Разговор о смерти - это разговор о жизни. Ч. 2.

В продолжение разговора о смерти,  отец Павел, скажите,  вам задают вопросы о том, что будет «по другую сторону»?

- Задают, конечно, такие вопросы. Но достоверно сказать, что будет по другую сторону жизни, я не могу по причине того, что просто не знаю (речь идет, конечно, не о том, что написано в Священном Писании, и не о том, что говорит нам Предание, что является предметом веры, а о собственном опыте). Я думаю, что ответ на этот вопрос можно почерпнуть из разных книжек, и это будет гораздо лучше, чем я скажу.

- А что Вы говорите?

- Я говорю, что оттуда ещё никто не возвращался, а те, кто возвращался, по какому-то чуду и промыслу Божию, не делились своими воспоминаниями. В том, что находится за порогом жизни, есть тайна, о которой мы можем предположительно судить так-то или так-то в пределах Предания церковного, но не более того. Мы знаем, что смерть - это не предел нашего бытия и что к этому переходу нужно готовиться. Но готовиться не бесконечно повторяя «я готовлюсь к смерти», а просто жить, выполняя заповеди, данные в Евангелии. Остальное - суд Божий. И от нас в том числе зависит, насколько он будет милостив, потому что если мы действительно хотим, то мы какие-то вещи делаем. Как апостол Павел пишет: «Произволяющий способен».

- А если спрашивают о «несправедливой» смерти - младенцев, например? Что тут можно сказать?

Из всех объяснений несправедливой смерти, что можно найти и встретить, мне ближе всего слова митрополита Антония Сурожского. У него есть мысль о том, что если человека внезапно призывает Господь, то это, возможно, из-за Его (Господа) бережливого и любящего промышления о данном конкретном человеке. Душа человека очень хрупка, она не всегда может вместить и выдержать столкновение с реалиями этого мира. Именно поэтому Господь (помимо каких-то очевидных случаев строгого суда Божия, когда в нечестивого грешника попадает, к примеру, молния, испепеляя его), призывая людей неожиданно, в том числе и любимых нами, готовит их к лучшей участи. Попросту говоря - таким образом, Он бережёт души для вечности.

- Иногда говорят: почему вы, христиане, скорбите по своим умершим, ведь вы верите в вечную жизнь?

- У христианина не должно быть неутешимой скорби по умершим, так как мы знаем, что это переход из одного мира в иной, что человек встретился с Богом, и встреча эта радостная. Мы должны радоваться, что наши близкие ушли от этого временного жития в жизнь вечную и там наслаждаются Богообщением. Но любой человек привязан к своей маме, своему папе, к брату, к сестре, к любимому другу, да даже к любимой кошке или собаке и т.д., поэтому естественно людям плакать и скорбеть о тех потерях, которые у них есть.

- Это эгоизм получается?

- Я не считаю, что это эгоизм. Потерять кого-то близкого - это больно. Боль от того, что ты с этим человеком никогда не увидишься. Не от того что он удовлетворял твоё эго какими-то своими качествами, а теперь это стало невозможно. У людей может возникать душевная привязанность (единодушие, единомыслие) друг ко другу. Прожили, к примеру, супруги душа в душу 25 лет. Не может же быть бесследным для души такое единение! И все это - остаётся. Палец отрежут - ведь больно. А тут - душа!

- Бывают какие-то смерти, условно говоря, «естественные», и их воспринимаешь спокойно - когда умирает пожилой благочестивый человек, например. А может быть, ты просто не был очень близок с человеком...

- Можно спокойно воспринимать и когда был близок, хотя и трудно. Спокойствие - наверно не то слово. «Спокойствие» возможно тогда - когда ты свое неспокойствие превращаешь в молитву об ушедшем. Ты видишь и понимаешь родственников, которые плачут, переживают. Есть ещё и вполне человеческие эмоции, которые могут быть выражены в слезах и ничего общего не иметь с истинной и подлинной любовью и окончанием этой любви в нашей земной жизненной составляющей. Это может быть просто эмоционально переживание - умер человек, жалко. Но для верующего человека  это расставание восполнимо. То есть, мы верим, знаем и понимаем, что, конечно, встретимся все вместе ещё раз.

Приведу такой пример из жизни. Прихожу я как-то домой - мама вся в слезах. Плачет так, как будто произошло что-то чудовищное... «Боже, - думаю, - что же случилось?!» У нас был кот Вася, он перебегал дорогу на даче, и его в тот день сбила насмерть машина. Кот прожил у нас лет пять и, конечно, его было жалко, потому что мы его очень любили. Но любовь эта была какая-то совсем-совсем земная, наверно. Однако настолько сильная была эмоция, переживание от разрыва такой привязанности, что подумалось, что умер человек.

Так что я не разделяю мнения, что скорбь по умершим - это эгоизм. Очень часто это просто душевная боль.

- А если начинаются терзания «надо было сделать то-то и то-то»?

- Да, бывают такие терзания у людей. Известно ведь, что мы понимаем, кого мы потеряли и кого лишились только тогда, когда человек уходит из жизни.                                              

Преждевременный, на наш взгляд, уход человека из жизни провоцирует такие душевные терзания. Может, это и к лучшему: если у человека не было никаких других. Пусть хоть будут эти, чтобы он себя укорял и говорил, что вот я, свинья неблагодарная, не сделал даже каких-то самых элементарных вещей, которые мог бы сделать: не позвонил, не спросил как дела, как себя чувствуешь, всё ли с тобой в порядке, не помочь ли тебе чем-нибудь? Эти терзания иногда бывают очень полезны. Но это бывает, конечно, и самоедством, может быть, от каких-то других чрезмерно развитых душевных качеств, которые могут человеку служить и во вред. Но в данном случае нужно себе какой-то разумный отчёт отдавать и следовать таким путём, чтобы не быть спокойным и самодовольным, считая, что сделал всё возможное. Невозможно сделать всё, что ты мог. Невозможно. Как бы ты ни хотел. Хотя бы что-то, с надеждой, что Господь поможет тебе и будет милостив. На мой личный взгляд облегчение души в том и заключается, что человек размышляет об этом.

- «Память смертная» и память о смерти - это ведь не одно и то же?

- Насчёт памяти смертной могу сказать, что в том виде, в котором мы о ней читаем в житиях, в моей жизни такого, к сожалению, нет, так не живу. Я не знаю, каким будет переход в вечную жизнь - быстрым или медленным. Всегда быть готовым к этому очень хотелось бы, но вряд ли возможно.

Часто приходит такая мысль: если я предстану пред лицом Божиим, о чём Господь меня спросит? Как Он будет меня судить? Достанет том благочестивого Предания, скажет: «Вот смотри: сколько всего написано - ты не выполнил. О чём вообще можно разговаривать?» «Даа... просыпал всенощное бдение, не читал молитвенное правило, нарушал пост, Господи...». Потом думаю - нет, это как-то странно, это какой-то закон нелюбви что ли. Выполнил список - входи, не выполнил - проходи мимо, не задерживайся.

Мне очень запомнился эпизод из фильма отца Тихона (Шевкунова) про Псково-Печерский монастырь. Там есть рассказ об одном монахе, который всю жизнь прожил в монастыре, делал аналои, деревянные стулья, табуретки. И случилось так, что он внезапно как бы умер. Собралась братия, прибежал отец Иоанн (Крестьянкин), стал молиться, и этот брат очнулся. Лежал долго в больнице монастырской, а потом рассказал, что с ним приключилась такая история. В своём состоянии как бы смерти он вдруг увидел громадную яму, наполненную всем, что он сделал - подсвечниками, аналоями, и всё это плавало в какой-то грязи. Он увидел Божию Матерь, которая ему сказала: «Знаешь, брат, мы всю жизнь ждали от тебя другого». Видимо до этого момента, он был настолько увлечен своим делом, к которому у него, конечно, был талант, что само это дело затмевало все остальное в его жизни. После этого случая он стал вести совсем иную жизнь.

Часто я задаю себе вопрос: «А из чего состоит моя жизнь?» Компьютеры, Интернет, и все что с этим связано - такая у меня работа. Я понимаю, что с одной стороны, все это нужно и полезно для Церкви. Кто-то через результат твоих дел что-то полезное для себя и обретёт. Но я сам иной раз увлечён самим рабочим процессом больше, чем самой идеей - для чего я это все делаю. Иной раз хочется какого-то подтверждения от Бога, не то, чтобы Господь сказал: «Правильной дорогой идёшь, товарищ!», но, по крайней мере, чтобы это (работа) не было сердцем твоей жизни, и это было бы правильным внутренним ощущением. Есть ведь еще молитва, богослужение, всё, что связано со служением ближним, Богу. В этом плане размышления о смерти опять превращаются в размышления о жизни.