Маленький принц из мира детства

Текст: Мария Строганова

***

Впервые сказка про маленького принца была опубликована 6 апреля 1943 года в Нью-Йорке. А потом, в течение последних 65 лет была переведена на более чем 180 языков и диалектов.

Загляните в Википедию и вы узнаете, что даже гасконцы читают «Маленького принца» на своем диалекте. Есть издания на фриульском в Италии, бамана в Мали, арагонском в Испании, креольском на Кюрасао, а в Индии — на хинди, телугу, маратхи, панджаби, тамильском, малаялами, бенгальском и конкани. В Китае насчитывается более 30-ти изданий и более 60-ти в Корее. И вот, после всего этого языкового великолепия переизданий, я, совершенно не смущаясь, скажу, что «Маленького принца» не читала ни разу. Но... знаю наизусть. «Маленького принца» я слушала. В детстве у меня был проигрыватель — волшебный инструмент, сколько чудных минут я проводила около него! Помню обложку пластинки про маленького принца — фигурка мальчика на желтом фоне — тот самый, тысячи раз воспроизводимый рисунок, который однажды сделал сам Антуан де Сент-Экзюпери на странице второй главы своей сказки.

Тонкую черную пластинку следует сначала протереть бережно салфеткой (ни пушинки пыли!), затем бережно опускаем иглу — легкое шуршание, шипение, музыка — сказка началась. Я и сейчас явственно помню все голоса актеров. Вот маленький принц, разговаривающий взрослым женским голосом очень похожим на голос Оле Лукойе из сказки Андерсона (была у меня и такая пластинка):

— Как! Ты упал с неба?

— Да, — скромно ответил я.

— Вот забавно!..

Вот пьяница, горький пьяница:

— Я пью, чтобы забыть!

— О чем забыть?

— Что мне совестно.

— Что?

— Пить!

Вот фонарщик произносит равнодушно-мягко:

— Добрый день. Такой уговор, Добрый день.

— А что это за уговор?

— Гасить фонарь. Добрый вечер.

Или раздаётся визгливый голос старого короля:

— Повелеваю! Сядь!

Эти голоса и сейчас звучат и живут. До сих пор я могу воспроизвести почти все интонации — рассерженного летчика, капризной розы, бормотание делового человека, какой-то, будто бы иностранный акцент маленького принца, с этим старомосковскими «щ» вместо «сч» — «щёт» и мягким «э» вместо «е» — «ньэт». Моё любимое, из самого начала сказки:

— Нарисуй мне барашка! Нет, это какой-то старый баран, -беее. Нарисуй другого.

Тут я потерял терпение — ведь мне надо было поскорей разобрать мотор — и нацарапал ящик.

— Вот тебе ящик. А в нем сидит такой барашек, какого тебе хочется, -беее.

Это все настоящее, звучащее, оживающее, стоит только прикоснуться тонкой иглой к невидимым канавкам-кругам на черных полях пластинки. Это было осязаемо, и так близко к чудесному, что и спустя годы я ни разу не захотела прочитать книгу, зачем? Он уже жил, я уже знала как он говорит, как поет и как смеется — взрослым женским голосом. Кинематограф никогда не производил такого ошеломляющего и волшебного впечатления, какое произвела на детскую душу разбрызгивающая звуки вертящаяся пластинка. Круг, круг, еще круг — «Лечу-лечу-лечу я и страшно мне, и весело, весь мир узнать хочу я, и очень тороплюсь». И вот уже летим, летим вместе.

«Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь», — разве не это говорил Лис маленькому принцу? Он был прав.