Они стояли у истоков журфака МГУ
Борис Иванович Есин
Они – участники Великой Отечественной войны, после Победы окончили Московский университет, защитили диссертации и стали одними из первых преподавателей учреждённого в 1952 году журфака. Б.И. Есин сорок два года был заведующим кафедрой русской литературы и журналистики. О.Г. Панкина много лет работала заместителем декана журфака.
Публикуем фрагменты воспоминаний профессора Бориса Ивановича Есина, которыми он поделился в 2009 году со студенткой (а ныне выпускницей) журфака Юлией Шандуренко, и рассказы доцента Ольги Георгиевны Панкиной. Её интервьюировали студентки факультета журналистики МГУ Екатерина Анисимова и Анастасия Московская.
 Ветераны: 'Мы ушли на войну сразу после экзаменов...' | Ветераны: "Мы ушли на войну сразу после экзаменов..."11 мая 2009 |
Ольга Георгиевна Панкина
Юность у меня была интересная. Я училась, можно сказать, в пушкинском лицее. Такая красивая улица в Ленинграде есть – Каменноостровский проспект, потом она называлась улицей Красных зорь, потом Кировский проспект. Туда был в 1840 году из Царского села переведён Лицей пушкинский. Помню, у нас был швейцар, который за шкирку ловил нашу шпану и говорил: «Меня великие князья слушались». А рядом стоял дом, в котором жили преподаватели, не эмигрировавшие после революции: наш директор Шанявский, физкультурник. Рядом – парк, прекрасный. Особенно позади Лицея, там каток зимой заливали. Кстати, физкультурник был интеллигентнейший человек, чемпион какого-то года по беговым конькам. Воспитанный, интеллигентный. Школа была исключительная, очень интересная школа. Помню, был математик по фамилии Кох, такой толстячок, молодой довольно ещё. Он знаете, как нас учил? Он нас учил высшей математике, аргументируя для себя это тем, что все ученики были очень способные.
Кстати, помню ещё случай. В школе была доска, где вывешивались фотокарточки лучших учеников каждого года. Ну и там была моя фотография. И вот пришёл какой-то мальчишка не из нашей школы и стал мою фотографию аккуратно отклеивать от этой доски. Наши увидели и, конечно, набросились на него: «Ты что?!». Он говорит: «Ребята, не волнуйтесь, пожалуйста. Я завтра всё верну и приклею обратно даже ещё более аккуратно, чем это сделали вы». Они, значит, пошли, рассказали нашему Шанявскому.
– Интересный парень. Что же, когда он придёт, приведите его ко мне – я хочу спросить, зачем он сдирал эту фотографию.
Назавтра он и правда пришёл, аккуратненько всё приклеил. Ребята передали ему просьбу директора. Шанявский стал его отчитывать, а мальчик говорит, что он учится в соседней школе и идёт на золотую медаль. Директор услышал и говорит:
– А вы бы хотели в нашу школу перейти?
– Очень хотел бы!
Но директор его предупредил, что в нашей школе у него может и не получиться золотая медаль.
– Да зачем мне золотая медаль! Я ведь буду каждый день видеть эту девочку!
– Неужели так?
И директор стал ему говорить, что это юношеское и проходит. На что мальчик ему отвечает:
– А вы, наверное, никогда не любили.
И вот мальчика взяли. Он очень быстро догнал по математике, и потом наш директор стал добиваться, чтобы нам дали ещё одно место на золотую медаль. Кстати, директор ещё потом сказал ему, что у меня есть молодой человек.
– А он что, хорошо учится? – ответил мальчик. – Что же, будем соревноваться.
А ведь как всё трагически-то кончилось. Есть такое классическое училище в Ленинграде, Военно-морское инженерное училище имени Дзержинского. Туда поступить было очень трудно. Но ребята были медалисты, так что все поступили. Были счастливы. Хотя я считаю, что моему жениху не надо было идти в это училище. Он прекрасно пел, и ему стоило пойти в консерваторию. Но какая консерватория, когда война! И потом уже, когда началась война, я встретила одну женщину, брат которой был с ними в одной компании. И она мне рассказала, что они были отозваны с фронта и находятся недалеко от Стрельни. До Стрельни ходил трамвай. И так мы добрались до части. Они прекрасно разбирались в обстановке и, как говорили, готовы были отступать до Урала, но идти и воевать. Решительные были мальчишки. Очень скоро их должны были по Ладожскому озеру вывезти из Ленинграда и перекинуть в Азербайджан, куда перенесли их училище. Когда перевозили их на барже через озеро, немцы разбомбили баржу. А тот мальчик, который говорил, что будем соревноваться, был ранен. И мой жених тащил его на себе до машин, которые везли раненых в аэропорт. А все остальные погибли. Из моего класса там было трое ребят. А мальчишки блестящие были. Как же они рвались в это училище!
***
Когда началась война, я окончила первый курс филологического факультета Ленинградского университета. А потом блокада. И меня полумёртвую привезли в Ульяновск мамины подчинённые. Сестра быстро оправилась от голода, прошла в школу. Все родные ушли на войну, а мы остались. Однажды я встретила на улице подругу по летнему отдыху (мама меня на лето часто отправляла в Коктебель, это писательский дом отдыха, и вот там я с ней познакомилась). А отец её был начальником того дома отдыха, эвакуированного в Ульяновск, – и писатель, и врач. Она привела меня к своему папе, который взял меня в дом отдыха – это был уже эвакогоспиталь, работать медсестрой, я ведь окончила ещё в Ленинграде краткосрочные курсы медсестёр. Эта семья меня приняла как свою. Так как я спортом занималась, беговыми коньками, меня чуть погодя назначили инструктором лечебной физкультуры, избавили от всей этой госпитальной грязи. И приехала в то время профессор лечебной физкультуры обследовать госпиталь, и она меня неделю учила лечебной физкультуре.
А потом началась Сталинградская битва. Был ужас. Приходили вагоны оттуда – половина живые, половина мёртвые. И, конечно, все эти инструкторы и медсёстры были брошены на то, чтобы обслуживать поезда. Кого-то перевязывать, кого-то хоронить. В общем, страшное было время. И девчонки, медсёстры настоящие, а не как я, курсы окончила ведь, они говорят: «Знаешь что? Нам всё это надоело. Мы идём в военкомат проситься на фронт». Я говорю: «Ой, девчонки, и я тогда с вами!». Мне тогда было девятнадцать лет. В военкомате нас встретил симпатичный майор. Их моментально распределил по дивизиям, под Сталинград. (Они там вскоре почти все и погибли.) А мне вдруг говорит:
– А вы минуточку подождите. Вы какие языки знаете?
– Хорошо знаю английский. (Его я с детства знала, меня дома учили.)
– А немецкий?
– Немецкий совсем не знаю.
– Ну, ничего. Мы вас пошлём в один институт, где вас быстро обучат немецкому языку, поскольку вы английский хорошо знаете.
Институт находился на Волге, в районе Ставрополя (сейчас это город Тольятти). В Ташкенте находился восточный факультет этого института. Их решили объединить и создать единый институт – Военный институт иностранных языков. Я согласилась, села на пароход до Ставрополя. Приехала – смотрю: там какие-то мальчишки на берегу, военные. Что-то разгружают, переносят. А я одна сошла с парохода. Они, конечно, все бросились ко мне.
– Девушка, вам куда? – спросил меня один из них.
– Мне ужен первый факультет. Где он находится?
– А зачем вам на первый? Вы знаете немецкий?
– Нет, немецкий я не знаю.
– А какой вы знаете?
– Английский знаю прилично.
– Ну так зачем вам на первый?! Вы идите к нам на факультет!
Этот парень, который со мной говорил, повёл меня. Я его спросила, какой же язык учит он.
– Японский. Это очень перспективный язык. Ведь ясно, что будет война с Японией. Что уж там говорить!
Привёл меня к какому-то майору. Объяснил, что мол, вот девушка приехала, немецкого языка не знает, а её хотят обучить за несколько месяцев.
– А вы что заканчивали?
– Да ничего. Первый курс Ленинградского филфака.
– Подождите-подождите. А какой бы язык вы у нас хотели бы учить?
– Японский, - вдруг отвечаю я.
– Почему?
– Перспективный язык.
– Вы ведь ленинградка? У нас есть морское отделение. Хотите?
Конечно, я согласилась. На следующий же день меня зачислили. Когда в августе 1945 года началась война с Японией, мы поехали на Дальний Восток. Я попала в разведку. Там война, слава Богу, быстро закончилась. Было много интересного, но это уже другой разговор. Так вот, когда война закончилась, командир моего корпуса был отозван в Москву. Я когда уезжала в Кёнигсберг, забыла позвонить в тот отдел, который меня направил в этот институт (как говорила моя сестра, «шпионский институт»). И они не знали, где я. Муж, будучи уже в Японии, разыскивал меня. А отдел знал только от родителей мужа, что я уехала на Дальний Восток. Я и говорю командиру корпуса:
– Возьмите меня с собой. Откомандируйте меня в Москву. А то мой отдел даже не знает, что я здесь у вас.
Мои разведчики, с которыми я провела войну, тащат мне два кожаных чемодана:
– Вот, это тебе! У тебя ведь совсем нет гражданских вещей. В чем же ты там будешь ходить?
И вот мы поехали в Москву. И первое, что я сделала, – отправилась в отдел кадров Красной армии, чтобы демобилизоваться. Война-то кончилась. Основная моя причина – надо учиться. Что же это я: там училась, там недоучилась. И вот пришла я в отдел, записалась на прием к начальнику (был маршал Голиков начальник). Он меня как-то сразу хорошо понял и говорит адъютанту: «Пишите приказ о демобилизации».
– Постойте-постойте, – говорю я, – а у меня есть муж, а его посылают…
Маршал Голиков и мужу помог. Нас демобилизовали. Я отправилась на филфак Московского университета со всеми документами за первый курс Ленинградского филфака. Время ноябрь. Захожу к замдекана. Объясняю свою ситуацию.
– В следующем году к нам, пожалуйста.
– Как же так? Мне ещё год терять придется?
– Сейчас у нас нет мест.
Я расстроенная выхожу на улицу, где встречаю своего приятеля по военному институту.
– Да что ты с ними разговариваешь?! Иди прямо к министру. Пойдём, напишем заявление.
Он мне продиктовал заявление, и я пошла в министерство, в гражданском. Я вхожу к этому министру, а в приемной очередь из профессоров. Вдруг секретарша вскакивает и быстро говорит: «Проходите-проходите, он вас ждёт». В кабинете мрачный министр. Ни слова не говоря, я кладу заявление на стол. Он его молча читает. И после паузы говорит:
– Может быть, вам лучше пойти на восточный факультет?
– Нет, я хочу на филфак.
– Ну, пожалуйста.
– Напишите там, пожалуйста, «отделение журналистики».
– А это вам зачем?!
– Да вот есть такое отделение на филфаке.
Он мне пишет: «Зачислить на отделение журналистики». И вот на следующий день захожу я вновь в кабинет замдекана. Вхожу и кладу на стол это заявление. Он посмотрел и говорит: «Ну что, рука что ли какая-то есть?». На что я отвечаю: «Ни руки, ни ноги нет». И замдекана отправляет меня в ректорат для оформления, который тогда ещё был не в Главном здании, а на Моховой, со словами «Такие дамочки у нас долго не задерживаются». Потом, когда мы стали на равных (я ведь была заместителем декана на журфаке), я напомнила ему его же слова. У него была примерно следующая реакция: «Не может быть! Я не мог такого говорить!».
На следующий день я уже была на учёбе и попала в группу, где училась дочка маршала Голикова. Это была третья английская группа. Мы с ней, кстати, как-то сразу подружились. А её дочка сейчас работает на нашем факультете, Вера Олеговна.
