Протоиерей Валентин Кобылин: Пожертвовать досок на храм – об этом легко людей попросить, но лучше, когда человек сам в храм приходит
Его хватает и на богослужение, на воспитание девятерых детей, и на поддержку прихода как настоящей общины, и на активную миссионерскую деятельность, т. е. регулярные поездки по всему Красноборскому району, встречи с людьми самых разных возрастов, участие в организации праздников, детского летнего лагеря. Своё служение отец Валентин и не мыслит иначе, чувствуя свою пастырскую ответственность не только за постоянных прихожан храма, но даже за тех, кто ещё не решился переступить порог храма. Его позиция: «Меня должны знать», - то есть, чтобы каждый человек хотя бы в трудную для себя минуту мог вспомнить о своей встрече со священником и о возможности обратиться к Богу.
Храм Святой Троицы в Красноборске
- В храме, где сейчас служу, я был крещён в детстве, здесь же, кстати, и венчались мы с моей супругой.
Меня и двух моих братьев воспитывала мама, она была верующая, хотя и нецерковная. Жили мы в деревне Черевково, в 50-ти километрах отсюда, там храма не было, ездили сюда, в Красноборск. А в советское время особенно не поездишь, надо было всё это делать аккуратно. Но иконы у нас дома были. Молитвы мама знала, молилась утром и вечером, хотя особенно не выказывала своей религиозности.
А если уж говорить о серьёзном моём приходе к вере, о начале воцерковления, то это началось позже, когда я пришёл из армии. Двоюродная племянница училась в институте в Архангельске, привезла оттуда Новый Завет - тогда я первый раз открыл эту книгу. Потом появился у меня «Закон Божий» Слободского. И с того времени начал уже вникать, у меня стало появляться осознание, Кто такой Христос, что такое Библия, что такое молитва…
Когда я прочитал «Закон Божий», подумал: «А чего я ищу-то? Вот она, правда, вот она, истина, больше её нигде нет». И всё, пошёл в Церковь. Приехал сюда, к отцу Василию, моему предшественнику, говорю: «Батюшка, хочу служить Церкви». Не священником, нет – дворником, сторожем, кем угодно. Просто знал, что здесь надо быть, а кем, уже без разницы. Отец Василий говорит: «Дорогой, ты хоть на службы-то поезди почаще». И вот стал я из Черевково ездить сюда, в Красноборск. После службы мы в сторожке засиживались с отцом Василием иногда так, что его супруга, матушка Евгения прибегала, кричала: «Ты чего тут Валентина держишь?! Он уже на все автобусы опоздал!» Он в ответ: «Да ладно, я его довезу». А у него «копейка» была, «жигулёночек»…
Очень внимательно отец Василий ко мне отнёсся, спаси его Господи. В моей жизни он сыграл огромную роль. Он и венчал нас с моей супругой. Месяца три я поездил к нему вот так, после чего он говорит: «Ну, чего ты ко мне ездишь, я тебе больше ничего дать не могу. Поезжай-ка в Архангельск», дал мне письмо к владыке Пантелеимону, сейчас он митрополит Ярославский и Ростовский.
Уехал в Архангельск, а там – послушание в кафедральном соборе, потом рукоположили меня… В ноябре 1992-го года я уехал, а в начале июня 1993-го года я уже здесь служил Литургию. Но тогда это была ещё просто командировка по случаю праздника Троицы. Здесь уже не было священника, отец Василий уехал к себе на Украину. Бабушки местные беспокоились, звонили: «У нас праздник престольный…» А с 1-го июля я уже был назначен сюда настоятелем. Вот так и служу.
- Вы застали среди прихожан таких людей, которые пронесли веру через весь советский период?
-Конечно. Мы этих наших бабушек всегда вспоминаем с благоговением. Ведь наш храм не закрывался весь советский период. Официально с 1937-го по 1944-й год он считался закрытым, но службы совершались потому, что священник был, – он просто где-то устроился на работу – то ли дворником, то ли сторожем, а по ночам совершал тут Божественную литургию. Потом его всё-таки арестовали, дальнейшая судьба его неизвестна.
Когда его арестовали, тут осталась одна бабушка по имени Варвара. Она закрылась в храме, никого не впускала. Другие бабушки приносили ей еду. Когда люди в чёрных кожаных курточках в дверь стучались, она под кровать забиралась и сидела там, не шелохнувшись. Надо сказать, что у нас здесь храмы не закрывали из-за борьбы с религией. Закрывали по экономическим причинам – неуплата налогов, например.
Территория, на которой находится наш храм, сейчас является частью Красноборска, а в советское время это была деревня Усть-Евда. Даже когда я пришёл сюда настоятелем, церковь называлась не красноборской, а усть-евдской. И вот жители Усть-Евды всегда собирали необходимую сумму, чтобы уплатить налог. Ещё надо было, что бы была «двадцатка» - то есть община должна была состоять не менее, чем из 20 человек: потому, что если набиралось не 20, а 19 человек, тоже имели право храм закрыть. И всегда находились люди, которые составляли эту церковную «двадцатку».
Естественно, бабушки умирали, кто-то приходил на их место. Хотя за это люди могли лишиться карьеры и тому подобное. А в «двадцатку» входили не только бабушки, которым вроде как нечего терять – были и работающие люди.
Как раз год назад отошла ко Господу Мария Дмитриевна Шошина. Её мать была старостой храма. А когда кто-то из «двадцатки» умер, пришли к самой Марии Дмитриевне, ей тогда ещё 40 лет не было. Она сразу и вошла в «двадцатку». Из таких вот людей состоял наш приход – такие «крепкие орешки». Они войну прошли, это же наши фронтовички.
Протоиерей Валентин Кобылин- В Красноборске приблизительно 6000 человек проживает. Для многих ли Ваше мнение, как священника, авторитетно?
- Ой, я не знаю. Это всё сложно… Сегодня встречаемся, разговариваем, вроде люди прислушиваются к моему мнению, мы проводим какие-то совместные мероприятия. Но что значит «авторитетное»? Так было бы, если бы я сказал человеку: «Пошли в храм», и он пошёл бы. Пожертвовать досок на храм – об этом легко людей попросить, но лучше, когда человек сам в храм приходит.
- Но в каких-то вопросах, пусть даже не чисто духовных, а касающихся морали, в житейских вопросах с Вами многие советуются? Вот в большом городе у человека в случае каких-то проблем есть выбор – пойти к психологу или пойти к священнику…
- С психологами у нас здесь, конечно, напряжённо. Но у людей сейчас есть ещё и астрологические прогнозы и тому подобное – дребедени всякой много. Есть ещё один серьёзный конкурент у меня – бутылка. В случае каких-то передряг человек часто предпочитает напиться и забыться. Конечно, он проспится, опомнится, а передряги-то никуда не уйдут, но зачастую время бывает упущено… Так что я не знаю, как много у нас людей, для кого что-то значимо мнение Церкви. Как говорит один мой знакомый батюшка: «Чтобы не разочаровываться, не надо очаровываться».
Кто-то обращается за поддержкой, за словом, кто-то обращается с просьбой помолиться. Что там дальше, почему обращаются, с какими мыслями – трудно сказать. Есть у меня костяк прихода – человек 15-20. Вот тут я могу сказать, что для них моё слово авторитетно процентов на 50 (смеётся). Потому, что своё мнение тоже всегда есть: «А я вот, батюшка, считаю…». Ну, ладно, считай, раз такой математик хороший.
