Сессия, агрессия, депрессия...

Анна Архангельская. Фото: Sinergia-lib.ru

Студенты наблюдают

— Есть такое студенческое наблюдение: молодой преподаватель в среднем принимает гораздо жестче, чем опытный.

— Это распространенное представление. Я помню, что в студенчестве мы объясняли это тем, молодые преподаватели — это, как правило, недавние аспиранты, которые еще хорошо помнят, как здорово они учились, и которых поэтому с особой лютостью раздражают невежественные ответы нынешних студентов. А профессор за двадцать лет наслушался уже, система ценностей несколько откорректировалась.

В юности мне казалось, что когда человек уж очень суров на экзаменах, — это от каких-то внутренних комплексов и проблем. Сейчас мне кажется, что и то и другое объяснение — условная модель, а жизнь гораздо разнообразнее.

Бывают и молодые преподаватели, которые прекрасно принимают, и профессора, которые сидят с десяти утра до одиннадцати вечера. Если бы не охранник и не мое пятидесятое появление со словами, что надо отчет сдавать в ректорат, они бы и вовсе никогда не закончили. Предельные формы неправильны независимо от возраста.

Мне кажется, что в массе всё происходит очень по-разному. Нарисовать диаграмму зависимости нельзя.

Я помню случаи, когда у нас аспиранты принимали гораздо мягче, чем преподаватели. В частности, мой первый экзамен — по античной литературе — Николай Алексеевич Федоров принимал как лектор с молодыми преподавателями, среди которых был Алексей Иванович Солопов, тогда, может быть, даже аспирант. И оценки, который ставил Алексей Иванович, как это ни странно будет узнать нынешним студентам, были гораздо выше, чем те, которые ставил Николай Алексеевич Федоров. Я помню, что для меня принципиально было пойти именно к Федорову, и однокурсники крутили пальцем у виска. Пока мы с ним беседовали про Илиаду и Катулла, от Алексея Ивановича пришло человека четыре подписывать зачетки с пятерками и четверками. А по фольклору, наоборот, была очень строгая аспирантка, которая дотошно спрашивала обо всех школах фольклористики, а Нина Ивановна Савушкина — лектор — была ангелом доброго отношения к студенту. Всё, что я помню, закономерностью не описывается, — зато всё ярко.

Фото: Postupi.online

— У нас бытовало и такое рассуждение: преподаватель, который хорошо читает лекции и много дает на семинарах, имеет право много и спросить, а тот, на чьи лекции ходить тошно, просто не имеет права спрашивать. Вам это рассуждение кажется правомерным?

— Рассуждение типично студенческое. Студентам свойственно поговорить о правах преподавателей, а преподавателям — об обязанностях студентов. Мне кажется, что прямой зависимости быть не должно. Дает каждый, сколько может, а спрашивает то, что положено. Мне это не было близко никогда, но в студенческое время возникало суждение, что как преподаватель читает, такой посещаемости он может требовать. Если уши сворачиваются в трубочку на лекциях, как человек может требовать, чтобы к нему ходили? Видимо, свое спокойное отношение к студенческой посещаемости я выработала еще в те годы, поскольку сама не отличалась посещательной дисциплиной. А спрашивать можно и нужно — по учебнику, списку литературы, программе, в конце концов. Это в прямой связи не стоит.

Сессия, цветы и театр

— Какие у вас самые яркие впечатления от студенческих сессий: самый легкий экзамен, самый сложный и самый несправедливый?

— Самым легким был экзамен по педагогике. Пришли человек десять преподавателей, мы списали всё что могли, рассказали, и нас отпустили. Самых трудных экзаменов было два — первый, потому что он первый (это была античная литература), и последний — но не потому, что он последний. Это была история русской критики советского периода. Труден он был не потому, что я боялась, и не потому, что было много материала. Во-первых, мне было действительно стыдно за то, чего я не знала, перед преподавателем — Сергеем Ивановичем Кормиловым. Во-вторых, это был, наверное, единственный экзамен, где ответ на вопросы билета был даже не началом разговора, а только поводом к его началу. Говорить пришлось фактически обо всем, а это было просто огромным интеллектуальным и эмоциональным напряжением.

Самый несправедливый экзамен... У меня в дипломе одна четверка — по предмету «Теория литературы». Положа руку на сердце, я считаю эту четверку несправедливой, но возможность пересдать я имела и пересдавать не стала. Иногда я этой четверкой по-фрондерски горжусь. Даже тогда у меня не было ощущения, что это обидно. В конце концов, это было на четвертом или пятом курсе, когда я уже спокойно относилась к оценкам. Поэтому после этого экзамена, по традиции, как и после любого другого, я с большим удовольствием сходила в театр.

— Сколько же вы всего посмотрели!

— Да, традиция такая была, поэтому на экзамен я обычно приходила в приподнятом настроении, в вечернем платье, а потом обедала — и в театр.

— Какие еще были сессионные традиции?

— Во-первых, я всегда писала ответы на все вопросы билетов — не для того, чтобы извлечь их из сумочки в нужный момент, просто память у меня так работает. Я и сейчас лекции пишу, но по бумажке их не читаю. Нужно обязательно выспаться в ночь перед экзаменом — не получилось, пожалуй, только перед педагогикой, сразу после новогодних праздников. Это особенность характера — не высплюсь, и я не человек, а на экзамене надо быть человеком (к тому же если вечером в театр). И, конечно, отметить окончание сессии с однокурсниками.

Фото: Taday.ru

— Цветы на экзамене преподавателю дарили?

— На первой сессии у нас случился шок, когда мы принесли букет, а преподавательница сурово посмотрела на нас, сказала, что цветы — это взятка, и выкинула их в урну на лестнице. После этого мы довольно долго вообще этого избегали. Может, нам и поделом: мы на самом деле дарили эти цветы с надеждой произвести положительное впечатление, а нам указали, что мы неправы. Потом, когда возникало такое желание, мы дарили цветы уже после экзамена, собравшись группкой, со словами благодарности за всё. Но это не было обязательным «по протоколу».

Три дня длиною в жизнь

— Сколько дней максимум можно готовиться к экзамену — чтобы «шарики за ролики» не заехали?

— Мне кажется, что максимум — к экзамену можно готовиться всю жизнь и всё равно не сдать. В конце концов, все мы готовимся к определенному экзамену всю жизнь... Нет такого ограничения. Например, на втором курсе в зимнюю сессию у нас было два экзамена: по истории партии и по древнерусской литературе. Сессия длилась, как и сейчас, до 24 января. По истории партии у меня был «автомат». Это был 89/90-й учебный год, и мне удивительным образом поставили пятерку автоматом по истории КПСС за доклад о пакте Молотова-Рибентроппа, где я разоблачала, с присущей мне тогда горячностью, всё и вся, в том числе сталинский режим и советский строй. До сих пор не могу понять, как это получилось. Видимо, это была уже кризисная эпоха, когда только так и могло быть. Поэтому, пока мои однокурсники сначала долго праздновали Новый год, а потом долго готовились к экзамену по истории партии, я занималась древнерусской литературой. Потом мы готовились вместе, и всё равно этого было мало. Да, можно успеть за три дня, но...

— Речь не идет о предмете, который становится делом жизни. Речь идет о рядовых экзаменах. Больше трех дней, кажется, нездорово готовиться.

— А как же миф о том, что студенту всегда не хватает одного дня или одной ночи?

— Так его не хватит и после десяти дней подготовки...

— Мне кажется, что в отведении трех-четырех дней на подготовку есть свой смысл и резон, в том числе и психологического плана. Конечно, освоить предмет с нуля за это время нельзя, но разложить всё по полочкам, чтобы имена и явления не перемешивались, — вполне достаточно трех-пяти дней. Я всё же за дни: ночь — это время покоя... А если времени на подготовку больше, чем надо, — это дает возможность пройти по каким-то тропочкам в сторону, что тоже бывает интересно. Всё же я не верю, что лингвистические дисциплины у литературоведов вызывают острое неприятие и тошноту и наоборот. Как правило, походить и потоптать следы и там и там достаточно интересно. По крайней мере, я помню, что мы в полном восторге выстраивали поколенные схемы родословия князей, упоминаемых в «Слове о полку Игореве», и с таким же восторгом, проснувшись в пять утра, понимали, что мы решили лингвистическую задачу — реконструировали праславянскую форму, над которой страдали весь вечер накануне, потом полночи по телефону, и вот — озарение. И то и другое было одинаково прекрасно в нашей студенческой жизни.

Фото: Postupi.online

С чего начать? — Позвоните родителям

— Во многих вузах, особенно если иногородних студентов немного, куратор группы вполне может по результатам аттестации позвонить родителям студента, позвать их поговорить. Насколько это оправдано в университете?

— Вы знаете, для меня это каждый раз — проблема. Когда возникает действительно сложный случай, я для себя пытаюсь решить этот вопрос. Первое движение почти всегда — позвонить родителям. Я просто представляю себе, что и мой ребенок может оказаться в такой ситуации, и мне интуитивно кажется, что мне хотелось бы знать об этом. С другой стороны, мы имеем дело со взрослыми людьми и должны это понимать. Звонок родителям и разговор с ними — это крайняя мера, а не норма. Для этого действительно должно произойти что-то, что свидетельствует о глобальных неприятностях. Сначала надо поговорить с ребенком, понять, насколько это случайно. По поводу любой неаттестации звонить домой, конечно, нельзя. Если действительно что-то происходит — да, но после того, как я поговорю со студентом и с преподавателем, когда я пойму, что случилось на самом деле.

Есть и другая сторона вопроса. Бывают случаи, когда человек отчисляется с первого курса, а через пять лет звонят родители и спрашивают, почему ребенок никак не получит диплом, если он уже пять лет прекрасно отучился. Достав личное дело из шкафа отчисленных, я вижу, что он был отчислен после первой сессии первого курса, — вот это удар, конечно. После этого родители обычно приезжают и пытаются понять, что произошло. Тем не менее рассылать родственникам уведомления об отчислении студентов всё же довольно странно, если речь идет о людях, которым по семнадцать-восемнадцать лет. Но таких случаев — уже не один и не два за десять лет моего заведования учебной частью.

— Часто ли родители приходят по результатам сессии в университет?

— Да, когда что-то происходит — появляются мамы и папы с вполне понятным вопросом, что можно теперь сделать и как помочь. Бывает и так, что предъявляют не то что претензии, но — почему вы нам не позвонили? Все-таки надо иметь в виду, что по результатам сессии проблемы имеют не один и не два человека на факультете. Речь идет о взрослых людях, имеющих «право избирать и быть избранными» и так далее. Тем более, у некоторых помимо мамы и папы есть жена или муж, и тогда вообще непонятно, кому звонить по этому вопросу. А если выясняется, что родители и о супруге не знают, — возникает такой комок проблем, в котором не разберешься никак.

Фото: Postupi.online

Когда студенту невмоготу

— Часто ли в сессию у студентов возникают депрессивные состояния? Бывает же, что вполне благополучный студент между экзаменами вдруг решает, что своего будущего в этой профессии не видит. Мол, сегодня он зачет проспал, завтра на экзамен не пойдет, и вообще отдайте, мол, ему документы. Что вы делаете в таких случаях?

— Надо сказать, что бывает такое редко, и бывает по-разному. Недавно со второго курса студентка пришла отчисляться по собственному желанию. Говорит: поняла, что это не мое, хочу поступать в медицинский и быть хирургом, ошиблась. Обычно видно, результат ли это депрессии, истерики и кризиса жанра или плод трезвых размышлений. Я вполне отдаю себе отчет, что человек может ошибиться, и в таком случае хуже нет, чем заставлять идти не своим путем. Опять же, примеры известны: родители запихнули на филфак, а сердце не лежит, душа не хочет, разум отвергает и ноги не идут. Это на самом деле хуже всего. Поэтому в таких случаях со спокойной душой отпускаем. Как правило, если речь идет о результате каких-то временных психологических проблем, это тоже видно. Тогда ждем, разговариваем, уговариваем, еще ждем, пытаемся отправить всё же что-то сдать, говорим с одногруппниками, ходим в общежитие, отбираем детективы и книжки фэнтези, вставляем в руки учебник по литературе. Начальник курса принимает самое активное участие, много разговаривает инспектор. Я в таких случаях иногда родителям звоню. Если человек живет в Москве — как правило, родители сами в курсе, приходят и рассказывают. Обычно стараемся переждать. Иногда доходит до академического отпуска по состоянию здоровья. Это, конечно, грустно, поскольку хочется, чтобы студенты были не только прекрасны и умны, но еще и здоровы во всех отношениях. Как правило, в таких случаях через год человек или возвращается, говорит спасибо, что не выгнали, и начинает учиться дальше, или дозревает до не депрессивного, а здравого решения, что его душа лежит вовсе не к филологии и он хочет учиться, например, в театральном вузе.

— В том-то и дело, что это возникает обычно в сессию. Логично сказать: ты же проучился этот семестр, сдай сессию — и тогда отчисляйся. Документы в театральный тебе подавать еще не сейчас...

— Если это возникает в сессию, то это, как правило, результат нервного кризиса. Но я бы не сказала, что это сейчас очень распространено. С этим не приходится сталкиваться регулярно: не в каждую сессию и не более одного-двух случаев. А на пяти курсах всё же много людей. Чаще сейчас это возникает по ходу семестра как результат изменения формата жизни, перехода от школы к вузу, на первом-втором курсе. С этим надо просто справиться.

— Надеемся, что во время нынешней сессии ни у кого депрессий не будет. Спасибо за беседу!

Впервые опубликовано 14 января 2009 года под названием «Сессия глазами преподавателя. Ч.3»