«Уймитесь, волнения страсти». Опыт влюблённости и любви

Как-то давно, в глубоком детстве (мне было лет пять) я с родителями гулял в парке. Шагал рядом с папой и мамой, а впереди шли две девочки, у которых на головах красовались большие банты. Очень хорошо запечатлела память эту картинку: две белые «бабочки» на аккуратно убранных головках. Заворожённый, я брёл за ними и любовался. Куда бабочки — туда и я. Очнулся от созерцания этого захватившего душу зрелища, только когда меня (видимо, уже не в первый раз) окликнули родители: оказалось, что, следуя за дивом, я далеко ушёл от них, даже успел свернуть с дороги. Так впервые я сбился с пути, увлечённый женским обаянием.

Серьёзные отношения с женщинами у меня были связаны с кризисными периодами в жизни. Вернее сказать — переживая неудачи в отношениях, я по-настоящему переоценивал свою жизнь. Но перед такой переоценкой — чувство душевной пустоты, какая-то болезненность духа, имеющая явное психофизиологическое выражение. Когда говорят об этом, часто имеют в виду только разрыв взаимоотношений. Но, как свидетельствует мой опыт, болезненно само основанное на страстной влюблённости совместное существование — с начала и до конца. О такой тяжёлой любовной болезни, протекавшей более двух лет, я и хочу рассказать.

*     *     *

Понимание неправильности появилось сразу, только почему-то я не прислушивался к этим сигналам. Соблазн приятного заглушил трезвость ума. Красивая, современная, необычная, она питала ко мне неподдельный интерес, и можно даже сказать, в меня влюбилась. А я? Я не просто влюбился, я заболел.

Признаки влюблённости широко известны, особенно если это случается с тобой не в первый раз. Я отмечал их и в себе, поглощённый процессом всё более открывающейся взаимности. Телефонные разговоры, тайные и открытые встречи, объяснения — всё как обычно в таких случаях.  Но захватило меня всерьёз и надолго, захватило и не отпускало.

Читатель, наверное, скажет, что всё это очень банально. Я это и тогда осознавал, только поделать с собой ничего не мог. Тогда даже глупейшая попсовая песенка, от которой раньше сворачивались уши в трубочку, могла удивительно быстро вызвать умилительные слёзы, а душещипательные любовные сцены иных фильмов сопровождались моими тихими рыданиями. Страшная метаморфоза.

Именно болезнь, все её признаки: озноб, потеря аппетита, частая смена настроения — в общем, гормональный сбой. Мы были слишком разные: устремления, интересы, характеры, ценности, образ жизни, возраст — однако меня тянуло к ней. Мои губы сохли без её поцелуя, глаза  тускнели без её взгляда, руки дрожали без объятий её стана и ещё больше дрожали, когда её всё-таки обнимал. Приступы эйфории сменялись ещё более тяжёлыми приступами тоски, и только нудная тяжёлая работа своей тупостью и физическим напряжением немного успокаивала ту ядерную реакцию, которая происходила в моей мятущейся, страстной душе. На фоне бурной эйфории твёрдость смысла существования  осознавалась всё меньше. Хотелось себя испытывать — я даже побывал парашютистом.

*     *     *

Тогда я считал себя человеком бывалым и дерзал утверждать, что любовь — высокое одухотворённое чувство, которое нельзя спутать с мимолётной страстью. Казалось, я это хорошо понимал, ведь за плечами уже были и школа, и институт, и несколько лет работы, а главное — некий опыт общения с девушками, которых я, надо отметить, интересовал. И вдруг — попался, крепко попался...

А начиналось всё, как ни странно, с игры. Я пытался вызвать страсть к себе и сам стал её жертвой: тривиальная самовлюблённость, а не любовь. Сердце подавало сигналы о мучительности дальнейших отношений, ум констатировал, что ничего путного  выйти не может. Не думать об этом человеке я не мог, хотя осознавал, что с ним нельзя связать свою судьбу. Брак, созданный на фоне яркой страсти, вряд ли будет счастливым через несколько лет. Сейчас я это хорошо понимаю, а тогда? Тогда питал иллюзию, что страсть можно всё время подкармливать. А она требует всё больших жертв, и главная жертва — ты сам.

Вот несколько выдержек из дневника того времени. «Это не увлечение, проходящее быстро, как свежее утро. Это и не лёгкая влюблённость, оставляющая небольшой сладко-горький след в текучке дней. Это очень крепкая сцепка судеб». «Как столь разные души смогли встретиться и сомкнуться в едином поцелуе у открытого окна? Как нежный майский бутон смог расти с дикой травой позднего лета? Как прошлое, потеряв тяжесть житейского опыта, вдруг слилось с полным надежд будущим? Как? А вот так!». «Ничего не хочу читать. Нет желания и душевной потребности. Тяжело... Смысл куда-то ушёл от меня, а за ним — воля, сила эмоций, радость бытия...».

Любовь радостна. Так почему же вместо духовной радости — смесь оргийного буйства с осознанием бесцельности существования? Сначала эйфория с туманным чувством предупреждения о грозящей опасности; потом неровные отношения, спор разума и чувств, обещания и уговоры; и, в конце концов, жуткая депрессия.

Моя подруга мне изменила. Сперва — как бы случайно. Потом, когда я был в командировке, — сознательно, в поисках новых ощущений. И, наконец, влюбилась в обеспеченного гражданина другой страны. Вряд ли с её стороны это был расчёт — скорее всего, сильная страсть соединилась с осознанием статуса любовника. Эти измены я переживал так, как будто жизнь пришла к своему завершению. Ревность бушевала и переплеталась с какой-то ядовитой сладостью. Каждая минута проживалась с усилием: бессмыслица чёрной бездной дырявила окружающее пространство. Моя подруга, видимо, тоже испытала подобное, но только по отношению не ко мне, а к тому иностранцу, с которым сошлась. Он ей тоже изменил — цинично и пошло. Если бы за этим ещё не стояли искренние чувства: ведь её обманули!..

*     *     *

Я понимал, что так больше нельзя. Во мне бушевала буря, и я принял решение терпеть. Но ради чего терпеть? Ведь смысла-то нет. Тогда я вспомнил о молитве — скорее как о формальности, которая может хоть чем-то помочь. Молился и терпел… А ещё нашёл тех, с кем можно было поделиться своими переживаниями. Как это было важно — говорить о чувствах, «отчуждать» их от себя! Огромное спасибо тем, кто меня тогда выслушивал — капризного и непостоянного.

Каким-то образом я понял, что надо простить, простить измену и неправду, слова и поступки. Ведь не только страсть связывала нас вместе. За предметом страсти я увидел человека — ошибающегося, страдающего и даже ищущего. Сердце моё щемило не только от собственных переживаний, не только потому, что «моя любовь» не любит меня так, как мне хотелось; оно страдало и оттого, что другой человек сам страдает и мучается. Я вдруг понял — не без помощи Божьей — что во мне борются две разные силы. Одна — страсть, сила ущемлённой гордости, которая норовит превратиться в горячую ненависть. Другая — сочувствие, сила прощения, приносящая внутренний мир. И всё это — в одном и том же сердце и по отношению к одному и тому же человеку. Два страдания боролись с переменным успехом: то во мне что-то жгло и билось, принуждало и унывало, то я сам понимал и прощал, рассуждал и молился.

Через некоторое время я осознал, что страсть — это лишь то, с чем мне приходится иметь дело, а глубокое сочувствие — действительно я сам по отношению к другому человеку, и не только к этому. И чем больше я это понимал, тем сильнее была надежда на новую жизнь, жизнь без уныния и ненависти. Я понял также, что жить с этим человеком я не буду, и ощутил желание быть свободным от принуждения чуждой силе, которой добровольно отдался.

*     *     *

Я не прерывал отношений с той женщиной и знаю многие подробности её дальнейшей жизни. Сама по себе она хороший человек, и стала только объектом моей болезни, а не её причиной. Мы несколько раз виделись, но иммунитет, полученный в процессе борьбы за жизнь, оказался у меня стойким. Теперь я спокоен и здоров. Время и молитва залечили раны. Остался только рубец, то есть отметка, память о бывшей болезни. И вылечиться окончательно мне помогла... любовь. Настоящая, добытая, взращённая.

А любовь эта — моя жена. Мы встретились почти случайно. У неё за плечами тоже свой опыт, свои рубцы — может, поэтому мы поняли друг друга и друг другу доверяем. Я люблю свою жену. Мне с ней просто хорошо.

Даже так: просто и хорошо! Меня не охватывает пьяная, отнимающая ум эйфория, когда обнимаю её нежный стан — я проникаюсь радостью совместной жизни. Меня не терзает съедающая душу страсть — я полон нежностью к любимой. Меня не бьёт в лихорадке, когда она находится в другом месте, и мне не снится, что её кто-то обязательно начинает соблазнять — я уверен в ней. Меня не мучает чувство душевной пустоты, когда мы заняты повседневными делами — я ощущаю любимую как своё продолжение. Меня не жжёт, как раньше, осознание странного совместного одиночества — я чувствую поддержку жены, защищённый тыл в трудные моменты жизни. Нет болезни — есть мирная любовь, которая, погружённая в различные испытания от бытовых неудобств до глубоких жизненных проблем, не вырождается в пустую привязанность или буйное выяснение отношений. Со своей женой я столь же естественен, как сам с собой. Она действительно «кость от костей моих и плоть от плоти моей».

Многие молодые люди посчитают, что это — скучное сосуществование, что оно несравнимо с бурной, эмоционально насыщенной жизнью, которая состоит из взлётов и падений, что взаимоотношения, названные мной истинной любовью — не что иное, как начинающаяся старость выцветшей души. Это не так. Взлёт зрелой любви я ощущаю только теперь, а раньше были лишь рваные движения пьяной плоти, вдохновлённой жаждой обладания другим человеком. Именно эти два соблазна искажают любовь: власть над другим и погоня за тем, чтобы раствориться в физических удовольствиях.

Увлечённые страстью, мы становимся всё дальше от любви, и лишь отеческий оклик может вернуть нас на прямую дорогу. Главное — услышать. «Достигайте любви», — пишет апостол христианам Коринфа. Как непросто её достигнуть и как радостно в ней пребывать.... Ведь сказано, что настоящая любовь «не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается,  не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине».

Впервые опубликовано 23 марта 2009 года. В нынешней версии текст расширен автором