Дмитрий Быков: "Не надо спасать книгу, она еще сама нас всех спасет..."

Писатель, поэт, журналист... Его статьи разнообразной тематики публиковались в таких периодических изданиях, как «Собеседник», «Вечерний клуб», «Огонек», «Сеанс», «Литературная газета» и ряде других.

Его работа в разных областях неоднократно вызывала одобрение критиков и удостаивалась всевозможных премий и дипломов. Но все же большинству Дмитрий Быков знаком по теле- и радиоэфирам: «Времечко» и «Новое времечко», «Хорошо БЫков»; «Разговоры с умными людьми» («СитиFM»)...

Прекрасный полемист, умеющий на все найти и дать ответ, с четко сформулированной жизненной позицией, заражающий аудиторию своей энергичностью, юмором. Передачи с его участием, будь он ведущим или гостем, всегда интересно смотреть, даже если его точка зрения не вызывает согласия.

- Многие наши современники жалуются на нехватку времени для чтения: жизнь пролетает с головокружительной быстротой, а надо многое успеть - получить образование, сделать карьеру, создать семью; найти время на отдых и любимое хобби. Где уж тут место для книги?! Удается ли Вам, человеку разностороннему и занятому, находить время для чтения?

- Я не считаю себя разносторонним человеком. Моя основная работа как раз
и сводится к чтению и письму - без книг мне ничего не написать, тем более что значительная часть моих сочинений принадлежит к прозе исторической или литературоведческой. Большая часть моего свободного времени посвящена чтению - что еще делать-то? Телевизор смотреть?..

- Каким книгам отдаете предпочтение: научной, исторической литературе, публицистике? Или же литературе художественной?

- Художественной в последнее время почти не читаю - все больше дневники, мемуары, публицистику, в основном двадцатых годов прошлого века. Иногда случается историческая. Прозу читаю главным образом тогда, когда пишу об ее авторе. Сейчас перечитываю романы Булата Окуджавы - для книги о нем.

- Какие из последних прочитанных книг Вам особенно запомнились?

- «Таинства игры», составленные Татьяной Жуковской по материалам архива Аделаиды Герцык и ее сыновей.

- Вы известны как автор многочисленных книг, в том числе нескольких стихотворных сборников. В каком возрасте у Вас обнаружился писательский и поэтический талант? Как это произошло?

- Я до сих пор не уверен, что он вообще проявился. Сочинять стихи я начал лет с шести, прозу - лет с пятнадцати.

- Написание книг - что это для вас? Хобби, работа, призвание?

- Все вместе, мне повезло в этом смысле.
 
- Какой, на Ваш взгляд, является задача, миссия современного русского писателя? Остается ли она неизменной во все времена или все же меняется?


- Я думаю, и у России, и у русского писателя задача более или менее одна и та же - существовать. Это такой особый вид страны и писателя, описывать их - долго, но они зачем-то очень нужны. С этой задачей они пока справляются.

- В настоящее время у книги печатной, как и у печатного слова вообще, возникло множество конкурентов: это и СМИ, и интернет, и различные программы, позволяющие использовать электронные версии книг.  Удастся ли, на Ваш взгляд, уцелеть печатному слову? В чем его преимущество перед электронным аналогом?

- Думаю, книга выживет просто потому, что она в каком-то высшем смысле очень антропоморфна, удобна для держания, приятна для перелистывания. Ни в городском транспорте, ни в поезде, ни в уборной компьютер ее не заменит. Электронный аналог удобен только тем, что может быть выкачан в любую минуту, без процедуры посещения книжного магазина, - но кто-то ведь любит и саму эту процедуру. «Книга - кубический кусок горячей дымящейся совести», по определению Пастернака. А компьютер при всем желании не назовешь куском совести, хотя я очень люблю свой компьютер и считаю его живым существом.

- Ваше отношение к аудиокнигам. Способны ли они заменить печатное слово? Чего от них больше - вреда или пользы?

- Пользы, конечно. Они же придуманы для тех, кто не может читать, - для слепых, в частности. Для них это главное спасение. А есть еще водители, обязанные следить за дорогой, есть тренирующиеся в фитнес-центрах, да мало ли! Аудиокнига - великая выручалочка, не отменяющая традиционного чтения, а заменяющая его в ситуациях, когда
нет возможности уединиться с книгой. Тут огромные возможности и перспективы - радиоспектакли, авторское чтение (которого не заменит никакой актер), литературно-музыкальные композиции и пр.

- За каким литературным жанром или литературной формой будущее? Есть ли будущее у романов-«кирпичей» или же интерес читателя сосредоточится вокруг заметок, зарисовок, эссе, небольших рассказов?

- У Бога всего много. Ни один жанр не имеет предпочтительных перспектив - одно время роман потеснил мелкие жанры, поскольку их труднее собирать в книги, но на выручку рассказу подоспел глянцевый журнал. Это система саморегулирующаяся. Эссеистика как была, так и остается востребованной во времена дезориентации, когда личный опыт и внятное слово ценятся выше всего. Думаю, хорошее будущее у фантастики и non-fiction, но вижу отличные перспективы и для крепко написанного производственного романа (вроде того, что в семидесятые годы делал
Альберт Каштанов).

- Какова ситуация с чтением в современной России и...

- Другие занятия скомпрометированы, а это процветает.
 
- ...Можно ли на нее каким-то образом повлиять?


- А зачем? Я же говорю - система саморегулируемая. Люди видят, что бизнес - не для всех, развлечения надоедают, жизнь по-прежнему нуждается в осмыслении... Не надо спасать книгу, она еще сама нас всех спасет.

- Возможно ли каким-то образом возродить любовь к книгам и чтению среди русского народа?

- Сколько могу судить по своим поездкам, она никуда не девалась. Иное дело, что в любом народе активные читатели составляют не более двадцати процентов населения. Зачем же разбавлять наш элитный клуб? Конечно, в семидесятые было больше качественной массовой литературы - но думаю, эта ситуация вернется сама собой. Просто потому, что Россия - традиционно мыслящая и спорящая страна, и представить, что в ней почему-то вдруг перестанет самовоспроизводиться класс графоманов, я не могу. Графоман, по-моему, - комплиментарное, уважительное слово. Это самая невинная и благородная мания, «высокая болезнь». 

- Приучали ли Вас к чтению книг в юном возрасте? Нужна ли подобная практика в семье, дабы ребенок начал читать?

- Мне много читали вслух, потом я очень быстро выучился читать сам и уже лет в семь-восемь читал книги достаточно серьезные. Но специально никто не приучал - просто другие развлечения казались мне гораздо менее впечатляющими.

В это же время - она немного младше - росла в Новосибирске моя жена, и ее тоже никто не мог выгнать на прогулку, потому что она уединялась с книжкой и ничем больше не интересовалась. Даже на даче нас чаще всего можно было увидеть на дереве (меня - на липе, ее - на яблоне, мы оба строили там своего рода убежища) с книжкой. Думаю, это врожденное, наследственное, и я вовсе не желал бы видеть своих детей такими же фанатиками литературы. Но помимо всякого нашего желания дочь с десяти-одиннадцати активно читает Кафку, Акутагаву и Пелевина, а сын вообще глотает книги по три в неделю, добравшись уже до «Князя Серебряного» и просыпаясь по ночам от бурных исторических снов. Научить этому нельзя - разве что примером.

- В одном из интервью Вы сказали, что Православие Вам ближе иных конфессий. Являетесь ли Вы человеком воцерковленным или же Вам просто близок дух Православия, который является неотъемлемой частью русского наследия, русской культуры?

- Я никогда не отвечаю на вопросы о степени своей воцерковленности, тем более что для меня само это понятие не вполне ясно. Кого можно назвать воцерковленным? Того, кто держит пост? Я не держу, к сожалению. Того, кто регулярно причащается? Того, кто посещает проповеди? Того, кто крестился? Церквей много, священников того больше, мнений же и домыслов - бесконечное и все растущее количество.

Православной философии - в сравнении с огромной традицией католического богословия - сравнительно немного, и в этой литературе полно взаимоисключающих трактовок. Я не люблю либерально-экуменического подхода к христианству, но мне гораздо отвратительней подход державный, имперский, государственнический, по сути языческий, нордический.

Я попытался об этом рассказать в романе «ЖД». В церкви мне хорошо, но там тоже происходит много непонятного и неприятного. Недавно в моем любимом храме св. Троицы на Воробьевых горах повесили портреты Путина и Лужкова: как хотите, а это похоже на осквернение.

- Находит ли православное вероисповедание отражение в вашем творчестве?

- Думаю, что «ЖД» - православный роман, по крайней мере, в моем понимании. Во всяком случае, он направлен против отвратительных крайностей сектантства и язычества. Мне вообще отвратительней всего на свете именно секта, зашоренное сознание своей правоты и чужой неполноценности. По мере сил я с этим борюсь всеми своими сочинениями - вот и новый роман «Списанные» представляется мне книгой религиозной, хотя, наверняка, он вызовет много нареканий, в том числе со стороны всякого рода сектантов. Но я уже привык видеть в этом признак попадания в цель.

-  А в вашей повседневной жизни?

- В повседневной жизни я стараюсь воздерживаться, по крайней мере, от тех грехов, которые считаю наиболее отвратительными: от лицемерия, фарисейства и целенаправленного унижения других людей.

- Интересует ли Вас духовная литература? Если да, то какие именно авторы кажутся Вам наиболее близкими по духу?

- Интересует чрезвычайно, но таких авторов немного. На первом месте - блаженный Августин, чью «Исповедь» я всегда числю в первой пятерке любимых и часто перечитываемых книг. Меня увлекает в последнее время Сковорода (Григорий Саввич Сковорода (1722-1784) - прим. И.С.), я всегда с интересом читаю диакона Андрея Кураева, многое мне близко у Павла Флоренского (вероятно, самого прозорливого писателя в своей ренессансной плеяде). Трактаты Гилберта Честертона, по-моему, уступают его романам, но и они читаются с удовольствием.

К духовной литературе я отношу и творчество российских теософов, и даже антропософов: можно не любить теософию и антропософию (я так и делаю), но Андрей Белый, Максимилиан Волошин, в особенности любимые мною сестры Герцык продемонстрировали чудеса религиозного проникновения, особенно после революции. Это же касается Марины Цветаевой, никогда не писавшей о религии впрямую, но веровавшей горячо, умно и твердо. Очень многое восхищает меня в трудах Игнатия Брянчанинова. В «Избранных местах» Николая Васильевича Гоголя содержатся удивительные прозрения. Я стараюсь читать все, что публикуется о святой блаженной. Ксении Петербургской - моей любимой святой. В моей жизни были чудесные события, которые я ничем иным, кроме ее помощи, объяснить не могу. Когда-то мне рассказала о ней Нона Слепакова, высоко ее чтившая. Слепакова - прекрасный петербургский поэт, мой литературный учитель. Можно сказать, что особое отношение к святой Ксении Петербургской мне завещано ею. Приятно, что его разделяют близкие мне авторы - такие, как Татьяна Москвина или Ирина Лукьянова.

- Поделитесь, пожалуйста, своими творческими планами с читателями «Православной книги России».

- Я заканчиваю сейчас биографию Булата Окуджавы для серии «ЖЗЛ» и обдумываю третью часть исторической трилогии, начатой романами «Оправдание» и «Орфография». Это будет роман «Остромов, или Ученик чародея» - о московских и петербургских эзотерических кружках 20-х годов XX века. Думаю, это будет лучшая моя книга, во всяком случае, одна из главных.

- Ваши пожелания читателям нашего сайта.

- Никогда не доказывайте своего права на существование людям, которые и сами-то не имеют права на существование, но все время рвутся учить и сортировать других. Думаю, надо всегда помнить две формулы, сильно облегчающие существование. Первую дал блаженный Августин: «Если Бог за нас, то кто против нас?». А вторую сочинила Новелла Матвеева: «Вот тебе, гадина, вот тебе, гадюка, вот тебе за Гайдна, вот тебе за Глюка!».

Очень помогает в повседневной жизни.

Материал подготовлен редакционным коллективом интернет-портала "Православная книга России"

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале