Жизнь и судьба кадета Ветвицкого

Впечатление о мрачной, бездуховной и безрадостной обстановке в военных учебных заведениях Российской Империи, сложившееся с легкой руки писателей В.А. Гиляровского и А.И. Куприна, при ближайшем рассмотрении оказывается не совсем верным. Выпускниками военных школ были писатели Ф.М. Достоевский, епископ Игнатий (Брянчанинов), люди с пронзительной совестью, ощущавшие боль ближнего как свою собственную беду. Дух дышит, где хочет. Несмотря на видимую суровость воспитателей, бескомпромиссную строгость военной дисциплины, неизбежную муштру, нравственная обстановка в военных училищах на рубеже XIX и XX столетий была куда более здоровой, нежели в светских вузах и духовных школах. Лицемерия и двоедушия было здесь гораздо меньше. Поэтому среди участников великих потрясений начала XX века почти невозможно найти кадетов и юнкеров, в отличие от университетских студентов и семинаристов.

Нравственное воспитание учащихся военных школ осуществлялось не на каких-то особых уроках православной культуры и светской этики и даже не на уроках Закона Божия, а в ходе самой повседневной учащих и учащихся. О том, как это происходило, рассказывает в повести «Кадетский монастырь» писатель Н.С. Лесков.

Однако не одно только Первому Петербургскому Кадетскому корпусу, описанному Лесковым, можно было дать такое удивительное название. В разных смыслах оно может быть отнесено к Вольскому кадетскому корпусу, одному из последних кадетских корпусов, открытых в России. И если подвижниками благочестия в повести Лесковы в одинаковой степени оказываются светские и духовные лица – например, законоучитель архимандрит Ириней (Нестерович) и директор Корпуса генерал-майор Михаил Степанович Перский, - то и в Вольской Военной школе благотворное влияние на учащихся в равной мере оказывали священники и офицеры.

Кантонисты – семинаристы

Начало военного образования в уездном Вольске было положено в 1831 г. переводом из Саратова Батальона военных кантонистов. Военными кантонистами называли детей солдат и нижних чинов, которые должны были сами стать солдатами.

Батальоны военных кантонистов размещались в городах глубинной России: на Севере, в Поволжье, на Урале и в Сибири. Подростки, изъятые из семей, должны были навсегда распрощаться со своими родителями. В течение пяти или шести лет они проходили обучение и еще двадцать пять лет служили в армии или на флоте.

Батальоны военных кантонистов были призваны решить еще одну деликатную задачу государственной важности – ассимиляцию значительной части еврейского населения, доставшегося Российской Империи в результате трех разделов Польши. Секретное добавление к Высочайшему Указу от 26 августа 1827 г. предусматривало «обращение состоящих в заведениях военных кантонистов иудейского исповедания в христианство чрез надежных священников...».

На деле присоединение к Православной Церкви чаще всего совершалось формальным и принудительным крещением. Добравшиеся до места кантонисты тут же сталкивались с миссионерами в погонах и эполетах, которые не затрудняли себя поиском особых средств в обращении юных иудеев.

Однако в Вольске миссионерская задача выполнялась совсем по-другому. Саратовский епископ Иаков (Вечерков), Вольский благочинный Петр Иванович Бибиков, священник Троицкой церкви Василий Кузнецов отнеслись к христианскому воспитанию еврейских мальчиков со всей серьезностью христианской совести. Одним из наиболее успешных миссионеров среди кантонистов стал протоиерей Петр Иванович Бибиков, назначенный на должность законоучителя Вольской школы кантонистов 16 октября 1831 г. Уже через три с половиной года в мае 1834 г. он докладывал епархиальному архиерею о крещении 154 подростков-евреев, согласившихся принять таинство без всякого принуждения.

Нравственная красота христианства открывалась кантонистам и в жизни их командиров. Сохранились воспоминания о добродушнейшем начальнике Вольской школы кантонистов Иване Никитиче Софронове, в знак благодарности которому крестившиеся иудеи принимали его фамилию. Не менее привлекательной была личность проживавшего с 1843 г. в Вольске бригадира Андреева, ставшего крестным отцом многих кантонистов.

Обращение к Христу для большинства воспитанников было предельно искренним. Деньги, которые правительство выдавало каждому еврею после принятия Крещения, были потрачены вольскими кантонистами на приобретение большой храмовой иконы для Иоанно-Предтеченского собора. Несколько человек продолжили обучение в Казанской Духовной Семинарии. Среди них оказался архимандрит Нафанаил (Кузнецкий) (Ицка Рабин), принявший священство и проповедовавший христианство среди евреев в Западном крае. Широкую известность в миссионерской среде в средине XIX столетия приобрел другой кантонист Вульф Нахлас, принявший после Крещения имя Александра Алексеева.

Вольская Военная школа. Фото 1900- х гг.

Военная прогимназия

После упразднения Батальона кантонистов Вольская школа превратилась в военную прогимназию весьма специфического свойства. Сюда из всех военных прогимназий России переводились ученики, безнадежные в нравственном отношении. Однако и неисправимые шалопаи, и угрюмые отроки с непобедимой злобой в сердце после обучения в Вольске все-таки оказывались пригодными для военной службы, нередко достигая и офицерских чинов. Среди воспитанников Вольской прогимназии было немало сирот, которые в случае их исключения из военной школы лишились бы полностью всякой опеки и средств к существованию. Нравственная гибель этих оставшихся без попечения подростков была бы неизбежной.

Методы воспитания первоначально были вполне традиционными. Известная в конце XIX века армейская песня «Журавель» повествовала об этом весьма откровенно:

Драли ж… многи лета

Предкам вольского кадета.

Однако уже в 1860-е годы директор прогимназии полковник П.Я. Остелецкий привнес в систему воспитания новейшие методы европейской педагогики, которые лично изучал в исправительных учреждениях Германии, Франции и Швейцарии. Опыт воспитания подростков с девиантным поведением в Вольской Военной прогимназии был представлен на IV Международном конгрессе гигиены в Женеве в 1882 г. выдающимся русским психологом И.А. Сикорским.

Самый существенный вклад в нравственное воспитание прогимназистов внесли священники-законоучители, служившие в построенной в 1870 г. Крестовоздвиженской церкви: протоиерей Евгений Тихомиров, протоиерей Василий Еланский, священник Михаил Воскресенский, протоиерей Стефан Каверзнев.

Крестовоздвиженская церковь. Фото 1900 гг.

Волец – вольский кадет

В 1908 г. Вольская военная школа была преобразована в полноценный Кадетский корпус. Это преобразование произошло по желанию Августейшего попечителя всех военных учебных заведений Российской Империи Великого князя Константина Константиновича.

Воспитанников Вольской военной школы связывала с Великим князем особая дружба. В 1900 г. вольцы-молодцы побывали у него в гостях в Стрельне. В память о поездке Крестовоздвиженскому храму была подарена икона преподобного Сергия Радонежского, написанная в расположенной по соседству со стрельнинским дворцом Троице-Сергиевой пустыни. При посещении Вольского Кадетского корпуса в 1909 г. поэтом К.Р. был написан один из лучших его сонетов «Кадету».

Нравственное влияние Константина Константиновича, одного из самых образованных членов Императорского Дома было весьма сильным. Прямым свидетельством этого влияния, обаяния личности замечательного русского поэта стал журнал «Волец», который в 1913-1916 гг. издавался вольскими кадетами.

Обложка журнала «Волец»

Первый выпуск «Вольца», относившийся к началу 1913 г., был инициативой самих воспитанников Кадетского корпуса. Любители изящной словесности Баталин, Ветвицкий, Токмаков горели желанием показать «городу и миру» свои поэтические произведения. Инициатива была поддержана законоучителем протоиереем Стефаном Каверзневым и директором корпуса генерал-майором Михаилом Павловичем Бородиным; отредактированный и отпечатанный в вольской типографии А.В. Лебедева журнал был послан Августейшему попечителю. К празднику зимнего Николы, который актовым днем корпуса, была получена приветственная телеграмма Великого Князя, напечатанная во втором выпуске «Вольца»: «От души поздравляю с двойным праздником Ваше Превосходительство, господ служащих и дорогих питомцев, моих кадет. Желая Вам всем благополучия и все больших успехов на славу корпуса, на пользу отечеству, на радость Верховному Нашему Вождю. Константин».

Чуть позже пришла телеграмма помощника Начальника Главного Управления военно-учебных заведений генерала-майора Гриневича, означавшая официальное признание журнала. «Начальник Главного Управления, - говорилось в телеграмме, - ознакомившись с содержанием представленного Вами журнала №1 “Волец” приказал сообщить, что очень одобряет этот почин и сердечно желает процветания журналу».

Литературный отдел журнала был тем, ради чего создавался «Волец». Здесь печатались собственные рассказы и переводы, случаи из жизни и, конечно, стихи самого разнообразного содержания. Преобладала тема воинского долга, верности царю, служения Отечеству. Личность Великого Князя Константина Констатиновича и здесь представлялась нравственным ориентиром. В пятом выпуске за 1915 г. было напечатано стихотворное «Посвящение Августейшему Генералу-Инспектору Его Императорскому высочеству великому князю Константину Константиновичу», написанное кадетом IV класса Георгием Ветвицким:

Дружно кадеты грянем «Ура»

Родному отцу – Генералу:

Много он сделал кадетам добра

Мы воздадим ему славу.

Расположенный подле самого большого в Вольске Сапожникова сада Кадетский корпус был со всех сторон окружен густым дубовым лесом. Отчаянное пение соловьев, аромат цветущих яблонь и сирени, которыми всегда славился Вольск, настраивали юношей на лирический лад. Эти мотивы так же нашли отражение на страницах «Вольца».

Характерным примером наивной кадетской лирики может послужить небольшое стихотворение переведенного в 5-й класс Г. Ветвицкого «Песнь соловья», навеянное впечатлениями от светлых майских ночей.

Песнь соловья

Прохладно… Чуть слышно колышет листок

Вечерний, приметный едва ветерок…

И вот после летнего теплого дня,

Проносится сладкая песнь соловья.

И все затихает, когда средь берез

Поет свою песенку, полную грез,

Всеобщий любимец…и птиц и людей –

Поет свою песню лесной соловей.

Но вот его звонкая песня стихает,

Солнце всходит… и все оживает…

Лучи золотистые смотрят с небес.

На только что спавший забывшийся лес.

Содержание журнала заметно меняется, начиная с 4-го номера, увидевшего свет в январе 1915 г. «Великая Европейская война» стала главной темой в творчестве кадетов, многим из которых довелось воочию увидеть эту и последовавшую за ней еще более чудовищную Гражданскую войну. Первый военный номер «Вольца» выходит под девизом: «Кто не может служить солдатом, служи солдату».

Вольские кадеты разделяют горе своего Августейшего покровителя, потерявшего на войне своего сына Олега. В выпуске 1915 г. «Волец» помещает биографический очерк Князя императорской крови Олега Константиновича, павшего смертью храбрых 29 сентября 1914 г.[1]

Выпускники Вольского Кадетского корпуса стали свидетелями и участниками всех великих и страшных потрясений XX века. Некоторые связали свою судьбу с Белым движением, погибли на полях сражений Гражданской войны или нашли свою смерть позже в застенках ЧК, лагерях и тюрьмах. Кто-то сражался на стороне красных и позже участвовал во всех войнах, которые выпали на долю РККА.

Одним из постоянных авторов журнала «Волец» был воспитанник кадетского корпуса Георгий Ветвицкий. Он был потомственным военным. Его отец, дед и прадед были офицерами, начинавшими свое образование в Оренбургской военной прогимназии, которая, как и Вольская, считалась исправительным заведением. Как отмечал в своих воспоминаниях Г.М. Ветвицкий, несмотря на строгость устава и жесткое отношение к воспитанникам «подрастающее поколение отважно пронесло все лишения суровой жизни и выходило оттуда закаленными и сильным, и вступало в военную жизнь через военные юнкерские училища, образуя корпорацию кадрового офицерства»[2].

Детство и отрочество

Отец Георгия Ветвицкого Михаил Григорьевич Ветвицкий в чине прапорщика начинал воинскую службу вторым адъютантом командующего Туркестанской стрелковой бригадой полковника А.Н. Куропаткина. Независимый нрав вчерашнего юнкера пришелся не по вкусу будущему военному министру, и, менее чем через год, Михаил Ветвицкий был откомандирован в воинскую часть, расположенную в окрестностях Самарканда. В этом глухом гарнизоне Михаил Ветвицкий дожидался следующего чина долгих одиннадцать лет. Только в 1891 г. его производят в подпоручики и по просьбе отца переводят в Астрахань, где в то время жила семья Ветвицких.

Здесь Михаила Ветвицкого ожидала встреча с будущей женой, дочерью астраханского купца Ефима Краснова Варварой. К моменту встречи Варенька Краснова считалась невестой старшего брата Михаила – Семена. Однако вспыхнувшая с первого взгляда любовь заставила родителей изменить семейные планы.

Как пишет Г.М. Ветвицкий, «проснувшись в первое же утро после свадьбы Варенька не нашла возле себя милого друга, Михаил явился уже поздно с призового стрельбища и принес именные мужские золотые часы, которые он тотчас же подарил любимой жене, пообещав обменять их у ювелира на дамские»[3].

Михаил Георгиевич и Варвара Ефимовна Ветвицкие

В Астрахани родились старшие дети Ветвицких дочь Нина (1893 г.) и сын Сергей (1895 г). В соответствии с семейной традицией он стал офицером, получив образование в Константиновском артиллерийском училище. Юнкеров-константиновцев воспитанники иных училищ звали «констапупами». Знаменитая армейская песня «Журавель» отзывалась о них не особенно лестно:

Кто невежлив, глуп и туп?

Это юнкер констапуп…

Сергей и Нина – старшие дети М.Г. и В.Е. Ветвицких

Однако в революционное время невежливые «констапупы» оказались доблестными воинами, не изменившими присяге. Уже в декабре 1917 года около двухсот юнкеров-константиновцев нелегально отправились на Дон и влились в только что образованную Добровольческую армию[4]. Среди них оказался и Сергей Михайлович Ветвицкий, выпущенный из училища ускоренным курсом в 1914 году. Почти с самого начала Великой войны он находился на фронте, был любимцем солдат, в 1918 году на солдатском собрании был единодушно выбран командиром. В 1919 году с армией Деникина Сергей Ветвицкий ушел из Крыма в Турцию, вместе с подчиненными оказался в лагере в Галлиполи, потом жил в Греции, Париже. Связь семьи с ним оборвалась в 1937 году и дальнейшая его судьба неизвестна.

Подвигу своего любимого брата Георгий Ветвицкий посвятил одно из лучших своих стихотворений. Написанное в конце 1917 г. оно озаглавлено просто и ласково: «Сережа».

Я узнаю тебя в шумящем взмахе крыльев,

Парящим в облаках над собственной землёй,

И в лязге боевых машин, покрытых пылью,

И в грохоте пальбы, навеянных войной.

……………………………………………………………..

Рождая взрывов гром в артиллерийском бое,

Могучей поступью идут твои полки!

И рушатся давно подгнившие устои,

Которые ввели большевики!

Сергей Михайлович Ветвицкий (первый ряд в середине)

В Астрахани чета Ветвицких подружилась с семьей военного коменданта станции Астрахань Ефима Кондратьевича Захаренко. Получив назначение в Саратов, он нашел место и для Ветвицкого, который в чине штабс-капитана был назначен командиром роты расквартированного в Саратове 186-го пехотного Асландузского полка.

Продажи Варшавского имения, полученного женой Захаренко после смерти бабушки, позволила приобрести новое имение в Рокотовке, ближайшем предместье Саратова. Огромный сад был лучшим его украшением. Ефим Кондратьевич Захаренко, служивший впоследствии военным комендантом станции Саратов, был очень энергичным человеком. Очень скоро имение в Рокотовке превратилось в образцовое хозяйство, которым с любовью занималась жена Захаренко. Георгий Михайлович Ветвицкий навсегда сохранил в сердце память о теплом, уютном мире, который, казалось, не могли поколебать никакие общественные потрясения. «Весь этот дом и усадьба, - писал в своих воспоминаниях, - с садом, конюшня с выездным фаэтоном-коляской, птичий двор с индюшками, гусями, утками, и курами, как и павлин на заборе и зеленый говорящий попугай в клетке, рояль, пианино и множество струнных музыкальных инструментов, удобные кресла- качалки, и все, что здесь кипело-бурлило,- это все ютилось вокруг доброй хозяйки дома, толстущей и добродушнейшей Марьи Николаевны»[5].

Здесь же на Кумысной поляне купил несколько дач друг Захаренко штабс-капитан М.Г. Ветвицкий. Дачи, которые арендовали пациенты расположенной здесь же кумысолечебницы, хотя и не приносили большого дохода, позволяли молодой семье жить вполне безбедно.

В Саратове в семье Ветвицких появились еще трое сыновей: Борис (1898 г.), Георгий (1901 г.) и Анатолий (1903 г.). Было еще двое детей, умерших в младенчестве.

Самые светлые воспоминания Георгия Михайловича Ветвицкого связаны с Кумысной поляной. «С высокой горы, - пишет он в автобиографической повести, - простирались далекие виды на большой каменный город и величественную Волгу, а позади, начинались леса. Проезжая дорога уходила просекой внутрь и выходила на Баландинский трап.

Вдаль бежали телефоника столбы, чудеса провода, то громыхал, то мягко тонули в пыли окованные колёса телег, бричек, лошади и пели волжские пески, проезжая лужицы, или заунывно тянули свои молитвы татары, но ничто не могло заглушить звонкого щебетания птиц: трясогузки свиста виц-виц, синица, удоды, перепелки, утицы, зяблика, а в небе парил орел…. Сережа и Нина - старшие дети капитана выехали верхом с конного двора на прогулку на Сером и Снегурочке.

Отбивая окованными копытами такт, кони, раскачиваясь, удалились по дороге, пересекая поляну, скрылись за лесом.

На большой террасе крайнего номера трое мальчиков - младшие дети капитана сговаривались идти в лес для исследования троп и каменоломен, которые они же открыли во время предшествующих своих путешествий.

Они забрали с собой перочинные ножи, спички и сверток с пышками, их путешествие, которое они совершали на палочках верхом,- было очень интересным, заманчивым и обещало купание в дальних прудах.

До Рокотовки было расстояние в 12 километров, дорога от Кумысной Поляны вела мимо замка католического архиерея и уходила безлесными засеянными полянами в равнинную даль. Местами встречались одинокие кущи деревьев, трепетавшие листьями на знойном степном ветру, а дорога всё шла, шла и вела, казалось, к горизонту. Облака низко спускались к земле и белели. Если пройти эту гору, то она обрывистым спуском с крутой горы, та которой, когда прогоняли стадо коз и овец, поднимало целое облако густой пыли, а из него далеко слышалось разноголосое громкое блеяние невидимого движения стада»[6].

Семья Ветвицких на Кумысной поляне

В противоположной стороне от Кумысной поляны располагался Спасо-Преображенский монастырь. С 1906 г. здесь проживал горбатый послушник Владимир Парфенов, в будущем епископ Аткарский Николай, которому в будущем предстояло сыграть важную роль в жизни семьи Ветвицких. Уже в первые годы после пострига у инока Николая проявились редкие духовные дарования сострадания и прозорливости. Многие жители Саратова приходили в Свято-Алексеевский (с 1911 г. Николо-Тихоновский) скит монастыря для того, чтобы услышать наставление молодого монаха, которого хотелось называть старцем.

Безоблачное счастье Ветвицких продолжалось недолго. Не дожив и до сорока пяти лет, от скоротечной чахотки скончался глава семьи Михаил Григорьевич Ветвицкий (около 1904 г.). Осиротевшая семья офицера не была забыта государством. Жена Варвара Ефимовна получила пенсию. Дети - право на бесплатное военное образование. Так все мальчики Ветвицкие оказались в военных учебных заведениях. Старший - Сергей поступил в Константиновское артиллерийское училище Санкт-Петербурга, младшие Борис, Георгий и Анатолий в Вольский Кадетский корпус.

Воспитанники Вольского Кадетского Корпуса Борис, Георгий и Анатолий Ветвицкие

Младший Анатолий, поступивший в Корпус незадолго перед революцией, не успел получить военное образование. Судьба его сложилась наиболее благополучно. Окончив Ленинградский политехнический институт, он работал на заводе ЗиЛ в Москве. В 1941 году эвакуировал завод, был начальником ремонтного цеха. Закончил свою трудовую деятельность в Министерстве автомобильной промышленности. У него было трое детей: Михаил, Нина и Георгий.

Старший Борис по окончании Вольского кадетского корпуса участвовал в Первой мировой войне. После революции некоторое время жил в Саратове, был духовным чадом епископа Николая (Парфенова), затем жил в Москве, занимался живописью. После ареста своего духовного отца вместе с женой Матроной Георгиевной духовно окормлялся у епископа Арсения (Жадановского). Жизнь Бориса Михайловича была недолгой. В 1939 г. он умирает от туберкулеза вместе со своей дочерью Варварой. Матрона Георгиевна до конца своих дней жила с семьей сына Алексея Борисовича Ветвицкого, его женой Марианной Викторовной и внуками Петром и Павлом. После войны их духовником становится отец Иоанн (Крестьянкин).

Вдова Михаила Георгиевича Ветвицкого Варвара Ефимовна жила в Загорске (теперь Сергеевом Посаде) с семьёй дочери - Ниной Михайловной Мальцевой: её мужем Константином Тихоновичем и детьми Игорем, Олегом и Маргаритой.

Варвара Ефимовна Ветвицкая

Нина Михайловна всегда боролась за справедливость и за обиженных людей. В тяжелые для Церкви годы подписи в защиту закрываемых храмов, ездила к Калинину защищать Церковь и своего духовного отца епископа Николая. Все это закончилось ссылкой на Соловки. После ссылки она могла жить только в маленьких городках, так они с матерью оказались в Загорске, где в 1938 году «тётя» (схиигумения Мария) купила для всей семьи Мальцевых маленький домик.

Жизнь была невыносимо тяжелой. Как писала Варвара Ефимовна в 1939 г.: «Ниночка не работает, пенсия её 140 рублей и если бы тётушка не купила дом, то и не знаю как мы бы жили – за квартиру платить нечем»[7].

Епископ Николай, поддерживавший семью не только духовно, но и материально, был арестован в Киржаче в декабре 1936 г.

В течение двух лет Нина Михайловна передавала посылки во Владимирскую тюрьму, однако, в 1939 г. посылки принимать перестали. Узнать что-либо о дальнейшей судьбе юродивого старца было невозможно. Надежда на возвращение духовного отца сохранялась до последнего момента их жизни. В письмах 1939-1940 гг. Варвара Ефимовна сообщала своему сыну Георгию, что «дядя» (так в целях конспирации называли епископа Николая) обещал забрать Нину и Борю.

По справке Владимирского управления госбезопасности следует, что Владимир Васильевич Парфенов скончался во Владимирской тюрьме 20 января 1939 г. Однако многие духовные чада епископа Николая свидетельствовали о том, что он явственно появлялся перед ними и так же неожиданно исчезал в военные и послевоенные годы.

Нина Михайловна умерла от туберкулеза 24 июня 1940 года, а её мать Варвара Ефимовна - двумя годами позже. Константин Тихонович Мальцев погиб на войне перед её окончанием.

«Тетушка», о которой говорит в письме Варвара Ефимовна, это схиигумения Мария, одна из последних насельниц Вольского женского монастыря, получившая в 1920-х годах благословение перебраться в Загорск[8]. Вскоре около нее собралась группа таких же гонимых, как она, монахинь. Образовался тайный монастырь, в котором находили поддержку и убежище многие гонимые священники и миряне. Как вспоминает В. Я. Василевская: «В основном при матушке жили три-четыре человека. Но дом ее был постоянно наполнен и часто переполнен людьми. …Приезжали к ней за советами, за духовным руководством, привозили продукты. Очень много приезжало монахинь из разогнанных монастырей. И всем матушка давала приют. Некоторые жили только по нескольку дней, а некоторые — подолгу. Бывали случаи — и год, и два. Иногда приезжали с детьми, что страшно возмущало ее постоянных насельниц…. К ней приезжало очень много людей, особенно с Поволжья, где она провела всю жизнь в Вольском монастыре. И люди эти были обычно больше из простого народа. Они приезжали со своими нуждами, невзгодами и удивительными рассказами о всяких чудесах. У многих были какие-то видения; обязательно кто-то видел Божью Матерь или кого-нибудь из великих святых. Матушка, которая была очень мудрой и широкой, в то же время как ребенок очень любила все эти истории и верила всему тому, что рассказывали ее гости. Вместе с тем к ней приезжала и интеллигенция, в особенности из Москвы. Там я впервые встретилась с семьей Меней — с матерью и тетей отца Александра Меня»[9].

Схиигумения Мария

В течение многих лет схиигумения Мария, Нина Михайловна Мальцева-Ветвицкая и Борис Михайлович Ветвицкий поддерживали связь со своим духовным отцом епископом Николаем (Парфеновым), проживавшим до своего последнего ареста в г. Киржач.

Маленький монастырь схиигумении Марии в Загорске существовал до самой ее смерти в 1961 г. В семье Ветвицких ее считали родственницей и были благодарны за истинно христианскую поддержку.

Тайный монастырь матушки Марии

В письме 1943 года она пишет Георгию Михайловичу Ветвицкому, что уже стара, похоронила и Нину и Варвару Ефимовну, и, нету сил воспитывать Олега, просила написать наставления ему. Игорь в это время был в армии, Маргарита у родственников отца, а она осталась одна с подростком…

Протоиерей Игорь Мальцев, о котором идет речь в этом письме, хорошо известен верующим Саратова и Ярославля. В доме «тетушки» он встречал многих преданных Церкви людей, которым пришлось после войны восстанавливать храмы и налаживать почти полностью разрушенную церковную жизнь. Среди них оказался архимандрит Гурий (Егоров), первый наместник, открывшейся в 1946 г. Троице-Сергиевой Лавры. После возведения архимандрита Гурия в сан епископа и назначения на Ташкентскую кафедру, Игорь становится его иподиаконом и получает благословение на поступление в Московскую Духовную Семинариию. В 1953 г. священник Игорь Мальцев переезжает в Саратов, куда был переведен из Ташкента владыка Гурий. До 1967 г. он служит в Троицком соборе Саратова, вызывая постоянное раздражение уполномоченных Совета по делам религий. Тайные венчания, совершенные в нижнем храме собора, крещения на дому, проповеди и беседа отца Игоря помнят многие верующие Саратова. В 1967 г. под нажимом властей он переезжает в Ярославль, где служит его давний друг епископ (впоследствии митрополит) Иоанн (Вендланд).

Время взросления

Георгий Михайлович Ветвицкий обучался в Вольском Кадетском корпусе в пору его расцвета. Военная прогимназия, единственное исправительное военное учебное заведение в России в 1882 г. была преобразована в Военную школу. С 1900 г. она находилась под особым наблюдением Начальника Учебного комитета Военного министерства Великого князя Константиновича Константиновича.

Великий Князь Константин Константинович отнюдь не формально выполнял свои обязанности по воспитанию будущих офицеров. Основную задачу военных педагогов он видел в том, чтобы развивать у кадет «сознание их человеческого достоинства и бережно устранять всё то, что может унизить или оскорбить это достоинство».

Как отмечал многолетний сотрудник Константина Константиновича выдающийся военный педагог А.Д. Бутовский, «чтобы понять, как велико было влияние Великого Князя на настроение вверенных его попечению воспитанников, стоит только припомнить, что в мрачный период революционных волнений военно-учебные заведения продолжали жить своей нормальной жизнью, и не только остались чисты от заразы, но во многих случаях деятельно ей противостояли»[10].

В 1908 г., благодаря усилиям Великого князя Вольская военная школа была преобразована в полноценный Кадетский корпус.

По воспоминаниям дочери Великого князя Константина Константиновича, «часто посещая корпуса и военные училища, мой отец с особым вниманием присматривался к поведению кадет и юнкеров во время церковных служб. Он отмечал, что в церкви они стоят хорошо и благопристойно, но с горечью замечал, что только редкие из них молятся. «Вот вы ежедневно моетесь и заботитесь о своей внешней опрятности, — говорил он часто собравшимся вокруг него кадетам — тем более вы должны заботиться о чистоте вашей души: ежедневно читайте Евангелие и благоговейно проникайтесь его чтением»[11].

О глубокой озабоченности Великого князя нравственным воспитанием будущих офицеров свидетельствует и А.Д. Бутовский, сопровождавший своего начальника во всех поездках по провинциальным военно-учебным заведениям: «Будучи человеком искренно и глубоко религиозным, Великий князь предпринимал много усилий для подъема религиозно-нравственного воспитания. Всегда во всех своих беседах с воспитанниками, беседах, которые уже по одной своей форме ласкового, душевного разговора, неотразимо на них действовали, он с особенной серьезностью затрагивал вопросы нравственности и религии… “Меня удивляет, - говорил он не раз, - совершенное равнодушие кадет к урокам Закона Божия. Эти уроки не дают им ни сведений, ни религиозно-нравственного настроения. В церкви кадеты стоят вообще недурно, но молятся из них весьма немногие. Вечером, в маленьких ротах, я вижу после общей молитвы молящихся перед ротным образом перед отходом ко сну; но в старших ротах это уже явление редкое. Какой же смысл преподавания Закона Божия в кадетских корпусах? В чем выражается воспитательная деятельность законоучителя?” Мы высказывали наше предположение, что такое происходит от общей постановки Законам Божия в кадетских корпусах. Закон Божий преподается не от сердца, а от разума…На священника кадеты смотряд, прежде всего, как на учителя скучного и непонятного для них предмета, а потом уже, – и это не всегда, - как на наставника в вере и в христианской нравственности. Поэтому кадеты не только не воспитываются в вере, но теряют даже всякий интерес к Священному Писанию.

Всякий раз, когда я бываю в корпусе на богослужении, - докладывал я Великому Князю, - я спрашиваю после службы у нескольких кадет старшей роты, от какого евангелиста и какое евангелие читалось во время службы? Я нисколько не преувеличу, если скажу, что не всегда даже один кадет из десяти мог ответить на такой вопрос»[12].

Неблагоприятная ситуация с преподаванием Закона Божия в военных учебных заведениях сильно беспокоила Великого князя. По его инициативе была учреждена особая комиссия с участием столичных законоучителей для разработки новых программ и методов в преподавании предмета, имевшего первостепенное воспитательное значение.

Как отмечает А.Д. Бутовский, «убедившись…, что кадеты, даже заботливо воспитанные в религиозном отношении, мало знакомы со Священным Писанием, и что этому знакомству не способствует проходимый в корпусах курс Закона Божия, он особым приказом выразил желание, чтобы в кадетских корпусах ежедневно читалось Евангелие, предоставляя законоучителям и директорам организацию этого дела, соответственно местным условиям»[13].  

Теперь при поступлении в Кадетский корпус ученикам выдавалось Евангелие с русским и старославянским текстами. Мусульманам выдавался Коран. На первой странице Евангелия вклеивалось стихотворение поэта К.Р., заверенное Корпусной печатью:

Пусть эта книга священная,

Спутница нам неизменная,

Будет везде и всегда.

Пусть эта книга спасения

Вам подает утешение

В годы борьбы и труда.

Эти глаголы чудесные,

Как отголоски небесные,

В грустной юдоли земной,

Пусть в наше сердце вливаются,

И небеса сочетаются

С чистою вашей душой.

«Вольцы» - именно так называл вольских сорванцов их Августейший покровитель – бесконечно любили поэта К.Р. К его многочисленным титулам добавился еще один неофициальный: «Отец всех кадет». При посещении им кадетских корпусов с его шинели срезали на память пуговицы, после посещения столовой корпуса кадеты похищали столовые приборы, которыми он пользовался, ему подносили книги, стремясь получить автограф.

Обучение в Кадетском корпусе во многом сформировало характер Георгия Ветвицкого. Здесь открылись его многочисленные способности, в том числе и поэтический талант. В кадетском журнале «Волец» были напечатаны его первые стихотворения.

Автограф письма Г.М. Ветвицкого матери. 1915 г.

Эпоха великих перемен

В 1918 г. Вольский Кадетский корпус был закрыт. Неизвестно, удалось ли Георгию Ветвицкому получить документ об окончании этого учебного заведения. В 1918 г. он живет в Саратове, работает должности статистика Саратовского губликвидкома дел бывшей судебной палаты. В 1919 он был призван в Красную Армию и зачислен в саратовский эвакопункт писарем. 30 января 1923 г. был демобилизован из рядов РККА.           

Г.М. Ветвицкий. Фото 1918 г.

В 1923-24 годах была безработица, и он с перерывами работал в управлении Рязано-Уральской железной дороги в должности временного статистика.

Все это время Георгий Михайлович, как и вся семья Ветвицких, оставался духовным чадом архимандрита (впоследствии – епископа) Николая Парфенова. Церковная обстановка в Саратове, как и во всей России, оставалась очень напряженной.

В 1922 г. стал политической реальностью обновленческий pаскол. После ареста Патриарха Тихона и изоляции назначенных им местоблюстителей Церковь фактически осталась без управления. Епархиальные архиереи были дезориентированы, не зная, чьи распоряжения они должны были исполнять.

При поддержке ОГПУ ВЦУ обновленцев действовало очень оперативно. Во все крупные города были направлены уполномоченные для организации епархиальных управлений и подчинения приходов этим учреждениям. Методы уполномоченных ВЦУ отличались революционной простотой. Как сообщает непосредственный участник событий саратовский юрист А.А. Соловьев: «В Саратов в качестве такого уполномоченного прибыл священник Коблов, человек исключительной наглости, клеветник и пьяница. Склоняя саратовское духовенство к принятию ВЦУ, он не стеснялся в способах, излюбленным из которых была постоянная угроза, что все не признающие ВЦУ и являющиеся тем самым сторонниками Патриарха Тихона будут арестованы как противники Советской власти»[14].

Пеpвоначально обновленчество имело в Саpатове и епаpхии значительный успех. Pеволюционная фpазеология деятелей «Живой цеpкви» смогло увлечь довольно большое число священнослужителей. Аpест Саpатовского епископа Досифея, pасстpел Вольского викаpия Геpмана, - все это пpиводило к дезоpганизации епаpхиального упpавления и способствовало видимому успеху обновленцев, котоpые называли себя пpедставителями единственной законной Цеpкви.

Как свидетельствует А.А. Соловьев: «В подчинение ВЦУ вошло духовенство церквей: Духосошественской, Ново-Покровской, Ново-Никольской, Крестовоздвиженской, Князь-Владимирской, Ильинской, Красного Креста, Александро-Невской и часть духовенства из других приходов»[15].

Показательно, что во главе саратовских обновленцев стояли протоиереи Николай Русанов и Сергий Ледовский, которые до революционной смуты относились к наиболее консервативным представителям епархиального духовенства. Доходило до курьезов: «Совершенно неожиданно к обновленцам перешел престарелый викарный епископ Николай [Позднев], живший в мужском монастыре. Объясняли это тем, что “старик выжил из ума”. По-видимому, такое объяснение было правильным, так как он вскоре от “живоцерковников” перешел к саратовским беглопоповцам, получив у них громкий титул “митрополита Саратовского и всея Руси”»[16].

Как замечает А.А. Соловьев, «саратовское духовенство разделилось на сторонников ВЦУ и сторонников Патриаршего управления. Среди мирян же никакого разделения не было… Все считали “живоцерковников” врагами церкви и предателями, потому вменяли себе в нравственную обязанность всячески бороться с ними…»[17].

Наиболее активными противниками обновленцев были священники Павел Соколов, Михаил Сошественский, Владимир Знаменский, Леонид Фиалковский, Владимир Захаркинский, Александр Лебедев.

Положение духовенства осложнялось тем, что после ареста Преосвященнго Досифея (Протопова) и отъезда Вольского викария Иова (Рогожина) в Саратовской епархии не оказалось ни одного «тихоновского» епископа. Обращение к епископу Уральскому Тихону (Оболенскому), проживавшему в то время в Покровске, с просьбой принять Саратовскую епархию под свое управление успеха не имела.

Подорвать позиции обновленцев могло бы избрание и поставление новых епископов из среды пользующегося уважением у народа саратовских священников. Одним из них стал проживавший в скиту мужского монастыря игумен Николай (Парфенов), который, несмотря на свою физическую немощь, твердо противостоял обновленцам.

Как отмечает А.А. Соловьев: «О. Николай был человек замечательный, имел славу прозорливца, к нему многие обращались за советами по разным жизненным вопросам. Я был у него однажды, и он произвел на меня сильное впечатление своей особенной способностью проникать в душу человека, с которым беседовал…»[18].

Борьба с приверженцами обновленческого ВЦУ требовала большой энергии. Отец Николай (Парфенов) был для этого слишком немощным. Как пишет Соловьев: «К сожалению, о. Николай был слабенький, хворенький, и к тому же уродец: он был горбунчик ростом аршина в полтора. Это не мешало ему пользоваться всеобщим уважением, но для управления епархией, да еще в такое, как тогда, время, он, конечно, был не подходящ…».[19]

Тем не менее, духовная сила игумена Николая была очевидной и его архиерейская хиротония в марте 1923 г. все же состоялась. Вторым кандидатом в епископы был вдовый протоиерей Павел Соколов, законоучитель гимназии, прослуживший в священном сане почти сорок лет, успевший зарекомендовать себя непримиримой позицией по отношению к обновленчеству. Архиерейская хиротония была совершена в скиту Спасо-Преображенского монастыря специально приехавшими для этого в Саратов епископами Иовом (Рогожиным) и Варлаамом (Пикаловым). Все происходило в условиях строжайшей конспирации. Как сообщает А.А. Соловьев: «Обновленцы как-то проведали об ожидавшемся прибытии епископа Иова (Рогожина) и, по-видимому, просили задержать его на вокзале. Между тем Щука предусмотрел возможность этого, а потому они с Иовом сошли на станции Разбойщина, верстах в 25 от Саратова, а оттуда приехали в Саратов на лошадях. Дня через два после его приезда в скиту ночью епископ Варлаам и епископ Иов рукоположили о. Павла, принявшего монашество с именем Петра во епископа Сердобского, а архимандрита Николая во епископа Аткарского. На хиротонии присутствовали только монахи из скита да два-три человека из мирян (Щука, Вышеславцев и еще кто-то, не помню). Все хранилось в глубокой тайне и делалось как можно быстрее…».[20]

Благодаря активности епископа Петра, которому поспешило подчиниться почти все духовенство епархии, позиции обновленчества в Саратове быстро пошатнулись. К сожалению, его деятельность продолжалась очень недолго. Уже 25 июля 1923 г. он был арестован, в декабре того же 1923 г. был приговорен к трехлетнему заключению в Соловецком концлагере.

Епископ Николай (Парфенов) в течение следующих двух или трех лет оставался в Саратове, по-прежнему жил в скиту почти в затворе. Все это время в числе самых близких к нему людей оставалась семья Ветвицких. Как сообщает Соловьев, епископ Николай «имел многих поклонников, среди которых выделялась семья Ветвицких. Старший сын, высокий красивый юноша, был у него на положении служки. Дочь Нина была очень религиозной, как и ее мать…»[21].

Ужасы революции, гражданской войны, опустошительного голода в Поволжье, аресты близких людей, преследование духовенства, - трагическим образом отразились на душевном состоянии старшей сестры Георгия Михайловича Ветвицкого. Вернуть девушке душевное здоровье не могли лучшие саратовские врачи. Совершить чудо смогла только молитва «горбатенького батюшки». Когда Нину увидел Николай, он сказал: «Уйдите все, я поговорю с Ниночкой». Более трех часов он говорил с нею и молился, затем вышел и сказал: «Ваша Ниночка здорова...».

Георгий Михайлович Ветвицкий всю жизнь считал епископа Николая своим духовным отцом. 19сентября 1922 г. он оставляет в своем дневнике следующую запись: «Вчерашний день, воскресенье, я как и каждый праздник провел в скиту. Мой отец очень любит меня, и я, дорожа любовью, его с упреком часто останавливаю себя на пути свободомнения, сюжеты которого так далеки от ясных глаз святого угодника.

Отец - это пришелец из рая и путь его проложен туда же и меня он ведет с собой и вижу “прямую стезю” и близость Бога иногда в молитве моей, его молитв ради. Близость богу умной молитвой святой отец, получивший от Бога венец золотой на земле и прикасается он к душам человеческим безграничной любовью и знанием, исходящим от Бога.

Он, по сану равноангельный священноархимандрит Николай, он тот, кого Христос лаская, говорил людям: “Истинно говорю вам, аще не будете как дети, не можете войти в царствие Божие”. Я знаю, испытал, что он видит мысли мои. Я люблю его потому что он свят, безгранично добр и непогрешимый наставник и руководитель, ибо он живя богоугодно каждое слово и каждый шаг согласуя с Божьей волей, милостью Божьей провидит судьбы человеческия, и видя как манит его Бог, я люблю его как отблеск тайны неба. Он хочет спасти мою душу и мне сейчас больно, что я удаляюсь от святости неба и иду к миру; больно потому что как ученик Отчий, не имею в миру ничего и противен душе моей мир, ибо во зле лежит, и законы человеческие похищают человека»[22].

В скиту у отца Николая Георгий Ветвицкий встречает свою будущую жену Надежду Давыдовну Мельничук. В 1922–1923 г. она часто посещает скит, открывает духовному отцу самые сокровенные чувства, поражаясь его проницательности, способности читать ее девичьи мысли.

Вспыхнувшее чувство, получает одобрение прозорливого старца. 17 октября 1922 г. в дневнике Георгия Ветвицкого появляется запись: 

«11 часов утра. Я час назад вернулся из скита. Батюшка был очень ласков со мною. Вчера я читал ему письма Оптинового старца Макария к христианке-матери, письма в семью. Хорошо пишет старец – разумно и мудро, а я так желал услышать в себе голос мудрости жизненной и вот чтением этим был успокоен.

5 часов вечера

В разговоре со мной батюшка высказал сочувствие моему чувству к Наде и много слов уделил красоте человека и ценности любви людей. Он этим, будучи авторитетом для меня пробудил во мне прежнюю эстетику. Я хочу красоты! И любовь на трон достоинства я возвожу. Любовь достойна, я венчаю её похвалой от души»[23].

Наденька Мельничук к девятнадцати годам своей жизни успела пережить многое. Её отец Давыд Иванович Мельничук родился в 1862 году в семье белорусских крепостных крестьян, был призван в армию. В турецкую войну проявил себя настоящим героем, вынес из боя командира, был награжден Георгиевским крестом (всего их у него было 3) и жалован дворянством. В 1902-1903 гг. его полк стоял в Варшаве, где он, проходя мимо фотоателье, увидел в витрине фото красавицы полячки Анны Ивановны Жабицкой. Он умолил фотографа дать адрес красавицы, представился её семье и женился!

Анна Ивановна умерла в родах, а Давыд Иванович скончался от стенокардии в 1910 году. Надя росла сиротой, но её опекали тети и дяди со стороны матери. Родственники определили её на учебу в Варшавский институт благородных девиц. В 1914 году, когда немцы приближались к Варшаве, на семейном совете было решено отправить Надю в эвакуацию вместе с институтом в Саратов. Думали, что эвакуация будет недолгой, всего лишь на лето, а оказалось на всю жизнь…

12 мая 1923 г. Георгий Ветвицкий обвенчался с Надеждой Мельничук. Рождение сына Владимира помешало ей закончить историко-филологический факультет Саратовского университета, куда она поступила учиться в 1920 г. В 1925 г. в семье Ветвицких родился второй ребенок – дочь Галина.

Георгий Михайлович и Надежда Давыдовна Ветвицкие. Фото 1923 г.

В 1926 году Георгий Михайлович работал статистиком в Ревизионном Отделе Саратовского губернского суда. Параллельно он окончил юридические курсы и стал адвокатом, был зачисления в коллегию защитников при Саратовском губернском суде.

6 февраля 1927 года в дневнике Георгия Ветвицкого появляется запись: «Шестой месяц я член коллегии защитников. Нужно переехать в тот город, где живет батюшка. Там я буду, может быть, (дай Бог) полезен ему и уже безусловно имея возможности встречаться с ним, сам я буду страшно счастлив. А ведь теперь я привязан к месту- нет человека свободной профессии. Здесь нам с женой скучно. Батюшку же любит и Надя, и она хочет его видеть и с ним беседовать…»[24].

Георгий Михайлович и Надежда Давыдовна Ветвицкие. Фото 1925 г.

В 1927 г. епископ Николай после долгий скитаний оказался в Киеве. Переехать туда Ветвицким не удалось. В 1930-1931 гг. он служит юрисконсультом в Хвалынске, но в связи с нарастающими процессами коллективизации и раскулачивания крестьян, защитником которых он выступал в суде, он понял, что надо менять профессию.

Защищая «кулаков», можно было легко отправиться вместе с ними в ссылку. Пригодились знания, полученные в кадетском корпусе. Георгий Михайлович без особых затруднений смог выучиться на бухгалтера.

В 1931 г в Хвалынске в семье Ветвицкий появился третий ребенок, дочь Евгения.

Семья Ветвицких. Фото 1930 г.

Первый арест

В 1933 году Ветвицкие переехали в Ульяновск. Летом 1937 году начались аресты, многие знакомые были арестованы. Все семейные архивы были пересмотрены и уничтожены, переписка с родственниками из заграницы прекратилась. В целях безопасности было решено сменить место жительство – перебраться на север.

В 1938 году Георгий Михайлович устраивается на работу в Онежскую моторнорыболовную станцию главным бухгалтером. В начале 1939 году семья переезжает в Петрозаводск, а весной Георгий Михайлович был арестован. Надежда Давыдовна оказалась на улице. Без жилья, без работы с тремя детьми 15, 14 и 8 лет в чужом городе. Приютил их в подвале сапожник татарин. Потом Надежда Давыдовна нашла работу. Она окончила курсы счетоводов в 1936 году и работала бухгалтером. Дети пошли в школу, учились на «отлично».

Перед самой войной Георгий Михайлович был освобожден, и в августе принят на должность главного бухгалтера в Наркомат Автотранспортной промышленности Карело-Финской ССР. Во время войны был начальником отдела центральной бухгалтерии Наркомата местной промышленности КФССР. 19 августа 1946 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Награжден медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.».

Г.М. Ветвицкий. Фото 1943 г.

После войны работал главным бухгалтером министерства рыбной промышленности КФССР. В работе Георгий Михайлович отличался скрупулезностью, повышенной работоспособностью, честностью и принципиальностью. Всегда имел своё собственное мнение, которое отстаивал, не взирая на чины. Так он был возмущен безжалостным методом ловли рыбы тралом в период нереста: «Мы останемся без рыбы, нельзя гнаться за планом! Надо думать о будущем!», - говорил он министру рыбной промышленности. А тот не терпел, когда ему указывали, и пообещал посадить его хоть по какой статье, чтобы не мешал! И посадил. В 1949 г. опять был осужден, освобожден и амнистирован в апреле 1953 года.

Семья Ветвицких. Фото 1946 г.

Г.М. Ветвицкий. Фото 1953 г.

Проработав в должности главного бухгалтера рыбной промышленности Карельского совнархоза до августа 1961 года Георгий Михайлович вышел на пенсию. В это время он освоил новое для себя дело – фотографию, и не просто черно-белую с тонированием и всеми ее хитростями, а цветную! В те годы это было искусство!

Участвовал в фотовыставках любителей и занимал призовые места. Продолжал писать стихи, играл на гитаре, ездил в гости к детям, брату и племянникам. Всегда был деятельным, активным и не унывающим.

Г.М. Ветвицкий. 1970-е гг.

Жизнь была тяжелая и не такая светлая, как казалась в детстве на Кумысной поляне… Но выросли дети, все получили высшее образование: Володя окончил филологический факультет Ленинградскоко университета, защитил диссертацию, и всю жизнь проработал доцентом там же на кафедре русского языка.; Галина окончила Горный институт в Москве, была горным инженером, потом преподавала в горном техникуме г. Марганец, теперь это Украина. Евгения закончила Ленинградский политехнический институт по специальности инженер-механник, работала в конструкторском бюро «Алмаз» (космическая промышленность) инженером-расчетчиком. Внуки тоже все имеют высшее образование.

Скончался Георгий Михайлович в г.Петрозаводске 27 января 1988 года на 87 году жизни.

[1] 18 июля1918 г. в окрестностях уральского городка Алапаевска были убиты большевиками три сына Константина Константиновича: тридцатидвухлетний Иоанн Константинович, двадцативосьмилетний Игорь Константинович, двадцатичетырехлетний Константин Константинович. По воспоминаниям современников, убийца сыновей Великого князя Владимир Ульянов-Ленин был большим почитателем его поэзии.

Сын Константина Константиновича Олег погиб на фронте в 1914 году. Гавриил Константинович умер в Париже в 1955−м, Татьяна Константиновна (в монашестве Тамара – настоятельница Вознесенского Елеонского монастыря) – в Иерусалиме в 1979−м, Георгий Константинович – в Нью-Йорке в 1937−м, последняя дочь Великого князя Вера – в Джорданвилле в 2001−м.

[2] Ветвицкий Г.М. Варенька Краснова. Автобиографическая повесть. Рукопись. Архив семьи Ветвицких.

[3] Там же.

[4] Ларионов В.А. Последние юнкера. Frankfurt am Main: Посев, 1984. С. 28.

 [5] Ветвицкий Г.М. Варенька Краснова…

[6] Там же.  

[7] Архив семьи Ветвицких.

[8] Василевской В.Я. Катакомбы XX века.М.: Фонд им. протоиерея Александра Меня, 2001.

[9] Там же.

[10] Бутовский А.Д. В вагоне Августейшего Главного Начальника военно-учебных заведений. Отрывки из воспоминаний. Пг. 1915. С.2.

[11] Кадетская перекличка, № 2. Нью Йорк.  1972 г.

[12] Бутовский А.Д. Указ.соч. С.24.

[13] Там же. С.23.

[14] Саратовская епархия в 1917-1930 гг. Мемориальная записка А.А. Соловьева. // Вестник ПСТГУ. II серия: История. История Русской Православной Церкви. 2010. Вып. 4(37). С. 88.

[15] Там же. С.95.

[16] Там же.

[17] Там же. С. 96.

[18] Там же. С. 104.

[19] Там же.

[20] Там же. С. 105.

[21] Там же. С. 104.

[22] Ветвицкий Г.М. Дневник. Рукопись. Архив семьи Ветвицких.

[23] Там же.

[24] Там же.