«Оптинский» желудь
Конечно, вся эта роскошь, включая и ампирные постройки, досталась санаторию «по наследству» от загородной дворянской усадьбы, последовательно принадлежавшей Стрешневым, Голициным, Толстым и Трубецким.
Совершив вечерний променад, хлюпая по размокшим октябрьским тропинкам в сторону высоток, мы подходили к мостику через ручей. Под подошвой что-то хрустнуло, нога заскользила по грязи. Так и есть — желудь. В этой части парка, на опушке, растут огромные, достойные эпических полотен Шишкина, дубы, высаженные лет двести назад каким-то крепостным садовником. Человек он был явно со вкусом — место для дубовой рощи выбрал идеальное.
Муж, заметив желуди, подобрал пару штук - он часто поднимал каштаны, шишки, камни «на память», - а уж к ним был особенно неравнодушен. В детстве его взяли в Оптину пустынь, и где-то там, в скиту, он насобирал желудей. Заботливая мама долго проращивала их под марлей, а после высадила в цветочные горшки. Весной семейство пересадило подросшие «оптинские» деревца в обширном дворе приходского храма, где их и скосил дворник, не заметив в высокой траве. С тех пор, вероятно, у мужа появилась мечта — вырастить-таки дуб. Собранные желуди обычно засыхали по карманам, и зимой я их тихонько выкидывала.
Но в этот раз желуди были необычные, проросшие — с одного конца кожуру пробивал маленький белый росток. Пришлось залезть в мокрую жухлую крапиву и собрать «посадочный материал». После придирчивого конкурса красоты среди желудей были отобраны пять экземпляров.
- Ну и куда мы их денем, когда вырастут и заколосятся? - поинтересовалась я.
- Посадим … где-нибудь ... на даче твоих родителей, например, много пустого места.
Вспомнив, чем закончился сбор опят во время последнего визита на дачу — уколом иммуноглобулина в Склифе, я категорически отказалась ехать в этот заповедник клещей в мае и, тем более, что бы то ни было там сажать.
- Ну, тогда на даче твоей подруги, там же этим летом выгорело много гектаров леса, надо восстанавливать — нашелся муж.
Противопоставить этому я ничего не смогла: супруг всегда внимательно относился ко всякой природоохране, сокрушался по поводу отсутствия раздельного сбора мусора в городах, старые батарейки и лампочки не выбрасывал, а собирал, чтобы куда-то сдать, и подписался на рассылку новостей от Всемирного Фонда дикой природы.
На самом деле, никаких перспектив у желудей не было — я надеялась, что про них забудут, ростки зачахнут. Да и места свободного на подоконнике съемной «однушки» не было: там все оккупировали неприхотливые кактусы и гиппеаструмы. Для спокойствия главы семьи желуди все же были выложены на блюдце, накрыты мокрой фланелькой и выставлены на всеобщее обозрение. Муж тщательно следил, чтобы тряпочка не пересыхала, однако сам «рассаду» не трогал, мотивируя это тем, что «не знает, насколько фланелька должна быть отжатой» и «не умеет желуди проращивать». Я тоже, разумеется, не специализировалась на селекции дубов, а вовсе даже наоборот, согласно диплому была учителем рисования (хотя эти направления человеческой деятельности, как выяснилось, схожи).
Несмотря на мое явное небрежение, ростки проявили удивительную живучесть, чем напоминали любимые кактусы. Пришлось в ноябре найти на антресолях горшок и торжественно высадить желуди. Муж сразу же заметил, что в одном горшке им пятерым будет тесно. «Подожди, - сказала я, - они наверняка не все укоренятся». Проникшись к желудям некоторым сочувствием, я решила проверить, правильно ли я их посадила, так как, по моему плану, хоть один-то должен был вырасти, чтобы порадовать мужа. Поиски в интернете подтвердили опасения — посадка проведена не верно. Кто бы мог подумать, что в разведении дубов есть свои премудрости: и корень и стебель растут из одной точки, поэтому сажать желудь вертикально, как луковицу, нельзя, а надо просто положить его на бок плашмя (как, собственно они и падают в природе) и чуть-чуть присыпать землей. Пришлось все спешно выкопать и пересадить.
Заметив такую заботу, желуди взбодрились, и два ростка резко пошли вверх. Близорукий муж не особенно замечал наш общий с желудями прогресс, и я восторженно преподносила ему новости с подоконника: «Ты только посмотри, у них по три листочка, а у этого вообще двойной стебель!»
В январе стало очевидно, что все «зачахлики» принялись, и им стало-таки тесно. Я снова взялась выковыривать их и три ростка отсадила. Застав меня вечером на кухне за растениеводством, муж скептически заметил:
- Каждому деревцу нужен отдельный горшок, втроем они все равно переплетутся корнями, и мы их потом не рассадим.
Особенно в этом контексте удивляло местоимение «мы».
- Хочешь что-то сделать — сделай это сам, — мрачно процедила я, стряхивая с рук комья земли на застеленный газетами пол.
Поскольку интересоваться временем подачи ужина было в такой ситуации не уместно, муж деликатно удалился.
Спустя неделю один росток стал стремительно засыхать — зря я его растормошила, надо было подождать с пересадкой, пока он не окрепнет. Супруг благородно не стал говорить, что «я же предупреждал». К марту три саженца вытянулись сантиметров на десять, один упрямый желудь, решивший было уйти в корень, разродился ростком-крепышом, и даже около засохшего отростка появилась подающая надежды почка. Очевидно, нужно собирать наш маленький семейный совет и решать вопрос: где же найти подходящее Лукоморье?