«Занимательное богословие». 4. Наши экскурсоводы
Сережа Сурков, действительно, готовился проводить экскурсию. Попросили его об этом студенты одного очень специфического вуза, который открылся почти одновременно с семинарией и находился рядом. Когда-то это учебное заведение именовалось Высшей партийной школой и предназначалось для подготовки функционеров КПСС. После того, как колосс на глиняных ногах развалился, высшую партшколу переименовали в Кадровый центр, а затем в Академию государственной службы. Учебные программы значительно изменились. В соответствии с духом времени появился спецкурс «Правовые аспекты взаимоотношений Церкви и государства», который пригласили читать нашего ректора. Мне достался предмет «Теория и история мировой культуры».
Затея с экскурсией по храму вытекала из этого курса. Прагматичные студенты Кадрового центра не очень высоко ставили предметы общего направления. Поэтому заинтересовать их церковным искусством было непросто. Мне показалось, что более убедительным и увлекательным для будущих государственных чиновников станет лекция или экскурсия, проведенная кем-то из их сверстников. А для наших семинаристов это было бы еще одно практическое занятие по церковному красноречию.
Сережа Сурков был очень ответственным человеком. Как-то меня попросили встретиться с учениками школы для слепых детей. Я пообещал, но случилось что-то непредвиденное, и прибыть школу к назначенному часу я никак не мог. Пришлось отправить туда двух семинаристов, одним из которых и был Сурков. Видимо, ребята провели неплохую беседу, так что их пригласили приходить еще. Постепенно они привязались к слепым детям настолько, что уже без напоминаний и особых приглашений в течение трех лет приходили к ним, чтобы рассказать о Евангелии, о русских святых, о сущности нашей церковной жизни.
Оставлять Сережу наедине со студентами Кадрового центра я все же не решился. Сбиться в общении с молодыми людьми, не отличавшимися особой застенчивостью, было очень легко. Поэтому, пройдя в алтарь собора, я внимательно следил за развитием диалога, чтобы при любом затруднении выйти и подхватить тему. Все-таки это были мои студенты…
Сергей довольно бойко рассказал об истории храма. История с посещением собора молодым царем Петром, отколотившим палкой нетрезвых рабочих, спавших на лесах, в его изложении получилась очень живописно. Не менее увлекательно была рассказана история пугачевского бунта.
Когда группа подошла к иконостасу, я увидел среди студентов Кадрового центра Стаса. «Совопросник века сего» готовился атаковать семинариста каверзными вопросами.
- Скажите, пожалуйста, Сережа, - вкрадчиво начал он, - чем православная икона отличается от языческого идола?
Я уже приготовился придти на помощь нашему экскурсоводу, однако Сурков нимало не растерялся:
- Видите ли, молодой человек, - он обращался к Стасу так, как будто видел его в первый раз в жизни, - вопрос ваш не нов. Сомнение в оправданности иконопочитания высказывались уже в глубокой древности, и в истории Византии, которая является родиной нашего церковного искусства, были длительные периоды, когда иконопочитание объявлялось идолопоклонством и иконы попросту уничтожались.
Смысл иконы лучше всего открывается в иконостасе, который является неотъемлемой принадлежностью любого православного храма. На первый взгляд может показаться, что иконостас разделяет духовенство, находящееся в алтаре и народ, стоящий в храме. Но это не так: иконостас не разделяет, объединяет. И не только молящихся со священником, а тех, кто находится в храме, с теми, кто изображен на иконах.
- Каким же образом это происходит? - заинтересовались студенты.
- А вот каким… Наше главное богослужение, которое завершается причащением, называется литургия. В переводе с греческого языка, Литургия обозначает «общее дело». То есть в молитве, в Таинстве Пресуществления хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы участвует вся Церковь. А Церковь включает в себя не только земную свою часть, то есть нас, грешных, но и небесную. В Литургии реально участвуют не только собравшиеся в храме верующие, но и Сам Господь, и Богородица, и Николай Чудотворец, и все святые….
Мы своими грешными очами не можем увидеть их непосредственно, а вот иконы на иконостасе открывают или, говоря торжественно, являют их присутствие.
Иконостас в целом и отдельная икона есть граница между миром видимым и миром невидимым, и осуществляется эта алтарная преграда, делается доступной сознанию сплотившимся рядом святых, окружающих Престол Божий. Иконостас есть явление святых и ангелов и, прежде всего, Богоматери и Самого Христа во плоти – свидетелей, возвещающих о том, что по ту сторону плоти.
Вещественный иконостас открывает молящемуся в храме человеку Небесную Церковь, участвующую в совершении Евхаристии. Это – символ, необходимый грешному человеку для того, чтобы увидеть то, что закрывает от него его грех. При этом «вещественный иконостас не заменяет собой иконостаса живых свидетелей и ставится не вместо них, а лишь как указание на них, чтобы сосредоточить молящихся вниманием на них... храм без вещественного иконостаса отделен от алтаря глухой стеной; иконостас же пробивает в ней окна, и тогда через их стекла мы видим, или, по крайней мере, можем видеть происходящее за ними – живых свидетелей Божиих. Уничтожить иконы – это значит замуровать эти окна
 |
Владимирская икона Божией Матери. Преподобный Андрей Рублев |
- Но почему же эти окна, какие-то, как бы это получше сказать... специфические? Почему в них так непросто заглянуть? Почему так трудно понять принципы иконописи? Вот нам показывали на занятиях слайды с русскими и византийскими иконами, а в первом семестре мы изучали западноевропейское искусство. Так почему Ботичелли или Рафаэль понятны, а Феофан Грек или даже Андрей Рублев не так наглядны?
Сурков задумался. Я уже решился обнаружить свое присутствие, но на помощь неожиданно пришел Орленко, перебиравший книги на клиросе. Его монументальная фигура, облачена в подрясник, с которым он никогда не расставался, произвела впечатление уже одним своим появлением. Кажется, его приняли за священника….
- А потому что западноевропейское церковное искусство – это только «проповедь в красках» или, как говорили в Средневековье, «Библия для неграмотных». А проповедь всегда должна быть предельно ясной, наглядной, простой… Существует даже понятие: риторическое упрощение. А византийская или русская икона и вообще икона православная – это символ. Вы знаете, что такое символ?
- Ну, знак какой-нибудь, указатель…
- Не совсем так. Изначальное значение греческого слова символ – соединение. Символ это не просто знак или образ, символ соединяет две реальности разного рода. В случае иконы – соединяет небесное и земное, Бог и человека. А из этого следует, что символ должен быть узнаваем в той реальности, где находится человек, и одновременно иметь некоторое сродство с той высшей реальностью, которую он представляет. Отсюда и вытекают все особенности православного иконописания, например, обратная перспектива. Когда мы молимся перед иконой, не только мы смотрим на святого, но и он смотрит на нас. И это не иллюзия, это реальность нашего церковного сознания.
- Чтобы восхититься красотой Мадонны Боттичелли, не нужно особого труда, - собрался с мыслями Сережа Сурков, - эта красота очень наглядна. Но она далеко не все открывает из реальности Царства Небесного. А вот молитва перед иконой – это всегда труд и этот труд всегда вознаграждается ощущением единства с тем, кто изображен на иконе, уверенностью в том, что твоя молитва услышана.
- То есть, чтобы понять красоту иконы, необходимо научиться молиться? - начали догадываться экскурсанты.
 |
| Мадонна с Младенцем. Сандро Боттичелли |
- Именно так. Нужно почувствовать реальность молитвы. Понять, что молитва – это не просто психологическое состояние, не только благочестивое размышление, а самая реальная связь с Богом или Его святыми. Поэтому наше православное богослужение насквозь символично. Каждая его часть, каждая подробность - не только изображение, но и символ.
Студенты задумались. В тишине полупустого храма раздались отчетливые всхлипывания, и через минуту Орленко держал за руку безутешно плакавшего ребенка лет четырех.
- Ты с кем пришел?
- С бабушкой, - ответствовало плачущее дитя, - она за свечкой пошла, а я потерялся…
Между тем, у свечного ящика никого не было, да и в самом храме никакой бабушки не просматривалось.
- Что же делать? - недоумевал сердобольный Орленко. - А кто твоя бабушка, как ее зовут?
- Бабушка, - канючил ребенок. - Так и зовут - бабушка…
- Ну а имя ее ты знаешь? Как она себя называет? – допытывался Алексей.
- Великая грешница, - с сокрушением произнес ребенок и пуще заплакал. - Моя бабушка великая грешница…
К счастью, «великая грешница» уже искала потерявшегося внука. Она обхватила его руками, быстро вытерла ребенку мокрое лицо и с благодарностью обратилась к обнаружившему пропажу семинаристу. Чувствовалось, что длинноволосый Орленко в подряснике вызывает у нее большее доверие, нежели субтильный Сурков, облаченный в пиджак.
- Батюшка, - спросила она, - вот дочка у меня болеет. Ты мне скажи, что мне лучше заказать за здравие: молебен или обедню?
- Конечно, обедню, - решительно ответил Алексей, - правда я не батюшка, а только семинарист, но вам любой батюшка скажет, что обедня лучше...
Дама отошла к свечному ящику, а к Орленко немедленно привязался Стас.
- Леша, почему обедня лучше молебна?..
- Понимаешь, обедня или Литургия начинается с проскомидии. На проскомидии священник приготавливает Агнца, который в ходе богослужения пресуществится в Тело Христово. Кроме этого он читает записки, которые тоже называются «обедня» за здравие или за упокой и, произнося имена, вынимает частицы из маленьких просфор. Эти частицы кладутся на дискос прядом с Агнцем – его потом на великий вход вынесет диакон. А в конце службы, после причащения, когда в чаше находится уже не вино, а Кровь Христова, священник высыпает частицы в Чашу и произносит молитву: «Отмый, Господи, грехи поминавшихся зде Честною твоею Кровию, молитвами святых Твоих». Душа человека, за которого заказали обедню, омывается Кровью Христовой. Выше этого поминовения ничего нет.
- А зачем же еще заказывать молебен?
- Ну, молебен – это частное прошение о какой-нибудь конкретной нужде. А обедня – это всеобщая молитва Церкви, в которой участвуют все святые, а душа человека омывается Христовой Кровью.
- А это что тоже символ? Ты, вот, все про символы в богослужении говорил…
- Нет, Святые Дары – это не символ… В этом вся вера Церкви – это самые реальные Тело и Кровь Христовы, которыми мы причащаемся. Но преподаются они под видом хлеба и вина, потому что грешный человек просто не выдержат их настоящего вида. И Евхаристия – Таинство Причащения – это самое древнее и самое главное Таинство Православной Церкви. Форма его, конечно, со временем менялась. Сначала, в апостольский век Евхаристия совершалась на так называемых агапах, братских трапезах любви. Потом появилась наша литургия, которая тоже имеет свою долгую историю…
- Батюшка! - на Алексея Орленко, едва успевшего спуститься с клироса, решительно надвигалась новая беда,. – Батюшка, разрешите мои сомнения, я – великая грешница…
- Нет, нет, я – не батюшка, - испугавшийся неминуемой исповеди Орленко отступал назад. Но отступать было некуда. Искавшая утешения прихожанка, которую вернее всего можно было бы описать словами Достоевского «женщина, похожая на даму», буквально прижала его к иконе Троицы, отделявшей клирос от храма.
Пришлось отправляться на помощь и обнаружить свое присутствие в храме.
- Вот вам батюшка! Вот – он, он – батюшка, - обрадовался Орленко, как только я показался из алтаря. С ловкостью, на которую неожиданно оказываются способными только очень толстые люди, он вывернулся из-под руки наступавшей женщины. И уже от дверей, до которых докатился с неподобающей для храма быстротой, тараторил:
- Прекрасный батюшка, самый лучший батюшка, всем батюшкам батюшка, ну просто лучше не бывает...
«Смейся., смейся, - думал я, глядя вслед растворившейся улыбке Орленко, - на экзамене у меня посмеешься!» Как Гоголь. Точнее как пророк Иеремия, «горьким словом своим посмеешься»…
Однако похожая на даму великая грешница требовала внимания.
- Ах, я вчера недостойно причастилась… Батюшка, какой грех! Я неделю говела, я вычитала все правило, я накануне была на вечерней службе. Я даже с сестрой мужа примирилась, - и все насмарку.
- Отчего же вы решили, что причастились недостойно? - осторожно поинтересовался я, опасаясь вызвать новый поток не знающего никакой меры покаянного чувства.
- Я причастилась, я была так рада, я летела домой как на крыльях, мне хотелось всем дарить розы, - в голосе собеседницы снова послышались рыдания.
- Ну и почему же вы считаете, что причастились недостойно? Такое радостное чувство, а вы плачете?
- Ах, батюшка! А ночью мне приснился сон, будто бы выходит из алтаря наш настоятель, ну, он еще ректор в семинарии, отец Николай, и вместо проповеди поет частушки!
- Ну, мало ли что приснится, ну не переживайте, вы утомились: вот и приснилась какая-то чепуха, - я старался успокоить даму, размышляя однако о том, какие частушки мог бы петь наш ректор.
- Ах, нет, это не чепуха. Это великий грех. Вы знаете, все прихожане стояли и аплодировали…
- Забудьте, забудьте, это же сон. Грех можно совершить только сознательно, а это только сон, вымысел…
- Нет, нет! Это такой тяжкий грех: священник поет частушки, а ему аплодируют…
- Ну хорошо, пусть грех. Но ведь это же не ваш грех, ведь это не вы пели частушки и хлопали в ладоши!
- Батюшка! Но ведь и я тоже аплодировала! Правда, очень тихонько, вот так…
Дама показала, как сдержано она аплодировала во сне частушкам отца ректора и залилась самыми настоящими слезами…
Тяжелый случай, размышлял я, что же делать? Прочитать разрешительную молитву и сказать, что грех прощен? Но в этом есть какая-то нечестность и неуважение к Таинству Исповеди. Послать ее рассказать всю эту историю самому отцу Николаю? Но ректор уехал в Москву, а за неделю эта дама с ума сойдет и сведет с ума все саратовское духовенство… Будем действовать мерами строгости!
- В какой день вы видели этот сон?
- Да не в день, а ночью, вот сегодняшней ночью и видела.
- Ну вот, знаете пословицу: праздничный сон до обеда? А сегодня праздник! Значит, до обеда был грех, а после обеда уже нет никакого греха.
- Нет греха? - дама будто бы даже огорчилась, - правда нет греха? Я ведь не как все, я очень сдержанно аплодировала… А какой сегодня праздник?
- Преподобных жен Минодоры, Митродоры и Нимфодоры, - я показал даме строчку в календаре. - Большой праздник!
Читайте также начало книги:
По следам Перельмана, или «Занимательное богословие»
«Занимательное богословие». 1. Почему я лучше всех?
«Занимательное богословие». 2. О соборности, авторитете и блудобесной американской резине.
