Надежда Орлова: Перемены начинаются с приходом христианства
Надежда Хаджимерзановна Орлова |
- Надежда Хаджимерзановна, расскажите, пожалуйста, немного о себе.
- Я доктор философских наук, профессор кафедры культурологии философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета, психолог высшей категории. Можно еще привести список различных ассоциаций и сообществ, в которые я вхожу, но не уверена, что это необходимо. Можно ограничиться несколькими: член экспертного совета комитета Государственной Думы по делам религиозных объединений и общественных организаций; член Европейской ассоциации по народонаселению; член Российской ассоциации исследователей женской истории; член российского философского общества. Сфера научных интересов: философская и религиозная антропология, психология и педагогика, теология культуры, психологические интерпретации культуры, русское религиозное зарубежье, культурная география, гендерные исследования, брачно-семейные отношения, демография, история русского монашества и пр.
Любимые занятия в свободное время, или как говорят, увлечения, совпадают в известной степени с научной работой. Библиотеку люблю как некое психотерапевтическое пространство. Немного пишу стихи, или нечто, что так называют. Рисую пастелью и акварелью, но на это остается крайне мало времени. Телевизора в моей квартире нет уже много-много лет, так что зрелищные запросы удовлетворяю либо посещением (весьма редким) театров, либо просмотром любимых фильмов из своей фильмотеки. Люблю возможность не спешить. Это так редко удается! Сильно корю себя за то, что не так много времени нахожу для родных, любимых, дорогих сердцу людей.
- А откуда у Вас появился интерес к рассмотрению религиозного мировоззрения сквозь призму гендерного подхода?
- Скорее наоборот – мои исследования в сфере брачно-семейных, детско-родительских и гендерных отношений вывели меня на обращение к христианской антропологии. Разбираясь с генезисом нормативных, дисциплинирующих систем, институтов, «неравнодушных» к половой определенности человека, к оппозиции мужского и женского в культуре, неизбежно обнаруживаешь, что религия, Церковь играла здесь огромную роль, в иные времена – определяющую.
А началось все с моей работы в Центре социальной помощи семье и детям в качестве консультирующего психолога. Работая с группами подростков, я исследовала влияние модели их родной семьи на идеальный проект их будущей семьи. Результаты этого исследования послужили отправной точкой к написанию диссертации на тему «Эволюция брачно-семейных отношений на рубеже XX‑XXI веков». Очень хотелось увидеть, так ли уж все сильно изменилось в человеке? И если нет, то где те глубинные охранители, которые определяют этот повторяющийся в главном, но вариативный в деталях брачно-семейный сценарий?
Пришлось забраться вглубь веков, к праисторическим картинам отношений. И тогда стало понятно, что самые радикальные перемены начинаются с приходом христианства. Меняется парадигма брака – он становится Таинством. Сам человек, что называется, «переписывается» заново. Правда, еще не скоро утихнут епископские дискуссии по вопросу «Человек ли женщина?»…
Так родилась моя книга «Антропология пола и брака в христианстве» (СПб., 2006), за которую меня немного побили и верующие, и неверующие. Тираж ее невелик, разошелся быстро, так что ругали не много и не долго. Я же мечтаю найти время, что подготовить новое издание, изрядно дополненное, а в чем-то переработанное.
- У Вас вышло множество публикаций, посвященных вопросам пола в религии – Вы занимаетесь этим вопросом только в христианстве или привлекаете опыт других вероисповеданий?
- Глубоко и развернуто я сосредотачиваюсь именно на христианской традиции – по ряду субъективных и объективных причин.
Во-первых, я сама встроена в эту традицию, и сама являюсь субъектом тех отношений, которые исследую. Иначе говоря, странно знать глубоко чужую культуру, не постигнув ту, в которую врос корнями.
Во-вторых, европейская культура, которая складывалась на матрице христианства, плохо это или хорошо, но является своеобразным законодателем, «зачинщиком» многих трансформаций в системе гендерных отношений, брачно-семейных, детско-родительских. А «факт христианства» никто не отменял, да и это и невозможно сделать. Следовательно, христианская антропология является важнейшим исследовательским направлением не только для теологии, но и для всего гуманитарного знания. И, на мой взгляд, здесь работы непочатый край.
Именно по этой причине (в-третьих), у меня катастрофически нет времени, чтобы масштабно изучать антропологические сюжеты в других религиях. Хотя по национальности я черкешенка (по отцу), а, следовательно, обоснован должен быть и мой интерес к брачно-семейной традиции этого народа. И небольшой исследовательский опыт у меня тоже начал складываться.
На материале хореографии адыгов я анализирую культурный код гендерных расстановок. Танец этого народа – серьезнейший этический институт, через который усваиваются важнейшие нормативы, ограничения и свободы в отношениях между полами. Есть также небольшое исследование, посвященное китайской эротологической традиции и брачно-семейной картине отношений в монгольской культуре. Выявлено, что влияние религиозных систем, вне всякого сомнения, отражается на специфике отношения к половой определенности человека и гендерных контрактов, складывавшихся в этих культурах.
- Вопросы пола в религии всегда были сакральными, запретными. В последнее время мы наблюдаем всплеск активности в данном контексте: появляются новые гендерные исследования, выпускаются книги, регламентирующие половые отношения… С чем это связано и куда это приведет, по Вашему мнению?
- «Сакральное» и «запретное» ‑ это существенно различающиеся по смыслу понятия. О сакральном мы говорим как о священном, предельно высоком, чему следует поклоняться. И в русской философии такой взгляд на пол мы находим, в первую очередь, у Василия Васильевича Розанова. По его мысли, ничего неполового в человеке нет, и гнушение полом есть ошибка. Он наделяет сексуальность человека сакральным смыслом. Но подобного рода суждения для теологической и философской мысли скорее исключения из общего хора амбивалентного (двойственного) отношения к половой определенности человека.
С одной стороны, человек как бы должен быть прочным кирпичиком в «ячейке общества», в семье. В его гражданский долг непременно должен входить матримониальный сценарий (брак) и нацеленность на деторождение (человеческий ресурс для отечества). Задачи эти невозможно реализовать, отрицая и подавляя сексуальность.
С другой стороны, сексуальность, интимность, чувственность воспринимаются как практики, свидетельствующие о «слабости», «несовершенстве» человеческой природы, подлежащие контролю. Парадоксально, что мы живем в XXI веке, а от невротической брезгливости в суждениях на эти темы не избавились. В богословии проблема половой дуальности человека, на мой взгляд, сохраняет маргинальный статус. Человек, при всем том блеске дарованного ему образа и подобия Божия, в суете дней своих «вываливается» из этой чудесной матрицы. И Церковь, по моему глубокому убеждению, может здесь пастырской теплотой, терпением помогать нам, немощным, не утрачивать хотя бы перспективу совпадения с образом. Только решить эту задачу нельзя, игнорируя пол в человеке, выхолащивая его природу до невроза асексуальности.
Полагаю, что сегодня происходит антропологический разворот в направлении признания существенным в человеке его сексуальности (не как «узилища», а как легитимной части его природы), без которой нет соответствия всей полноте замысла Бога. С этим связан в изрядной степени всплеск публикаций по этой проблематике. Ни к чему плохому это не приведет. Разве что от невроза избавит, примирит с самими собой, излечит как от фетишизации сексуальности, так и от брезгливости в отношении к ней. Мы научимся любить человека, мужчину, женщину за красоту образа Бога в них, а не за то, что он (она) сексуальны или асексуальны.
- «Сияние пола» тесно связано с мироощущением мужчины и женщины, которые, как известно, разнятся. С переменой восприятия пола меняется ли мировосприятие, мироощущение?
- Знаете, здесь мне хочется подвергнуть сомнению и «сияние пола», и его связь с мироощущением, и «как известно», и перемену восприятия. Уж простите. «Сияние» - это все из того же невротизма, или попытки его вытеснить. Схема такая. Сияет, следовательно – сакрализуется, следовательно – запредельно высоко, следовательно – не повседневно, следовательно – ставим на пьедестал и не пользуемся. До «сияния» нам, немощным, не дотянуться во всю жизнь…
Теперь по поводу разнящихся мироощущений и «как известно». Есть некие базовые константы, на которые это мироощущение опирается: Бог, жизнь, смерть, любовь, доброта, предательство и т.д. Уверена, что для человека-мужчины и для человека-женщины этот набор одинаков. Иначе говоря, мы можем говорить об индивидуальных различиях, но не о половых.
Ну и перемена восприятия пола. Это все равно, как если бы мы стали утверждать, что человек стал по-другому ощущать голод, холод, жажду и пр. Думаю, правомерно говорить об изменении политики по отношению к сексуальности человека. Хотя и здесь никакой новизны нет. Так уже было в истории. Человек всегда, с момента творения, идентифицировал себя с тем или иным полом, по отношению к которому выстраивались в культуре те или иные дисциплинирующие политики. Думаю, набору из дозволенного и запретного в сексуальном поведении, который всякий человек усваивает в процессе воспитания и социализации не следует придавать такое глобальное значение, которое сказывается на «мироощущении» и «мировосприятии».
- Как, по Вашему, что первично в человеке ‑ человеческое или гендерное? То есть, допустим, я изначально человек, а потом женщина, или сначала женщина, а потом человек? Каким образом это преломляется в свете религиозного сознания?
- У психологов есть несложный прием, с которого можно начинать работать с идентичностями человека. Например, я предложу Вам продолжить фразу: «Я есть…» (скажем, десять версий). Мой опыт показал, что в первую очередь вспоминают о «человеческом». Я – человек, я – личность, я – женщина (мужчина). Уточняю, что женщина (мужчина) – это тоже человеческое! Помните: мужчину и женщину сотворил их? А вот гендерное – это когда мы начинаем перечислять свои социальные роли (метки): я – жена (муж), я – друг (подруга) и т.д. Так что именно в свете религиозного сознания человек легко себя опознает. Подсказка ему дана в первой главе Книги Бытия – стих 27.
- Может быть, вопрос покажется Вам нескромным – простите… О Вас можно сказать, что Вы – верующий человек? Если да, влияет ли вера на Ваши исследования?
- Обо мне можно говорить, что я верующий человек. И те, кто близко меня знает, вероятно, так и скажут. Возможно, так смогут сказать и те батюшки, с которыми доводилось общаться. Вместе с тем, я плохо встроена в дисциплину повседневной церковной жизни. Для кого этот признак принципиален, тот не сможет сказать обо мне как о верующем человеке.
Что касается влияния на научную деятельность, то есть много тем в религиозной антропологии, в теологии культуры, в церковной истории, интерес к которым связан с желанием быть ближе к Церкви. Впрочем, сказывается и моя «недисциплинированность». И мою книгу, посвященную эволюции религиозных воззрений на пол и брак в европейской культурной традиции, семинаристам духовных учебных заведений не предложат. А из двух церковных библиотек, в которые я осмелилась ее подарить, она была изъята, хотя в ней анализ строится исключительно на текстах святых отцов и церковных писателей...