание верующего серба, согласны?

- Однозначно да, особенно сербское. Тито - это символ того времени, той системы.

- Есть мнение, что объединение в одно государство Хорватии, Сербии, Боснии, Герцеговины и Черногории было весьма своеобразным социалистическим экспериментом над балканским народом, поскольку эти государства никогда не были под единым управлением, они всегда существовали либо независимо, либо в составе более крупной административно-территориальной единицы. И вставший во главе этого объединения хорват Тито в силу собственного воспитания не мог принять сторону сербского народа. Конечно, он мыслил социалистическо-коммунистическими категориями, но нельзя упускать из виду особенность балканского мышления - силу клана. Люди даже крестились кланами, и «крестная слава» - это признак принадлежности семьи к какому-то древнему роду. Исходя из этого, Тито и проводил в жизнь свою политику.

- Ни на кого он не оказывал такого давления, как на сербов. Вот, например, в Герцег Нове после Второй мировой войны проводилась первая перепись населения. Естественно, все православные сербы указывают свою национальность - серб. И вот мэр города получает письмо из Белграда: «Любой ценой надо сделать так, чтобы 70% этих сербов стали черногорцами, остальные нас не интересуют». То есть, если вы хорват, вы могли остаться хорватом. Так сначала придумали черногорцев, потом мусульман. У нас в Югославии мусульмане были нацией. Потом коммунистическая партия поощряла деятельность Македонской православной Церкви. Против католиков или мусульман такого движения не было. Против православных - все время, потому что православные - почти все сербы. А идея объединения, унии, расширения католичества за счет православных зародилась в умах католических священников еще в XIX веке.

- Не так много увидишь шедевров зодчества титовского периода, но один из них поражает глубины души. Это мавзолей на Ловчине. Причем ранее там был храм, часовня. И все это оказалось превращено в строение «египетско-сталинского» стиля, совершенно чудовищного по своей архитектуре, хотя там похоронен человек, сделавший для Черногории больше, чем кто-либо.

- Это самый великий сербский поэт Петр Негуш, который был и владыкой Черногории (митрополитом). Если человек прочтет «Горный венец», то он сможет понять, каковы сербы на самом деле. По его завещанию он и был похоронен в часовне, но коммунисты разрушили ее и построили этот страшный мавзолей.

- Уникальный по своим масштабам, упорству, одержимости сверхидеей, воплощенной в этой постройке.

- Но, слава Богу, по благословению нашего митрополита сейчас появилось несколько часовен, тождественных той, которая была на Ловчине в Черногории. Часовня на Ловчине, конечно, тоже нужна.

- В Черногории можно часто видеть следующее: фотография, принадлежность религиозная - мусульманин, иудей, христианин, такой-то, умер тогда-то. И даже в немаленьком городе можно встретить такое объявление на площади. И все, кто знал человека, приходят проститься с ним.

- В Черногории очень сильно развит культ смерти. Если ты не поздравил человека с рождением ребенка, это не так страшно. А вот если кто-то умер, а ты не выразил соболезнования и не пришел на похороны, то этого просто не могут забыть. Я сама не из Черногории, поэтому сразу это почувствовала. Хотя объявления, подобные тому, которое вы видели, есть везде: и в Сербии, и в Хорватии. Я улыбнулась, когда вы говорили об этом, потому что вспомнила, как приехавшие из Италии люди, увидев эти объявления, подумали, что это объявления о розыске преступников.

Жизнь в Церкви. Жизнь прикровенная

- Как живется Церкви? С ней вообще кто-нибудь считается?

- На самом деле считаются. Власть знает, что народ к мнению Церкви прислушивается. Для народа важно что скажет митрополит Ионикий, наш Патриарх. И это очень хорошо, что слово священноначалия весомо даже для неверующего человека в Сербии или Черногории. С одной стороны, рады были бы не считаться, но совесть не позволяет игнорировать это мнение. И власть знает, что это не просто послушание людей, а любовь и доверие к представителям церковной власти.

- Честно говоря, не помню случая, чтоб так говорили о русских владыках.

- У нас иерархия другая. У вас она вертикальная, а у нас больше горизонтальная. У нас для любого человека поговорить с митрополитом не так сложно при наличии необходимости. Мы идем к нему, как к отцу.

- А как обстоит дело с духовничеством? В России от недостатка священнослужителей исповедует всякий, кто поставлен в священную степень без поправки на возраст и духовный опыт. Что вы думаете об этом?

- Многие люди исповедуются у разных батюшек, не имея духовного отца. Но в сравнении с Россией, мне кажется, у нас больше распространено стремление прихожан к духовному окормлению у конкретного батюшки. Отец Лазарь, не будучи моим духовником, объяснял так: «Вот есть у человека машина. Если она ломается, то человек старается обращаться к одному и тому же мастеру. Вот и для души нужен один и тот же мастер». Мне очень запомнилось это сравнение.

- А как принято исповедоваться, причащаться? В России стараются причащаться часто: раз в две-три недели.

- Это зависит во многом от духовника. Вот мой духовник, владыка Ионикий, не успевает причастить меня раз в месяц. Случается, что приходится причащаться раз в три месяца. Благословения у всех разные: кого-то благословляют причащаться раз в две недели, кого-то раз в месяц. Опять же это достаточно индивидуально у каждого происходит.

- Предметом многих дискуссий сейчас является наличие или отсутствие церковного формализма. Насколько люди в Сербии придерживаются правил внешнего благочестия?

- Если сравнивать с вами, то мы очень либеральны в этом отношении. В Сербии, может быть, все это сохранилось в большей степени. В Черногории же буквально никто не ходил в церковь. Батюшка Лазарь объяснял, что не стоит заставлять одеваться в юбку и платок - важнее сам приход человека в храм, важнее, чтобы человек жил церковной жизнью, а внешность в данном случае отходит на второй план. Соответствующая внешность - это хорошо, но необязательно.

Например, в моем родном городе, находящемся на севере Сербии, вы можете войти в храм и в брюках, и без головного убора, но к исповеди и причастию в таком виде вас не допустят, даже если батюшка хорошо знает вас и степень вашей воцерковленности. У меня был случай, когда я приехала из России и было очень холодно. Я была в длинном пальто, но под ним были джинсы. На мне был платок, и в храме батюшка, который меня знает, посмотрел внимательно и говорит: «Живешь ты недалеко...» И я поняла, что мне придется быстро вернуться, переодеться - и снова в храм. В Черногории такого быть не может, там либеральнее, чем в Сербии.

- А нет ли такого движения с мыслью, что внешняя форма воспитывает внутреннего человека? Я говорю сейчас даже не о джинсах, юбках и платочках, а о каких-то более серьезных вещах - о воздержании, хождении в храм.

- Есть, конечно. Мне кажется, со временем, когда человек уже имеет опыт пребывания в храме, он постепенно начинает сам, без принуждения делать многое так, как это предписано в Православии. Я знаю это по себе и по многим своим знакомым. Ведь в Церковь хожу не с детства, хоть и родилась в православной семье.

- Когда вы пришли в храм?

- Когда я училась на третьем курсе, у меня погиб дядя. Именно тогда я ощутила, что без веры мы ничто, без веры все бессмысленно в земной жизни. Сейчас мне сорок, и двадцать лет моей жизни наполнены настоящим, подлинным смыслом.