Матрица языков
«Русский мир»: Справочник по языкам мира уже существует. Зачем Институт языкознания издает еще и энциклопедию?
Андрей КибрикАндрей Кибрик, руководитель рабочей группы «Языки мира», заведующий сектором ареальной лингвистики ИЯ РАН: Да, есть каталог языков мира «Этнолог». Есть одноименный сайт на английском языке. Но каталог всего лишь перечисляет конкретные языки и дает общие элементы справки-информации. Издание, которое мы готовим, совершенно иного рода. В энциклопедии собраны подробные сведения о каждом из языков и то, как каждый из них устроен: с точки зрения звуковой системы, грамматики и с точки зрения того, как он погружен в общество – его социальные характеристики, число носителей, функциональные сферы использования языка. Такого рода описания языков в мире нет. Мы издали 17 томов, охватили большую часть языков Евразии, но работы еще много. На очереди еще около 10 томов.
«РМ»: А что это за единые стандарты описания языков?
А.К.: Это схема описания языка – последовательность вопросов по разным аспектам – социальным и языковым (фонетическим, грамматическим) характеристикам. По каждому пункту автор должен на них ответить. Тем самым получается матрица, в которой каждый язык описан по большому количеству параметров. Что, собственно, обеспечивает информационную ценность энциклопедии. На базе изданных нами книг группа наших коллег, занимающихся компьютерной лингвистикой, создали базу данных, в которой каждый язык описан по сотням признаков. Это позволяет сопоставлять языки между собой и выявлять закономерности их развития.
«РМ»: И какая тенденция просматривается? Все наши языки вышли из одного праязыка?
А.К.: Вопрос о праязыке актуальный в современной лингвистике, но дебатируемый. Есть общепризнанный метод установления родства языков, так называемый сравнительно-исторический. Он был разработан в ХIХ веке и является в лингвистической науке нормой, которая и позволяет устанавливать родство языков. Проблема, и пока неразрешимая, в том, что сравнительно-исторический метод достоверно работает лишь на исторической глубине примерно в 6–10 тысяч лет. Как, например, в случае с языками индоевропейской группы – русским, английским, армянским, греческим, хеттским. После указанного исторического рубежа начинаются разногласия между лингвистическими школами. Одни ученые считают, что этот метод можно распространить вплоть до языка прачеловечества. На этих позициях стоит отечественная школа лингвистики, основанная Владиславом Иллич-Свитычем. Однако большая часть лингвистов скептически относятся к идее Иллич-Свитыча. По их мнению, если исходить из данных науки о том, что возраст человечества составляет примерно 100–150 тысяч лет, то исследование 10 тысяч лет – не повод утверждать, что мы можем проникнуть до основания истории. Так что на вопрос о праязыке нет ясного ответа. А издаваемая нами энциклопедия, надеюсь, станет для лингвистов, работающих над решением этой загадки, одним из инструментов разрешения проблемы.
«РМ»: У описанных в вышедших томах энциклопедии языков больше отличий или больше общих моментов?
А.К.: Во всех языках мира есть область универсального, есть область варьирования. Увы, постепенно представление о количестве универсальных черт сжимается. Оказывается все меньше таких свойств, которые для языков являются общими. Например, считается, что звуковые языки имеют в своей системе звуков различия между гласными и согласными. Вроде бы верно. С другой стороны, есть языки, которые вообще не являются звучащими. Язык жестов, например. В них смешно было бы искать гласные и согласные. Но это полноценные человеческие языки, на которых вполне можно разговаривать, читать, вести дебаты и так далее. Сегодня многие языковые универсалии в большинстве языков ставятся под вопрос. При видимом сокращении количества языков все более очевидным становится межъязыковое варьирование. Оно сегодня гораздо шире, чем допускалось ранее. Что неимоверно затрудняет и замедляет работу над энциклопедией.
«РМ»: Означает ли это, что и дальше будут расходиться, например, английский и американский английский или славянские языки – русский и украинский?
А.К.: Это в традиционных обществах, где преобладали процессы языковой дивергенции, или расхождения, даже близкие языки постепенно расходились так, что люди все меньше понимали друг друга или понимания не оставалось вообще. Сегодня заметны обратные, конвергентные процессы, или процессы схождения языков. Они усиливаются. Правда, сближение происходит за счет упрощения или нивелирования языков. Но предсказать, как в условиях глобализации будут развиваться дивергенция или конвергенция языков, довольно сложно. Ясно только, что раньше все время возникали новые языки. В условиях современного мира их количество только сокращается.
Юрий КоряковЮрий Коряков, автор языковых карт, старший научный сотрудник ИЯ РАН: В науке принято считать, что некий пик роста языков был около 2 тысяч лет назад, когда их количество выросло до нескольких десятков тысяч. Сегодня их насчитывается около 6 тысяч. Процессы глобализации – возникновение империй и глобальных религий, – когда господствующий язык вытеснял все остальные, заложили основы для схождения языков. Раньше было так, как сегодня на острове Новая Гвинея: в каждой деревне-поселении был свой язык, в соседней деревне его еще понимали, а уже чуть дальше – нет. Глобализация постепенно вытесняет малые языки. Тенденция такова, что в отдаленном будущем, возможно, мир будет говорить на одном-двух языках международного общения. К счастью для лингвистов, в мире остается еще много так называемых географических карманов, где языковое разнообразие сохраняется. На той же Новой Гвинее около тысячи языков.
«РМ»: А зачем потребовалось составлять языковую карту?
Ю.К.: Она визуализирует языковую картину мира – показывает, как языки расположены относительно друг друга. Кроме того, она отражает географические условия – горы, равнины или острова, которые влияют на языковую картину. Известно, например, что на равнинах малых языков сегодня почти не осталось. Они прячутся в горах, в джунглях или на островах. И я заметил, что языковые карты – а я их начал составлять еще школьником – ничем не отличаются от исторической или экономической. Лингвистическая картография рисует картинку тенденций.
А.К.: Юрий Коряков справедливо заметил, что процесс сокращения языкового разнообразия имеет глубокие корни. И карта косвенно подтверждает – языковое разнообразие сегодня заметно сокращается. Но тут не должно быть некоего алармизма, как в случае с глобальным потеплением. Подобное периодически случалось в истории Земли. То же самое происходит с языками. Сокращение количества языков – факт, который нужно признавать, а задача лингвистов состоит в том, чтобы успеть зафиксировать элементы языкового многообразия.
«РМ»: Какие тенденции в развитии русского языка сегодня преобладают? Сфера его применения в мире сжимается или, как считает ряд европейских лингвистов, регионализируется?
А.К.: Я бы сказал, что русский язык за последние двадцать лет территориально, скорее, расширился. Еще Высоцкий писал, что «в общественном парижском туалете есть надписи на русском языке». В Ирландии, например, сегодня русский язык распространен чрезвычайно широко. На нем говорит около 100 тысяч человек. Туда приехало много мигрантов из Прибалтийских государств. Английский многие из них знают плохо, а между латышами, эстонцами и литовцами нет другого общего языка, кроме русского. Более того, на русском они общаются с поляками, чехами и мигрантами из других восточноевропейских стран. Я был поражен, когда прочитал слова президента Ирландии Мэри Макалис: «Русский – наш второй язык». Вот так процессы миграции, начавшиеся после развала СССР, по факту привели к тому, что русский язык расползся по планете. Хотя, конечно, в некотором смысле статус русского языка сократился. В отделившихся государствах русский язык почти вытеснили вместе с местным русскоязычным населением, которое оттуда постепенно уезжает. Но в целом где-то прибавилось, где-то убыло, а в совокупности – это вопрос глубокого научного исследования: как количественно измерить значимость того или иного языка?
Ю.К.: Кстати, на китайском языке говорит свыше миллиарда землян, но он был и остается локально значимым. Или на французском и немецком, как и русском, говорят относительно немного людей, но эти три языка глобально значимы. Русский язык за счет диаспоры и экономических и культурных контактов продолжает расширяться. Русский сегодня выгодно учить. Он позволяет зарабатывать деньги. Например, в туристических странах и регионах Средиземноморья, куда россияне едут. Или, наоборот, бизнесмены-иностранцы едут к нам, вооружаясь знанием русского языка.
«РМ»: Тенденция к регионализации русского языка просматривается?
Ю.К.: Не только русского. Те же немецкий и французский глобальными были в отдельных аспектах. Немецкий был языком науки и терминов в ХIХ веке. Французский – язык дипломатии и культуры в ту же эпоху. Английский их вытеснил из всех сфер влияния. И этот процесс усиливается. Хотя все больше людей считают, что помимо английского им надо изучать и китайский язык. Это еще одна тенденция глобализации. Правда, если быть до конца корректным, то это, скорее, не факт, а прогноз. Пока китайцы учат английский.
«РМ»: Насколько оправданно с научной точки зрения то, что китайцы, продвигая свой язык, специально переводят письменность с иероглифов на латиницу?
А.К.: Такие проекты иногда возникают в разных странах с экзотической системой письма, но они чрезвычайно болезненны с точки зрения связи страны со своей собственной историей и культурой. Если представить себе, что китайских детей перестали учить иероглифической письменности и перевели на латиницу, то через несколько десятков лет окажется, что население уже не сможет прочитать то, что было написано за тысячелетия истории. Хотя письменность и язык – это не одно и то же. Правда, китайцы говорят об альтернативной международной письменности, способствующей популяризации китайского языка. Такая запись – транслитерация китайских иероглифов латиницей и даже кириллицей – создана, но сами китайцы не хотят и не умеют ею пользоваться. Толку от этого проекта – ноль. Вот если китайцы, например, начнут на латинице или кириллице издавать газеты и журналы, не забыв иероглифы, тогда это поможет иностранцам в овладении китайским языком. Но страны, у которых есть осмысленная языковая политика, крайне неохотно идут на такого рода эксперименты. Те, кто так поступает, – с кириллицы на латиницу, например, перешли Азербайджан и Узбекистан – рискуют. Проблема в том, что все население этих стран внезапно оказалось временно безграмотным. Был целый период, когда, не понимая латиницу, люди ничего не могли читать. Эти страны преодолели проблему лет за десять, но теперь их молодое поколение не может прочитать, что было в царское и советское время написано на азербайджанском и узбекском языках. Так что такие эксперименты – вещь довольно рискованная.
Ю.К.: В Китае есть еще одна сложность. Ведь китайский – не единый язык. Если китайцы двух отдаленных провинций бу дут разговаривать между собой, они друг друга могут не понять. Их языки родственны, но не едины. А иероглифическая система письменности выполняет функцию объединения. Иероглифы не связаны с произношением, они связаны со смыслом, поэтому дают возможность писать и понимать друг друга. Так что без иероглифов китайцы писать не смогут, да и общаться будут с трудом. А это локальный сепаратизм. Его китайское правительство, как всякое другое, остерегается.
А.К.: Мне кажется, значимость и рост влияния английского языка в мире основаны на мощи американской науки, которая создала базис для цивилизационного рывка вперед и роста влияния английского языка. Китай пока остается центром дешевой и качественной рабочей силы. Не более того. Это несопоставимые величины, стоящие за значимостью того или иного языка.
«РМ»: Если значимость изучения влиятельных групп языков объяснима с прагматичной точки зрения, то изучение и систематизация более 500 индийских языков и диалектов сразу вызывает вопрос – зачем?
Юлия МазуроваЮлия Мазурова, научный сотрудник ИЯ РАН: Нужно ли нам заниматься индоарийскими языками? Попробуйте историка спросить: зачем изучать Древний Египет? Для начала – из естественного любопытства. Потом – чтобы понять какие-то закономерности развития. Так и с исследованием различных языков. С практической точки зрения это тоже востребовано. С Индией у России тесные экономические связи. А тенденции в развитии индоарийских языков, как и везде, близки. Глобализация на индийском субконтиненте идет полным ходом. Языки там тоже выравниваются. Интересные с лингвистической точки зрения явления внутри них нивелируются, а малые языки постепенно исчезают под давлением больших – хинди и английского. Если семья хочет продвинуть ребенка в социуме, естественно, он говорит на хинди и английском. Другое дело, что внутри хинди, например, сохраняется много заимствований из родного языка, что создает немало трудностей и курьезов.
«РМ»: Это, наверное, как китайцы, которые считают, что они говорят по-английски, а их не понимают в США?
Ю.М.: Это называется смешением языковых кодов. Я в университете изучала персидский и таджикский языки, они близкие, но письменность у них разная. И вот наш преподаватель рассказывал, как таджики говорят по-таджикски: «Пальто этамбо вешалка бэ вешанит». То есть корни русские, а все морфемы таджикские.
А.К.: Лингвисты такие явления очень любят. Изучая их, мы избегаем оценок насчет «порчи» русского или таджикского языков. Это очень интересные процессы. Они в некотором смысле обратны глобальной тенденции к выравниванию языков. Это ответ вызовам глобализации. Фактически эти вызовы повышают языковое разнообразие в рамках развития русского языка. Кстати, англоязычная лингвистика развита и продвинута, поэтому она создала такое понятие, как World Englishes – мировые варианты английского языка. И по факту сейчас возникла и крепнет потребность изучать вариативность международного русского языка. Это направление науки уже создается в современной лингвистике. Правда, пока как отдельные и разрозненные элементы, к тому же центр изучения вариантов русского языка находится вовсе не в России, а в Хельсинки. Там есть целая группа лингвистов, в том числе из России. У них по вариантам развития русского языка в мире вышла целая серия исследований, сборников и книг. Я пытался своим студентам давать такие задачи – по описанию русского языка гастарбайтеров, живущих в Москве. Это тоже отдельное явление. И некоторые студенты написали интересные работы. Это необычные процессы в языкознании. Они опровергают схематичные представления о том, что язык – это некоторая фиксированная совокупность правил и все должны ей неукоснительно следовать. В реальности все вариативно и индивидуально.
«РМ»: Вы издаете энциклопедию «Языки мира» на русском языке. Будет потом на нее спрос в мире?
А.К.: Часть книг всегда уходит за границу, но проблема в том, что русский язык уже не глобален и не является международным языком науки. На нем читает небольшая часть зарубежных ученых. Поэтому вопрос о том, не следует ли подобные издания публиковать на английском языке, висит в воздухе. Иногда мы начинали с зарубежными коллегами обсуждать варианты сотрудничества, но некоторые из них говорили: «Вы пишете на таком редком языке…» Целевая аудитория, конечно, сужена. Однако мы далеко продвинулись в подготовке русскоязычного издания, и было бы логичным довести дело до конца. Параллельно мы думаем об англоязычном проекте энциклопедии «Языки мира». И, наверное, своевременно вести речь не о бумажном издании, а об интернет-портале или об интернет-вариациях этого проекта. Мы думаем об этом, но инерция недоделанного столь велика, что она нас сильно загружает.
«РМ»: Как вы сами оцениваете пользу от вашего фундаментального труда?
А.К.: Фундаментальная наука совершенно неожиданно может оказаться прикладной. В свое время астрономы просто смотрели на звезды. Что, казалось бы, может быть менее практичным? А потом возникли космические технологии. Эту аналогию можно распространить на лингвистическую науку. Ведь изучение разнообразия языков проливает свет на то, как устроены мозг и сознание человека. Что напрямую выходит на когнитивные науки, которые уже сегодня лежат в основе высоких технологий.
Фото Антона Беркасова
