Шведский кинопродюсер Йеспер Курляндский: Российский кинематограф в глубоком кризисе
— Йеспер, время от времени Вы приезжаете в Россию — проводить семинары, причем в довольно отдаленных от Москвы городах, вроде Перми. О чем на них рассказываете?
— Вместе со студентами разных университетов, в основном, кинематографических, мы смотрим наши с Лукасом совместные работы (из последнего у шведского дуэта вышел фильм «Мамонт», а у самого Курляндского еще парочка интересных фильмов, — прим. авт.) Шведское кино, на мой взгляд, стоит смотреть, если вас интересуют проблемные фильмы, касающиеся, например, плохого настроения. И мои семинары в целом посвящены этому состоянию грусти, плохого настроения. Однако я собираюсь показать, что, несмотря на проблемы, жизнь прекрасна и жить стоит. Может быть, я не прав, но для меня Россия тоже связана со сложной психикой, здесь такой тяжелый моральный настрой. Поэтому я горжусь тем, что иногда русские люди отзываются о нас, шведах, как о грустных людях.
— Гордитесь?
— Да, именно горжусь, потому что я люблю ваш народ, и для меня за честь в чем-то быть на него похожим. Странно, да?
— Да почему же, это здорово, приятно слышать. А как Вам наше кино?
— У меня сложилось впечатление, что нынешний российский кинематограф в кризисе и что у вас нет уважения к молодым режиссерам. У нас тоже был такой постбергмановский период в шведском кинематографе, когда все было сфокусировано только на великом режиссере Бергмане. И вот только сейчас наблюдается некий прорыв, ситуация меняется.
Когда Мудиссон сделал свой фильм «Вместе», он заговорил новым голосом и заявил громко о себе. Это был на то время первый молодой режиссер, который не страдал от того, что он не Бергман. Когда Лукас совершил этот прорыв, было еще неясно, является ли он единичным случаем, вышедшим из некоей «бергмановской шинели». Но за ним последовали несколько независимых режиссеров, а потом целая плеяда. С одной стороны, это было хорошо — полная свобода, а с другой — не очень, потому что это было слишком революционным. Они — анархисты, без какой-либо связи с историей кино. Последние три-четыре года на всех кинофестивалях присутствуют фильмы этих молодых режиссеров. Поскольку режиссеры молодые, то их фильмы попадают в категорию «открытие» или что-то в этом роде.
Но это все равно хорошо, потому что раньше на фестивали попадали только фильмы, отягощенные наследием Бергмана. Я часто бываю на фестивалях, много общаюсь, и слышу, что представители стран с великой кинематографической историей жалуются на кризис, отсутствие молодежи, например, во французском кино. Я думаю, что креативность — это товар, который нужно потреблять свежим.
— Все понятно, но, может быть, есть что-то в нашем кинематографе, что Вам понравилось? Смотрели Вы какие-нибудь советские фильмы, что-то вдохновило Вас?
— Конечно! Я очень люблю Тарковского и основываюсь на нем, когда творю сам. Я имею в виду не только его фильмы, но и то, что он писал — его труды о кино. Еще Сергей Бодров, Александр Сокуров... Мы сняли с Мудиссоном один фильм — называется «Контейнер», который сделан под большим влиянием фильма «Зеркало».
Мы начали смотреть фильмы Тарковского в 1980-е годы, и тогда они вписывались в существующий ритм жизни. Сейчас ритм жизни гораздо быстрее, и получается, что его фильмы отстают. И чтобы понять его фильмы, нужно снизить ритм, но это невозможно.
— Почему Вы вздыхаете?
— Мне печально и грустно, что так происходит. Нашу стремительную жизнь уже не замедлишь.