Записки неофита: «Не быть ленивой разварившейся картофелиной»
Когда я только пришла в Церковь, мне казалось, что здесь собрались необычные люди. Прислушайся — и услышишь шум крыльев за спиной. При ближайшем рассмотрении оказалось, что вполне обычные. Да и откуда им взяться, другим? Церковь — это тоже общество людей. И если ты принадлежишь к нему, то сначала посмотри на себя и спроси: «А ты-то сам какой?».
* * *
Поначалу хотелось горы свернуть. До чего же просты все заповеди! Живи и радуйся! Любить ближних, не красть, не убивать. Да я легко могу их соблюдать! Да я всегда их соблюдала! Я вообще всё могу, у меня самой такие крылья! Эх, полечу, да и родных с собой возьму, а то они что-то замешкались и с недоумением смотрят на меня, что это со мной вдруг соделалось...
* * *
У меня — новая жизнь. Хочется изменить всё и сразу. Внешний вид, привычки, лексикон. Как на крыльях летишь в храм. Жизнь больше не кажется чередой серых будней. Каждая минута наполняется смыслом...
* * *
Не понимаю: как это вера, основанная на любви, жертвенности, милосердии, может так трансформироваться в одном конкретно взятом тебе, что настолько отталкивает от тебя твоих ближних? Ведь жизнь во Христе — если она подлинная — должна не разобщать, а объединять людей, а если этого не происходит, то виновата в этом не Церковь...
* * *
«И будете гонимы за имя Мое» — в период воцерковления эти слова Спасителя могут стать утешением. Можно даже почувствовать себя в каком-то роде мучеником за веру. Но не всегда слова апостола Павла о том, что для верующего «враги — домашние его», означают, что все вокруг тебя — плохие, а ты один — хороший.
— Мама, посиди сегодня с сыном, мне нужно на исповедь. Как это, не можешь? Какие у тебя могут быть дела? Это ведь твой внук...
— Родной, прости, обед не успела приготовить, утром спешила к Причастию. Купи себе по дороге пельменей...
— Дорогая! Конечно же, я приду к тебе на день рождения. Только учти — сейчас пост. Приготовь мне что-нибудь постненькое. Вина? Что ты! Низ-зя!!!
* * *
Ты торопишься в храм... А тем временем твои близкие становятся от тебя все дальше и дальше. Мама, устало вздыхая, берет на себя воспитание внука, а заодно и готовит обед, муж бунтует, требуя вернуть ему «нормальную» жену, а не «эту в платке», подруга больше не звонит, чтобы пригласить в кафе... Ты еще больше убеждаешься, что «мир лежит во зле», с пеной у рта доказываешь окружающим, что только эта жизнь — настоящая, а все, кто тебя окружают — несчастные слепцы... Несешься, и в какой-то момент спотыкаешься, падаешь и долго лежишь, не ощущая ничего, кроме пустоты. Уже не хочется молиться, идти в храм. Ты словно замираешь у черты, раздумывая, что же ты сделала не так?
* * *
Время «полетов во сне и наяву» проходит. Потихоньку ослабеваешь, летишь «на честном слове и на одном крыле», перебиваясь от исповеди к исповеди, на которой ничего внятного сказать не можешь. Это поначалу хочется кричать от омерзения к себе. Потом будто бы смиряешься и даже начинаешь сочувствовать своей распущенности и безответственности. Составляешь с вечера длинный список грехов — почти всегда одних и тех же — и к исповеди приходишь пустым, как будто сам себя давно простил и оправдал. И незаметно превращаешься в разваренную картофелину, которая гордится своей шелухой.
— Да, я такая, как есть. «Яко свиния лежит в калу»...
И даже довольно похрюкиваешь, размазывая слезы по лицу и пуская сопли пузырями.
* * *
Страшно. Хочется свалить с себя всякий груз. Всю ответственность. Спасаться налегке. А на кого свалить? Конечно же, на батюшку. Он самый лучший. Умеет выслушать, понять, утешить.
— Батюшка, я тут благотворительностью занялась, не поможете, чем можете?
— Батюшка, мне надо сына в садик устроить, поговорите с кем надо, пожалуйста!
— Батюшка, у меня с мужем непонимание. Благословите развестись?
— Батюшка, благословите!
— Батюшка, помогите!
— Батюшка, уже решите все мои проблемы, чтобы я могла, наконец, жить нормально!!!
* * *
— Что читаю? Да вообще-то ничего, сижу себе потихоньку, деградирую... В основном светскую прессу. На духовные книги сил не хватает. Такая, знаете ли, усталость накапливается, просто не могу читать... засыпаю на ходу. «Исход» уже третий месяц не могу осилить. И за что это евреи так ненавидели Моисея?
* * *
Так удобно — ничего не решать самому. Пусть решают другие. Но еще больше, чем собственная пассивность, раздражает апатия окружающих. Трудно быть овощем в овощном хранилище...
* * *
Говоришь с человеком, предлагаешь ему дело, которое надо срочно решить, а он в ответ: как батюшка благословит!
Конечно, если речь идет о важных делах, то без благословения никак нельзя. В этом плане жизнь у нас очень простая: как благословят, так и сделаем. Но иногда все же доходит до абсурда:
— Благословите стол передвинуть, благословите ключ от кабинета взять, благословите чаю попить...
Однажды услышала, что в ответ на подобные просьбы митрополит Антоний Сурожский отвечал:
— Благословляю не быть идиотом...
* * *
— Сегодня что, праздник какой? — спрашивает муж, садясь ужинать.
— Ага, — уплетая рыбу, отвечаю я. — Большой праздник!
И только вечером, удосужившись заглянуть в православный календарь, вижу, что сегодня день строгого поста. Такое в дни церковных праздников бывает.
* * *
Ничто не дается так тяжело, как молитва. Утреннее и вечернее правило. Минут 10-15. Я засекала. Простые в общем-то слова. Каждое — про меня. Но почему же так сложно молиться? Особенно перед сном. «Сейчас еще немножечко полежу, отдохну и потом встану обязательно на вечернее правило!». Но просыпаешься, как правило, уже утром. А тут мужу надо срочно погладить рубашку, сыну сварить кашу и отвести его в садик, потом бежать на работу... Молитвослов пылится на полочке рядом с иконами.
* * *
Наши — в храме. Радостные, счастливые, знакомые лица. Мамы с малышами, причастившиеся Святых Животворящих Христовых Таин. Дорогие сердцу бабушки. Я смотрю на них с завистью. Моя жизнь проходит мимо.
* * *
Очень тяжело. Больше нет сил. Снова бегу, лечу в храм. На этот раз обошлось без скандалов. Муж взял отгул и я могу, наконец, спокойно помолиться, чтобы сынок не дергал за полу юбки и не возвещал периодически: «Хочу есть, хочу пить, хочу гулять!». Я счастлива. Я в храме. Я дома.
* * *
Однажды мне сказали, что Церковь — это лечебница душ. Из этого следовало, что все, кто приходит в храм — больные. А точнее, больные — вообще все люди. Просто те, кто приходит в храм, осознают нужду во враче в отличие от остальных. Мне это сравнение поначалу не очень понравилось. Не хотелось чувствовать себя калекой в сонме других инвалидов, медленно ползущих к спасению. Но пришло время, и я поняла: да, я больна. Настолько, что перестала замечать это. Тут уже не важно как — на одной ноге или вообще без ног — главное доползти... И при этом не бить других инвалидов, с которыми ползешь в одном строю, за то, что они ползут не так, как тебе хочется и кажется правильным. Как сказал один хороший батюшка: «Прежде чем обожиться, надо очеловечиться». Всему можно научиться. Главное — смотреть не на соринки в глазах других, а тащить свое бревно. Господь милостив. Глядишь и доползешь.
* * *
Со временем крайности притупляются, отношения налаживаются, компромиссы находятся. Ты продолжаешь осознавать, что мир лежит во зле, но понимаешь при этом, что спасать надо не мир, а самого себя. И Православие дает возможность для этого, но не спасает «автоматически»: надел крест, пришел в храм — и прямиком в рай. Для этого нужно потрудиться. Для начала — не быть ленивой разварившейся картофелиной.
Впервые опубликовано 20 августа 2009 года
