Алтарники Татианинского храма: кто они сейчас
Иеромонах Симеон (Томачинский), директор издательства Сретенского монастыря, первый главный редактор издания "Татьянин день"
Алтарничать мне предложил Саша Егорцев. Шел 1994 год, храм святой Татианы еще не был передан Церкви, перспективы развития храмовой жизни были довольно туманны, но отец Максим Козлов уже тогда пытался собрать общину. Когда мы занимались сбором подписей в поддержку открытия храма, ходили по разным факультетам, то видели, что храм людям Московского университета действительно нужен, причем многие выступали за его открытие именно в историческом здании на Моховой.
Помню, перед самой первой службой на Татьянин день мы срочно доделывали номер газеты «Татьянин день»: очень хотелось, чтобы первый номер вышел именно в праздник. Как это часто бывает, мы не успевали, пришлось долго сидеть с версткой, поэтому на всенощную я опоздал и пришел уже к помазанию. Так что первый мой выход на службу в качестве алтарника не состоялся. На следующий день, 25 января 1995 года, служили праздничный молебен, на который приехал Святейший Патриарх Алексий II. Храм только-только передали Церкви, Литургию мы еще не служили, и вот в какой-то момент мне сказали выйти к собравшимся и читать житие святой Татианы. Я в стихаре вышел читать – и тут же у меня из носа полилась кровь: сказалось многодневное сидение за компьютером ради подготовки первого номера «Татьянина дня».
Самые яркие воспоминания связаны с престольным праздником, 25 января. Кончено, в первую очередь праздник – это служба в храме, но и после устраивались какие-то любопытные мероприятия в Университете. Помню, один раз буквально сразу после торжественной и продолжительной архиерейской службы мы сняли стихари и пошли в ИСАА, где проходил Торжественный акт, на котором присутствовал ректор. И вот мы, после причастия, проникнувшись тем, что было на Литургии, входим в этот красивый зал – и откуда-то сверху, прямо будто с небес, звучит гимн «Gaudeamus igitur». Ангельские голоса поют! И я не знаю, что делать: кланяться? креститься? Потому что было ощущение, что мы снова в храме оказались, просто в другом. Такое вот интересное продолжение праздника, другая его грань.
Храмовая жизнь тесно переплеталась с деятельностью редакции, они как бы перетекали одна в другую, вторая становилась продолжением первой. И, разумеется, жизнь общины находила свое отражение на страницах газеты. Это не было каким-то местничеством, «междусобойчиком», а наоборот, сознательной установкой, потому что в жизни общины, как в капле воды, отражается бытие всей Церкви. Например, мы писали о венчаниях, когда связывали свои судьбы наши друзья, наша «команда», и это всегда было очень радостным и важным событием, можно сказать, семейным торжеством в жизни общины. Многие из моих друзей, которые тогда венчались, теперь стали священниками, имеют замечательные семьи, по 4-5 детей. С самых первых дней жизни храма отец Максим заложил какой-то очень хороший заряд, дал молодым православным людям очень правильное направление на семью, на творческое, созидательное делание. И очень приятно, что это происходило на наших глазах и что сейчас нам довелось увидеть плоды того, что было заложено батюшкой.
Также в Татианинском храме запомнились трапезы, которые были своего рода продолжением богослужения. Отец Максим замечательно умел все организовать и провести, здесь присутствовали выдающиеся профессора университета – как Григорий Александрович Любимов, Сан Саныч Волков, Юрий Анатольевич Шичалин и другие. Это было настоящим интеллектуальным пиршеством!
В Татианинском храме я впервые познакомился и с Андреем Донатовичем Синявским и его супругой. А через некоторое время здесь же, в Татианинском храме, отец Владимир Вигилянский, который исповедовал и причащал Синявского перед смертью, совершал по нему первую панихиду, собравшую весь цвет московской интеллигенции. Конечно, информация об этом событии и надгробное слово отца Владимира были опубликованы в «ТД»…
А уже в 2004 году, в праздник Похвалы Пресвятой Богородицы, мне довелось впервые служить в родном храме в качестве диакона, когда Святейший Патриарх Алексий II совершал Великое освящение церкви. Меня только недавно рукоположили, в патриарших службах я никогда не участвовал и боялся, что обязательно разобью какую-нибудь вазу. Вазу не разбил, но Патриарха чуть не сшиб. На Великий вход мы должны были кадить, и один из старших диаконов мне говорит: «Ты смотри, Патриарха не сбей, когда он будет выходить из алтаря!». Я себе плохо представлял, как могу сбить Патриарха, но, когда входил с кадилом в алтарь, чтобы кадить Престол, действительно получилось, что теоретически мог бы его сбить. Но Патриарх был опытным человеком, так что не торопился выйти из алтаря, и мы разошлись благополучно.
Иерей Павел Конотопов, клирик храма святой мученицы Татианы при МГУ, старший священник храма преподобного Серафима Саровского на Краснопресненской набережной
Я был алтарником в храме Живоначальной Троицы в Голенищеве, где отец Максим Козлов служил вторым священником. В 1994 году его назначили настоятелем еще не открытого храма святой Татьяны при МГУ. Пока храм был занят студенческим театром университета, он служил в Казанском соборе на Красной площади. Я последовал за отцом Максимом сначала в Казанский, а потом и в татьянинский храм. Один из батюшек храма в Троице-Голенищеве через некоторое время пошутил: « Отец Павел, мы на тебя возлагали такие надежды! Но « заезжий корнет » тебя увел ».
Я был весьма юн тогда, и не беспокоился о том, что будет. Перед нами, только что вошедшими в храм, стояла задача организовать службу. На трудности особо внимания не обращали. Но, конечно, случалось разное.
Это сейчас у нас налажено регулярное снабжение всем необходимым для богослужения. Но тогда было все иначе, ведь храм только открылся. Просфоры, к примеру, хранились у меня дома в холодильнике. Мне, помимо храмовой жизни, надо было еще много чем заниматься и все успеть и за всем уследить удавалось не всегда.
Как-то перед одним из двунадесятых праздников, перед службой, выяснилось, что нет литийных хлебов. Я попросил кого-то из алтарников: « Беги в любую ближайшую булочную и найди круглые булки! » Алтарник побежал и купил булки с изюмом. Круглые. У настоятеля нашего при виде этих булок возникла вполне предсказуемая реакция, после чего был куплен нарезной батон и порезан на 5 частей. Это и стало нашим литийным хлебом.
Похожая история была с кагором. Нынче мы закупаем вино на полгода вперед, благо есть где и у кого, а в 1995 году с кагором было тяжело. Мы его покупали в ларьках у метро, искали где есть получше и покупали. И вот, у нас кончился кагор, а утром - литургия. Я на нее пойти не мог и попросил одного из собратьев купить и привезти к службе. Он-то, конечно, купил, но только службу проспал. Настоятель, обнаружив отсутствие вина, позвал одного из нас и сказал примерно так: « Позвони Павлу и скажи ему два слова: « Нет вина ».
Алтарник исполнил слова настоятеля дословно. Рано утром трубку взял мой брат или, даже, мама, и в ответ на свое « алло » услышала всего два слова: « Нет вина ». Поскольку ничего кроме этого сказано не было, решили, что, видимо, ошиблись номером, и положили трубку. Звонок повторился несколько раз, с теми же словами, никто, естественно, не мог понять, что это за странный человек звонит рано утром и о каком вине идет речь. Все выяснилось уже когда я проснулся и начался « разбор полетов ». Но там не менее, литургия в тот день была совершена.
На один из Татьяниных дней у нас была патриаршая служба, и вдруг обнаружилось, что нет угля: остался какой-то маленький уголек – и все. А где уголь достать? Тогда просто так уголь в центре Москвы купить было нереально… Снарядили гонца в Казанский собор на Красной площади. Слава Богу, за время служения там отца Максима удалось перезнакомиться со всеми, и, в частности, со старшим алтарником. Он всегда нам благоволил и, кончено, тут же отсыпал нужное количество.
Все случаи, которые я тут вспоминаю, самые "бытовые". Обычно на престольные и просто праздники не до забав, когда это все происходило было совсем не смешно. Подготовка праздника – напряженный труд, больше не для себя, а для тех верующих, кто приходит в храм на службу.
Для меня все престольные праздники – это состояние постоянного внутреннего напряжения, череда непрестанных забот, хлопот, головной боли по поводу разных организационных моментов. Мне много ближе спокойное течение жизни, служба за службой, воскресенье за воскресеньем, чем такая « вспышка », как престольный праздник.
В юности, один священник сказал мне: « Ты знаешь, духовную жизнь можно разделить на два этапа - делание и созерцание, праксис и теория. До созерцания тебе, Павел, еще далеко, так что займись деланием ».
Алтарники в Татиане – это непрестанное делание. За ним, наверное, тяга к познанию сути происходящего у любого нормального человека могла бы давно пропасть. И одна из заслуг нашего настоятеля - в том, что он - прекрасный учитель, на всю жизнь привил мне любовь к богослужению, стремление к познанию сути богослужения. Это стало для меня непреходящей жизненной ценностью.
Священник Игорь Палкин, клирик храма святой мученицы Татианы при МГУ
Будучи прихожанином Татианинского храма, я решил поступать в семинарию, и чтобы была какая-то практика – попросился в алтарники, меня взяли – было это в 1998 году. Сначала работал так, через пару месяцев «перевелся» в штат.
В сам храм я попал за год до этого, придя в редакцию «Татьянина дня», потом воцерковился и у меня уже не было потребности ходить в какие-то другие храмы, вся жизнь была связана с этим приходом.
Настроения у всех тогдашних алтарников были очень возвышенные: хотелось быть только в алтаре, держать в руках богослужебные книги, носить стихарь, помогать священству, хотелось посвятить этому всю свою жизнь! Если честно, я тогда думал, что такие желания преследуют вообще всех, что всем молодым людям хочется быть священниками (смеется).
«Сослужил» я тогда с отцом Александром Волковым, Сашей Егорцевым, пересекался с отцом Симеоном Томачинским, Сашей Шишкиным – он сейчас редактирует «Богослужебные указания». Вместе мы не только работали, но и учились в Свято-Тихоновском, поэтому нас очень интересовали всякого рода Типиконы, был у всех спортивный интерес составить службу из Типикона, а не из Богослужебных указаний.
Из смешного вспоминается такой случай: просфоры тогда лежали у меня в морозилке, чтобы не заплесневели. Как-то приехал на службу, а просфор – нет. Я жил недалеко и поэтому побежал за ними домой. Принести-то я их принес, но из морозилки их надо было еще вечером достать, чтобы успели разморозиться. Но я их поставил, отец Владимир Вигилянский пришел совершать проскомидию, попытался воткнуть копие… помолчал и сказал: «Да сюда надо топор класть!».
Что касается дресс-кода, то, конечно, он у нас был: галстуков не носили, но всегда были застегнуты на все пуговицы, рубашка – в цвет праздника или белая, с длинными рукавами. Брюки, а не джинсы, ботинки, а не кроссовки.
Алтарничал я до 2003 года, потом меня рукоположили в диаконы, а 6 сентября 2004 года – во священники.
Диакон Александр Волков, клирик храма святой Татианы при МГУ, заместитель руководителя пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси
Промыслом Божиим так вышло, что практически всю свою сознательную церковную жизнь я был в алтаре. У меня не было периода, когда бы я был в Церкви, но не был в алтаре - так устроил Господь, за что я Его всегда благодарю.
Формально мое алтарное служение начиналось в Заиконоспасском монастыре, но там я пробыл буквально несколько месяцев, а вот "полноценным" алтарником стал уже в храме мученицы Татианы, в 1995 году.
Промыслительным моментом было то, что мы с моими друзьями-соучениками из Классической гимназии при Греко-Латинском Кабинете Юрия Шичалина оказались тут 23 января 1995 года, когда в храме еще была мерзость запустения. Отец Максим тогда попросил нашего директора прислать ребят, которые могли бы помочь, среди них оказался и я. Ну что мы, дети, могли сделать? - помыть пол, отодрать что-то от стенок, чем мы и занимались. А отец Максим (он был тогда совсем один, ни второго священника, ни диакона) подготавливал алтарные вещи. И вот он у священноначалия получил антиминс, развернул его перед нами, объяснил, что это такое и говорит: "Посмотрите, вы в первый и в последний раз в жизни так близко видите одну из главных святынь любого храма, больше вам такой возможности не представится!" Не помню, что я подумал в тот момент, но сейчас вспоминаю эти слова с улыбкой, так как уже семь лет имею счастье чистить этот антиминс после каждой Литургии. Так что это было пророчество вопреки!
Уже в феврале или начале марта 1995 года отец Максим позвал меня в алтарь. С этого же момента началась моя сознательная алтарная жизнь, полноценное воцерковление. Первые годы я находился под мудрым и любящим, что самое главное, руководством тогда старшего алтарника, а теперь священника Павла Конотопова. Потом я рос, а отец Павел как раз заканчивал диплом, создавал семью, и поэтому он постепенно передавал всю полноту ответственности алтарного служения мне. У нас не было торжественного возведения в сан старшего алтарника на Малом входе за Божественной литургией, все произошло само собой.
Я понял, что церковное служение - это то, в чем я вижу себя. Так же естественно сложилось и то, что я рукоположился, стал диаконом.
На всю жизнь в сердце останется память о совместных трудах. Ведь в то время, когда мы были алтарниками, у нас было настоящее братство! Мы делали огромное количество дел, связанных с тяжелым физическим трудом (чистить, мыть, начищать - ведь в храме были постоянные ремонты!), а не только надевали белую рубашечку и выходили со свечечкой, что само по себе тоже не просто - мы этому сами долго учились и других учили.
Помню, мы с нынешним отцом Игорем чистили ночью паникадило, мыли окна в верхнем алтаре - у нас в храме вообще очень серьезные объемы и размеры, совсем не как в большинстве храмов. Это сейчас окна нам могут помыть и друзья-таджики из специально заказанных контор, а тогда мы все это делаи сами, и в этом заключался очень глубокий смысл - ведь это вещи, связанные с нашим отношением к святыне. Чистота, порядок, стремление к абсолюту - это некое малое приношение. Мы стремились, чтобы в алтаре все было идеально, во всех смыслах. Не хвалюсь, но у нас на самом деле был один из самых ухоженных алтарей в Москве. Кроме того, у нас была своя система знаков, ведь во время богослужения бывают какие-то вещи, о которых не крикнешь и запросто не объяснишь, поэтому надо было использовать этот "сурдоперевод", в итоге мы стали друг друга понимать буквально с полуслова, у нас был абсолютный контакт!
Помню один особенно смешной момент: отец Павел - юноша, я - мальчик, для меня это первая Пасха, ночная служба, алтарь, "Христос Воскресе!", крестный ход, пасхальный канон... короче, меня вырубило! Алтарь был временный - неуклюжая выгородка из фанеры, сесть было особо негде, стояла только одна табуретка, на которую сел отец Павел. Я говорю: "Можно посидеть немножко?", он отвечает: "Ну садись ко мне на колени". По-моему, это даже был какой-то центральный момент службы, и вот я сел к нему на колени и... уснул! Пасха, отец Максим с кадилом и Паша Конотопов со спящим на его коленях Сашей Волковым... Это то, что мы с теплотой вспоминаем сейчас, когда все стали большими дядьками, многодетными отцами...