Моя Татьяна
Когда мне было четыре, папа был студентом. Как раз заканчивал философский факультет МГУ, писал диплом на кафедре научного, прости Господи, атеизма. Впрочем, об этом я узнала много позже, когда в пылу домашних споров мама ему высказывала: «Да ты… да ты… научный атеист! Этим все сказано!» А тогда я думала, что он дворник.И не ошибалась – именно так отец и подрабатывал: махал туда-сюда метлой на своем участке – факультете журналистики МГУ и его заднем дворе. Если учесть, что жили мы как раз за журфаком – в коммуналке на Грановского (сейчас – Романов переулок без коммуналок), то моя «детская площадка» и его «фронт работ» совпадали.
Мы часто ходили парочкой, и папа устраивал «перекуры» рядом с забитой «задней» дверью в здание студенческого театра МГУ. Повсюду была разруха, заброшенность, валялись вещи, которые ныне не грех купить в антикварных магазинах. Старые книги и журналы подпирали сломанные старинные стулья и банкетки, на которых сидели красивые, нарядно одетые молодые женщины, они курили, стряхивая пепел во что-то очень похожее на обломок мраморного бюста, и смеялись.
Когда папа окончил университет, мы уехали в Тольятти. Он стал ходить без метлы, но в галстуке. Мама перестала быть кокеткой из предыдущего абзаца – родила еще двух дочек-погодок. А меня отдали в художественную школу. Сначала получалось неплохо, но потом мы с учительницей крупно поругались. Было задание нарисовать «то, что вы видите из окна». Я уточнила, можно ли вид из того окна «где мы жили раньше» и изобразила огромное желтое здание на Моховой (тогда – проспекте Маркса). Учительница сказала: «Полина, воображение – это очень хорошо для художника! Но сегодня мы рисуем не сказку, а быль. Ну не можешь же ты видеть из окна дворец!»
В Тольятти и правда нет «дворцов» - этот город построили для того, чтобы люди жили в «коробках» и без устали делали машины. Почти триста лет назад там был уездный город Ставрополь, город Святого Креста, с красивейшими домами, большой церковью, гимназией и больницей. Его затопили, потому что, по решению советских властей, именно по этому месту должны были разлиться воды ГЭС. Существует городская легенда, что когда-то, во время сильной засухи, уровень воды понизился, и из воды виднелась маковка храма. Пара домов (инфекционные корпуса уездной больницы), которые находились «на отшибе», уцелели и в 1997 году там основали мужской монастырь. Он находится буквально в сотне метров от воды.
Вот из такого чудесного города, самые интересные моменты истории которого могут уместиться в пару абзацев, я при первой же возможности - сразу после окончания школы - вернулась к своему «дворцу». Журфак к тому времени мало изменился, зато прилегающий к нему театр стал храмом. Я была уже не просто сочувствующей, но воцерковленной девушкой, начинающей журналисткой. Надо ли говорить, что «Татьянин День» тех времен – печатная черно-белая «уже не газета, но еще и не журнал» и сама Татиана (так многие любя называют домовый храм великомученицы Татианы при МГУ) стали… настоящей любовью.
Тогда казалось, что вся жизнь крутится вокруг Татианы. Причем я никогда не рассматривала приход о. Максима как духовный центр московской интеллигенции, которым, он, безусловно, был, есть и будет. Мне дороже то, что именно здесь я впервые увидела молодую семью, на которую хотелось быть похожей. Молоденькие супруги несли в сумке-переноске младенца, рядом были их родители (да, и его, и ее!), все они светились счастьем. Дома, пролистывая подшивку, я увидела на первой полосе ТД фотографию их венчания и поздравление – молодые люди познакомились буквально «на поле боя», отвоевывая храм. Помню и другую свою мысль: «Именно таким должно быть православное издание: на первой полосе может быть не только слово Патриарха, но и «приходская светская хроника», ведь если это интересно мне, это будет интересно и другим!»
Я до сих пор считаю чудом, что абитуриентки факультета журналистики из трех разных городов, поселившиеся в одной комнате общежития, в выходной день вышли из «дома» в разных направлениях, но встретились в центре города. Не в Макдональдсе и не в Охотном ряду, а в Татиане.
Многими любимая книга протоиерея Максима Козлова («Последняя крепость. Беседы о семейной жизни»), сейчас уже библиографическая редкость, подписана для меня не автором, а мужем. На заре семейной жизни мы договорились с ее помощью искать компромиссы и идти вперед со счастливым выражением лица.
И я не знаю, как благодарить Бога за то, что молодая мама с переноской стала моей подругой в аспирантуре. Трое детей не помешали ей заниматься наукой и строить карьеру. За то, что девчонки из общаги до сих пор прихожанки Татианы, и их можно найти там в любое воскресение, стоят рядышком – как-никак - детей вместе крестили!
В притворе Татианинского храма
За то, что зачитанная книга отца Максима лишь раз меня «подвела» - это когда он написал, что «с ребенком рядом легче, чем с ребенком внутри». За то, что сегодня я припаркуюсь в университетском дворе и попробую попасть в редакцию через ту самую «заднюю» дверь, которая смотрит на журфак, около которой прошло мое детство…
Не знаю, смогли ли вы прочесть между строк, что я люблю «Татьянин День» таким, какой он есть. Я не собираюсь его менять, «редизайнить» и т.д. Только наполнять любовью и благодарностью к жизни, которых во мне так много, что, если бы они оплачивались отдельной строкой в гонорарной ведомости, никаких денег бы не хватило.
Я хочу сказать огромное спасибо всем тем, кто создавал «Татьянин День». Особенно – иеромонаху Симеону (Томачинскому), первому главному редактору. Моим друзьям: Григорию и Аксане Прутцковым – за науку и помощь, теоретическую и практическую; Юлиане Годик – за сотрудничество; Ксюше Лученко – за все-все-все!
И, конечно, отцу Максиму, который все эти годы без устали работает над тем, чтобы нам казалось, что это все само собой получается. Восстановление храма из руин до неописуемого великолепия; крепкий приход, в котором «пачками» рождаются дети; книги, содержание которых на вес золота; и, наконец, его дитя - «Татьянин День» - работать в котором для меня большая честь.
