Татьяна Иенсен: Зачем это мне строгий?!
21 июля, в день Казанской иконы Божией матери протоиерей Максим Козлов, настоятель храма святой мученицы Татианы при МГУ, первый заместитель председателя Учебного комитета Русской Православной Церкви, известный и любимый многими московский пастырь будет отмечать 20-летие хиротонии. На страницах «Татьянина Дня» - ресурса, который уже 17 лет существует под духовным руководством отца Максима, его поздравят архипастыри и священники, коллеги, духовные чада и друзья. Нам же, читателям, будут интересны те подробности церковной жизни «девяностых» и «нулевых», о которых рассказано через призму священнического служения отца Максима.
Когда почти двадцать лет назад я спросила свою университетскую подругу – не знает ли она священника, с которым можно серьезно поговорить, она сказала, что знает, правда, он очень молодой и только что рукоположен. И потом он строгий. Я подумала – зачем это мне строгий? Я хожу к отцу Геннадию (он тогда еще не был настоятелем Малого Вознесения, а служил в церкви Успения Словущего), а он – сама доброта. Правда, из-за нее к нему было трудно пробиться, люди висели на нем гроздьями и часами не отпускали, а мне нужна была помощь немедленно. В тот момент я уже дошла до предела, попав из-за своей самоуверенности и самодовольства в такой мощный душевный капкан, который, к примеру, в наркологии диагностируется, как созависимость от больного человека, когда ты все время чувствуешь себя ответственным за его жизнь и бесконечно перед ним виноватым.
Увидев мою реакцию, подруга добавила: «И ничего, что строгий. Лучше здесь ответить, чем там». Эти слова меня тогда так поразили, что на следующий день я приехала на Мосфильмовскую, в Троице-Голенищево, где служил тогда иерей Максим Козлов. В ту первую встречу он совсем не был со мной строг, как и всегда со всеми новоначальными, в чем я потом не раз убеждалась за многие годы, проведенные рядом с ним. Но при этом наложил на меня такую жесткую епитимию, что я сразу же поняла – за последствия своего решения отец Максим взял всю, именно всю, ответственность на себя. Я помню, что когда в то морозное утро я вышла из церкви на улицу, первое, что во мне сказалось само собой – «Боже, неужели я опять смогу радоваться снегу?»
Протоиерей Максим Козлов
А еще через год, когда уже началась борьба за Татьянинский храм, мы шли с отцом Максимом по Моховой, и на мои причитания, что если бы у меня была настоящая молитва, то Господь бы как-то развел обстоятельства, и необходимость грешить отпала бы, он вдруг остановился посреди улицы и абсолютно однозначно сказал, как припечатал: «Считайте, что я беру этот ваш грех на себя».
Я знаю несколько случаев, когда отец Максим перевернул жизнь неожиданно пришедшему к нему с улицы человеку. На второй год Татьянинской церкви, когда служили еще только в нижнем храме, и все было скудное, бедное – бумажные иконы из календаря на иконостасе, - к нему совершенно случайно попала моя подруга, которая металась по Москве из храма в храм, пытаясь «напоследок» поговорить со священником. В тот день она испытала чудовищное искушение от обличительных обвинений одного, как ей сказали, лаврского старца, после чего впала в такое осуждение всей православной церкви, и даже всей православной веры, что по дороге обратно в сердцах вылила из окна машины всю святую воду, которую там купила. И если бы не отец Максим, который сказал ей такие единственно нужные в тот момент слова, то она скорее всего закрыла бы для себя все церковные двери, быть может, и не навсегда, но, безусловно, надолго.
Те, кто слушают его проповеди, кто приходят к нему за советом, знают, каким точным и емким словом отец Максим обладает, однако не все бывают свидетелями того, что в некоторых случаях он действует то, что называется вообще без всяких не только лишних, но даже и совсем нелишних слов. Когда в Татьянинскую церковь пришла одна молодая девушка (знакомая моих знакомых) и никак не могла переступить порог храма, оставаясь в притворе, я решилась попросить отца Максима благословить ее, хотя видела, что он торопился и буквально пролетал мимо нас. Он был явно недоволен тем, что я его остановила, так как спешил, кажется, на самолет, но все-таки приостановил свой бег, тут же во все вник и практически не сказав никаких наставляющих слов, взял упирающуюся и трясущуюся девушку за руку и решительно повлек за собой через весь храм к иконе святой мученицы Татианы, к которой три раза приложил ее голову, буквально словно окунул, как делают при крещении с младенцами. А потом тут же исчез. Но она-то уже была внутри храма. После чего начала приходить на службу, отстаивала ее всю, правда, во время Херувимской, понятия не имея, что это такое, падала навзничь. Однако саму девушку это не удивляло, она объясняла это тем, что ее мать колдовала, поэтому еще долго переступала порог храма через силу. Но переступала. Потом она забеременела и за несколько дней до родов причастилась. Я слышала, что она родила и надеюсь, что после родов, тоже ходит в церковь, только в другую, ближе к дому.
Но и тех, кто уже пришел за церковную ограду и кто нуждается в окормлении, отец Максим, как говорят в народе, строит. Разумеется, каждого по-своему. Иногда очень жестко. Те уроки, которые он преподал мне - по нищете духа, лично я еле выдержала. Никогда мое тщеславие не было так уязвлено, как благодаря ему. И вряд ли я кому-нибудь другому сумела бы в итоге быть так благодарна за столь мучительные испытания.
Как редактор я работала с отцом Максимом, и меня поначалу абсолютно обескураживало то, что после того, как он накануне несколько часов отвечал на мои вопросы, на следующий день, встречаясь со мной в храме, практически не замечал меня, и в лучшем случае кивал головой. В мирской жизни такое было бы невозможно. А здесь никакой избранности, все на равных. Но, оказывается, именно это, как ни что, способно хоть чему-то научить тебя. Тем, более что сам отец Максим по-настоящему непримирим к любым проявлениям младостарческих воздыханий по отношению к нему, и не выносит, как амикашенство, так и елейный пафос, особенно женский.
Однако никакая наука, даже самая методологически верная – «ложкой по лбу» - никогда бы не помогла, если бы не было главного. Отец Максим, несмотря на весь масштаб своей общественной деятельности, несмотря на всю свою занятость – реставрацией храма, миссионерством, преподаванием, организацией выставок, летнего досуга детей, студенческих балов, переводами, книгоиздательством, радио и теле-выступлениями, публикациями статей, внутрицерковной и международной политикой, паломническими поездками по городам и весям со всем огромным татьянинским приходом и т.д., и т.д. – обладает тем удивительным свойством, которое, видимо, должно быть непреложным для каждого, кто прошел таинство рукоположения в священство, когда во время таинства исповеди священник с тобой, и только с тобой. Его нет больше нигде, ни в какой другой точке мысленного и духовного пространства. В эту минуту он полностью разделяет с тобой твое сокрушение о себе самом. Быть может, это хоть отдаленно должно походить на то, как ангел-хранитель вообще никогда от тебя не отходит.
И, быть может, это во многом объясняется тем, что отец Максим – и по жизни - никогда не путает главное с второстепенным. Меня потрясло то, что с ходу отвечая на самые разные вопросы – от постмодернизма и Умберто Эко до квантовой механики и границ Вселенной, он только на два вопроса отказался отвечать сразу и попросил дать ему время подумать до следующей нашей встречи - о Сретении и о Воздвижении Креста Господня.
Когда говоришь с теми, кто считает себя духовными чадами отца Максима, то чаще всего слышишь слова благодарности: «У него такая сильная молитва». Разумеется, это трудно, а вернее невозможно проверить, но необходимость в его молитве, как и в его решающем совете по тому или другому поводу, испытывают практически все. Он мне как-то сказал: «Вера – это опыт услышанных молитв».
Поэтому в день юбилея отца Максима, хочется ему пожелать то, что он когда-то, благословляя нас читать молитву по соглашению о наших родных и близких, подсказал просить у Господа – покаяния и вразумления. Потому что все равно даже из всех главных пожеланий лучшего не выберешь.
Татьяна Иенсен
