Заметки сельского священника
***
Утомить меня у нее получилось раза с третьего. Впрочем, оно и до этого все было точно так же: она недоверчиво выслушивала мои советы не обращать внимания на всех этих «колдунов», которые подбрасывают ей на огород заговоренные пустые бутылки (да, у нас теперь так колдуют, а у вас что, как-то по другому?), и на месяц другой «силы внушения» хватало. Но на третий раз, услышав от нее очередной вопрос, касающийся новейших методов защиты от сглаза и порчи, предохранители моего здравого смысла не выдержали. Купите, говорю, разноцветных воздушных шариков, и привязывайте по одному к горлышку каждой колдовской бутылки. «А зачем?» - робко поинтересовалась она. «А вот пусть над этим вопросом ваши колдуны голову и ломают», - говорю. – «Непонятные действия всегда вызывают подсознательный страх - вот и пусть они вас после этого боятся, а не вы их...» Посмеялись с ней потом, конечно, но страх перед порчей и сглазом в ее глазах никуда так и не пропал – затаился только, опять на два месяца.
Наверное, пора мне эту тему дальше развивать. С амвона… Хотя, в конечном итоге, все сведется к тому, что весь мусор, который колдуны подбрасывают на порог, можно с циничным лицом относить на помойку. И пусть ведьмы в ужасе выдергивают последние прутики из своих старых метел при виде такого кощунства...
Интересно, почему все-таки я никогда не сталкивался по жизни с колдунами? Даже обидно. Другие вон и болеют сутками, наступив ботинком на гнутую скрепку, и в депрессию впадают после того, как ведьмы им дохлого воробья в радиаторную решетку автомобиля засунут, и руки у них от сглазу все в язвах, и кошки-оборотни у них по крышам лазают. А сквозь мой непобедимый скепсис, видимо, ни одно колдунство пробиться не может. Болею - бывает, да. Тоска - это у нас национальное. Руки мыть надо чаще, а кошек отлавливать и показывать мышам - если мыши убегут, значит точно - оборотень, мыши их завсегда чувствуют. «По вере вашей - да будет вам». Только вера-то может быть ой, какой разной.
***
Измучили: привези да привези им ладану - анадысь весь вышел! Зачем, спрашиваю? Говорят: покойников они им окуривают, чтоб бесов отгонять. А то еще в избе по углам курят: проклятиков, что табаком шерстяных бабочек, прошибает. Старинная, говорят, забава, привези, а то обидимся, на канун потом тебе, попу, гнилой цибули не пожалуем...
Привез. Специальной своей бабушке, что на свечах восседает, отдаю, и цену назначаю - пятьдесят, говорю, рублей за самомалый кусочек фимиама, а уголь, стало быть, который скоропальный, и того дороже. Ну, в крик все, само собой - трагедия, понятно, они таких инфляций со времен царя Гороха не помнили. Собрал я тогда всех своих прихожаночек после молебна и объяснился такими словами: «Милые вы мои селяночки! Не ропщите почем зря, сам знаю, что на своих хрестьянах легким рублем наживаться - грех смертный, таким ни тут почета не видать, ни на кладбище. А только вы ж со своим самосвятством какие хрестьяне, так, самые что ни на есть язычники натуральные, за таких на том свете и стыдить не будут. Так что вот вам мое благословение: кому фимиам-ладан токмо для эстетического чувства потребен, молитву катализировать да о райских благоуханиях напоминать - тем и расценка старая. А кому мертвецов одеколонить да пауков по углам дурманить - тем я цену еще с утра повесил, а церковная такса потверже иного пионерского слова будет».
Ну, конечно, потом поостыл. Там меня моя свечница от таких репрессий и отговорила. Мол, поняли мы все, батюшка, не серчайте. Так и живем.
***
У моего друга, отца Сергия, есть один очень ушлый (но очень хороший, вы не думайте) приятель, который не имеет родственников и знакомых разве что только на Северном полюсе. Его хобби - коллекционировать епархиальные слухи и всевозможные святыни со всего света. Вот и моему другу подарил он по-братски мощи святой Софии в тряпочке, благо самому ему они в таком количестве были совершенно ни к чему.
В общем, как-то предложил отец Сергий этими самыми мощами со мной поделиться. А надо сказать, что из трех моих деревенских приходов только один можно назвать приходом и не помереть от стыда. Храма там, правда, нет, но в нарочную избушку человек пятнадцать бабушек по великим праздникам набирается. Второй приходик еще туда-сюда, а вот в третьем все вообще из рук вон плохо, причем это единственное село, где даже храм с алтарем есть, но прихожан туда калачом не заманишь.
Так вот. После такого дружеского предложения фантазия моя мгновенно разыгралась. Я почти физически почувствовал тяжесть молотка, которым будто уже прибиваю к бывшему сельсовету этой своей безбожной деревеньки гвоздями-сороковками распечатанное на цветном принтере объявление о том, что такого-то числа в наше Нижнее Васино прибывает икона с мощами великой угодницы... Поплыли перед глазами вереницы печеных яблочек - счастливых лиц деревенских старушек, и телогрейки суровых фермеров, пришедших поклониться святыне, а заодно и первый раз в жизни постоять на литургии. Деревенские алкоголики в слезах покаяния и умиления, несущие в охапке цветы чертополоха, бесформенные бабы-самогонщицы и заскорузлые трактористы, все, в едином порыве пришедшие в наш сиротливый доселе храмик. Это же уникальный шанс возродить православие на селе, поднять приход с колен из пепла демократии…
В общем, я отказался. Стыдно мне стало, почему-то…
***
Есть у нас на приходе одна бабушка. Лет тридцать назад она еще пела на клиросе, но старость взяла свое, и вот уже никто и не помнит, с каких именно пор она просто стоит в уголке церкви, грудью защищая наш неказистый панихидный столик от неуставных восковых потеков. Добрейшей души человек, милый в своей детской наивности и трогательный, как ветхие кружева на музейной подушке. Не могу сказать, что я ее люблю (а любим ли мы кого-нибудь вообще по настоящему?), но я всегда рад видеть ее морщинистую улыбку и обязательно улыбаюсь в ответ. Изредка она задает мне какой-нибудь вопрос, например, о допустимости постного масла в пост, и я отвечаю, но самому мне, увы, не о чем у нее спросить. И что бы ни случилось, я никогда не делаю ей никаких замечаний, во-первых, потому что делал это в свое время уже много-много раз, а во-вторых, потому что давно понял бесполезность этих замечаний. Я просто рад, что у нас есть такая прихожанка. Честно.
По воскресеньям она приносит приготовленные своими руками гостинцы для моей семьи. Поскольку старость не радость, маслом, мукой и сахаром она запасается раз в год, и в целях экономии добавляет все это магазинное изобилие к оставшимся с прошлого года запасам. Блокадная психология, что поделать. Соответственно, что пирожки, что блинчики с начинкой, что всю прочую кулинарию, которую она исправно готовит для дорогого батюшки, дорогой и избалованный батюшка будет есть разве что в голодный год - дивный аромат прогорклого масла годится исключительно для лечения застарелого насморка. Всего и делов-то: с улыбкой принести этой бабушке вымытую посуду обратно на ближайшую службу. А биологическое оружие в виде пирожков и блинчиков замечательно склюют синицы в кормушке за окном - они привыкшие. Но я никогда ей об этом не расскажу...
В одном замечательном фильме, «Леон Морен, священник» есть такая фраза: «Наша молитва - это всегда посмешище»... Но Бог никогда нам об этом не скажет.
***
И было во сне ей видение: пустынная каменистая равнина, за горизонтом то ли уже зашедшее, то ли только-только готовящееся встать солнце, легкие перистые облачка на темном небе и посредине всего этого уныния - открытая дверь коричневого дерева ... И, в общем, голос ей из этой двери, серьезный такой: «Ты умрешь двенадцатого мая!». Тут она и проснулась.
Побежала жаловаться, конечно. Плачет, переживает - понятно, жить всем хочется...
- А по старому стилю, или по новому тебе голос дату назвал?
- Ох ты ж, не уточнила!.. Что ж делать-то теперь?
- Ну, раз не уточнила, то и не верь, не от Бога сие видение. В правильных снах дату всегда по церковному называют.
Ушла счастливая.
***
В очереди у нотариуса разговорился с перекупщиком-кавказцем по поводу различий между исламом и христианством. Никогда, конечно, не думал, что буду учить мусульманина молиться Аллаху хотя бы перед сном своими словами, но это так, преамбула.
Амбула началась тогда, когда он рассказал мне о своей русской жене, а также о двух своих детишках, один из которых – мусульманин, а другой – христианин. Как так вышло? А вот так: «Родился у меня первый. Болеет, болеет... Люди сказали - веры у него еще нет, неси в мечеть. Принес. Мне имам: “По пятницам по барану мне будешь приносить один месяц, и там еще, по мелочи, крупу-сахар”. Я прикинул - это ж тысяч пятнадцать получается. Срочно к жене – посмотри там, мол, у себя, почем у вас нынче крещение. Пятьсот рублей, говорит... В общем, Даниилом назвали. А уж к тому времени, как второй родился, я уже немножко приподнялся, мог себе и мечеть позволить. Ачулдаром зовут - три года джигиту!».
Вот так вот. Обыватели, как я понял, везде одинаковые. Как, впрочем, и отдельные имамы. Что у них, что у нас, в Православии.
***
Записка: «О здравии... мамы, папы, Снежанны, дедушки, Варвары Ивановны...». А для меня-то чем она отличается от стандартных «Софии, Пелагеи, Виктора, Тимофея, Антония»? Мне что «папа», что «раб Божий Тимофей» одинаковы незнакомы, один Господь - серцеведец. Неканонично? Ну, так и не это главное. Сбивает с молитвенного ритма? Но в любом случае, не так, как другие, регулярно встречающиеся перлы о здравии людей с других планет и всех членов партии «Единая Россия».
Что же в наших записках важнее всего? Правильные имена, данные при крещении, или же наша любовь к этим людям, сам факт того, что мы о них помним и молимся?
