Свидетель века

СПРАВКА. Протопресвитер Александр Киселёв родился 7 октября 1909 года. После революции в 1918 г. ребёнком вывезен в независимую Эстонию. Рукоположен во диакона, а затем во иерея митрополитом Александром (Паулусом). Служил в Нарве, затем в Таллине, где ему в алтаре прислуживал будущий Патриарх Алексий II.

После того, как Эстонию заняли советские войска и в ней начались религиозные гонения, уехал с семьёй в Германию как потомок прибалтийских немцев. Служил во Владимирском соборе Берлина. Активно помогал советским военнопленным в немецких лагерях, также окормлял солдат Русской освободительной армии. Как довоенный эмигрант, не был выдан советским властям.

В 1949 году переехал в США, служил в Нью-Йорке, где основал храм преподобного Серафима Саровского и фонд его же имени, занимавшийся сохранением русского культурного наследия. После того, как Американская митрополия в значительной мере потеряла русские корни, перешёл в Русскую Зарубежную Церковь. В 1978 г. основал и возглавил журнал «Русское возрождение». В 1989 году начался конфликт священника с главой РПЦЗ митрополитом Виталием (Устиновым) из-за отношения к Московскому Патриархату — в частности, открытию зарубежнических приходов на территории бывшего СССР. В результате отец Александр вернулся в клир Православной Церкви в Америке.

В 1991 г. навсегда переехал в Россию. Жил в московском Донском монастыре в крайне скромной обстановке. Служил там же по благословению Патриарха Алексия II, с которым поддерживал самую тёплую дружбу. В 1998 г. передал иконостас Серафимовской церкви, основанной им в Нью-Йорке, в дар домовому храму мученицы Татианы при МГУ. Там иконостас стоит по сей день.

Скончался в Москве 2 октября 2001 года. В тот же день Патриарх Алексий совершил панихиду в Донском монастыре, где в надгробном слове отметил: «Его мечтой было закончить свой жизненный путь на родине. И Милосердный Господь даровал ему мирную кончину на родной земле».

Похоронен вместе с супругой на Донском кладбище.

Быть русским вопреки истории

Маленький Александр Киселёв с родителями

— Отец Александр родился у самых истоков Волги, близ Осташкова и берегов озера Селигер, в Каменке — имении своих бабушки и дедушки. Отец его, Николай Александрович Киселёв, был государственным служащим, мать — Анастасия Владимировна, урожденная княжна Шаховская. Была еще младшая сестра — Наталья. Незадолго до революции Николай Александрович получил назначение в Сибирь и вся семья переехала туда. К тому времени, когда семья туда добралась, уже вся Россия была охвачена революцией. От ужаса революционных страстей пришлось бежать. Так как отец о. Александра родился в Эстонии, то он имел право туда выехать.

Всё это было сопряжено с большими-большими трудностями, и очень многое отец Александр помнил лишь отдельными кусочками. Он помнил, как они с матерью и сестрой Натальей спускались на плотах по порогам Енисея. Отца с ними почему-то не было. Условия были такие, что когда они останавливались на ночлег (в то время в Сибири уже было очень холодно, а вещей в бегстве у них не было никаких), то мать сама ложилась на землю, а на себя клала детей. Вследствие этого она заболела, и когда они приехали в Эстонию, очень скоро умерла. Спустя немного времени умерла и сестра. Когда отец женился второй раз, то для очень молодого человека, каким был тогда отец Александр, это была драма: он воспринял это как нечто оскорбляющее память матери.

Отец Александр стал в большей степени жить своей жизнью. Он очень увлекался скаутизмом, занимался работой с молодёжью, познакомился с РСХД — Русским студенческим христианским движением. Там были совершенно замечательные люди. И заняты они были не только тем, что жгли костры, ходили на парады, пели песни, как это бывает в юношеских организациях. В движении было всё ориентировано на душу — вера, познание. Он очень-очень этим увлёкся. На одном из съездов РСХД в Пюхтицком монастыре отец познакомился с моей матерью — Каллистой Ивановной Кельдер, которая всегда была членом движения. <...>

Отец Каллисты Ивановны — или Гали, как ее все звали — был эстонцем, а мать русской. Но мать умерла — утонула — когда Галя была маленькой девочкой, и воспитывала её сестра отца. Память о матери все определяла в её жизни. Несмотря на то, что она жила в эстонской семье, всё русское для неё было священно. <...>

Отец Александр, окончив Рижскую семинарию, был принят на учение в Париж, в Богословский институт. И тут в Эстонию с визитом приехал молодой иеромонах отец Иоанн (князь Шаховской). Отец Александр был на его лекции, и лекция эта произвела на него колоссальное впечатление. Когда его попросили на своей машине отвезти будущего владыку на место ночлега, он с радостью его повёз и по дороге поделился своими планами. А отец Иоанн сказал: «Нет, сейчас не такое время, сейчас самое главное — быть священником и делать то дело, которое священник делать должен».

Свадьба Александра Киселёва и Каллисты Кельдер. 1933 г.

После этого разговора, как часто вспоминал отец Александр, он послал два письма. Одно написал в Париж с благодарностью за то, что его приняли («большая честь и радость, но я решил...»). И второе письмо — своей будущей жене о том, что хочет идти служить Богу и предлагает ей руку, сердце и совместную жизнь служения. Она ему ответила... отказом. И тогда он сел на велосипед и помчался к ней. Гнал он всю ночь так, что на всю жизнь у него было испорчено сердце.

Ему нужна была именно она, потому что она была «движенкой», очень верующим человеком, и он ее любил. <...> На тот момент она кончила медицинский факультет, и отец её, который тоже был врачом, мечтал, что она будет его сотрудником. Он не понимал её увлечения православием, он считал, что, будучи хорошим врачом, можно тоже служить людям. Но тут она уже согласилась принять предложение отца Александра. И как замечательно про них написали в местной газете, когда они женились: «Желаем молодым пастырю душ и лекарю тела, в расцвете лет отдавшим себя на служение русскому народу, духовной бодрости, сил и счастья на избранном ими тернистом, но высоком пути».

Мой эстонский дедушка приехал навестить молодожёнов (а он был очень состоятельным человеком: это был первый человек в Эстонии, который приобрел себе автомобиль). Войдя в их дом, он посмотрел и сказал: «Какая удручающая бедность». Вот в этой «удручающей бедности» они прожили абсолютно всю жизнь. И я считаю, что это великая честь — возможность сказать, что мои родители были нищими всю жизнь, по выбору.

<...> Отец Александр начал служить в Нарве. Сразу вокруг него и матушки объединилась молодёжь. Там процветала и церковная, и просветительская деятельность. Например, отец Александр организовал две поездки на Валаам, в которых участвовали и родители будущего Святейшего Патриарха Алексия II. И его тоже возили, он есть на фотографиях. С родителями Алёши Ридигера, которые были чуть постарше отца Александра и матушки, мои родители общались. Ведь все они были «движенцами» — это уже подразумевало духовное единство, духовную направленность, понимание своего служения.

Когда в Эстонию пришла Красная армия, всё это изменилось. Отец Александр понял, что здесь и сейчас он не сможет с этим бороться и продолжать делать то, что он делал. Отец Иоанн (Шаховской) имел возможность выписать отца Александра с семьей в Германию, в свой приход в Берлине. Отец Александр решил уезжать. Когда мы уже шли на пароход, отец Александр был в штатском, но все свои священнические вещи он положил в первый чемодан сверху: что Господь пошлёт — то и будет. Мы проходили таможню, кто-то из людей в погонах открывает этот чемодан — и перед ним крест, Евангелие и поручи. Он посмотрел на это, захлопнул чемодан, да как закричит: «Да что вы всех задерживаете! Проходите скорее!», остальные чемоданы даже не открыл. Почему он это сделал? Всего-то было нужно — не захлопнуть чемодан, чтобы захлопнули нас.

Когда мы уже подходили к трапу, в последний момент проверяли паспорт. У этой будки, увидев документы родителей, таможенник взял телефон и говорит: «Подождите, пожалуйста, встаньте здесь». Звонит по телефону, а на нас смотрит. Я это уже помню сама — очень страшные были переживания. Отец Александр подошёл, обнял нас, тихонечко перекрестил и говорит моей матери: «Если что-то начнётся, хватай детей, бросай всё — и чемоданы, и меня — и беги на трап». Человек, который говорил по телефону, повесил трубку. И вот тут что-то произошло: он нам не дал разрешение, но дал возможность пройти туда. Мы восприняли это как милость Божию: я не могу дать иного объяснения, не знаю, почему так получилось.

Матушка Каллиста с детьми (Милица Александровна — слева)

А пароход был немецкий и уже считался территорией Германии. Мы стояли на палубе парохода и смотрели на другой пароход, который был рядом. К нему подъезжали закрытые грузовики, из них выгружали что-то по закрытому трапу прямо на пароход. Потом мы узнали, что туда грузили арестованных людей, включая моего дедушку, отца о. Александра. В предыдущую ночь их всех арестовали. И моего крёстного отца Ивана Аркадьевича Лаговского, одного из главных руководителей РСХД, тоже арестовали и потом расстреляли. За принадлежность к РСХД ссылали и расстреливали. Моего дедушку тоже расстреляли, а дядю, маленького брата о. Александра, сослали.

Отец Александр уехал в Берлин, но он никогда не «жил в Германии». Отец Александр ходил по немецкой земле, но всегда и везде «жил в России» и только Россией. И в Америке сколько он жил, ходил по американской земле, но всегда и везде был в России. И таких эмигрантов было подавляющее большинство. Вы знаете, что сейчас ещё есть эмигранты, у которых нансеновский паспорт? Они выехали где-то в начале 20-х годов и всю жизнь не хотят брать другого паспорта.

<...> Мы нигде и никогда не отказывались от того, что мы русские. Нас с братом так били в немецкой школе... Отец Александр, узнав об этом, сказал: «Больше можете не ходить в школу». С другой стороны, на этих немцев тоже обижаться было нечего, потому что в этой деревне не было ни одного мужчины — все погибли на Восточном фронте. За что, скажите пожалуйста, им было любить нас, русских?

Коммунизм, фашизм и русский священник

Протоиерей Александр Киселёв выступает на церемонии торжественного обнародования манифеста Комитета освобождения народов России (КОНР) в Берлине

— Милица Александровна, во время Великой Отечественной войны отец Александр был связан с армией Власова. С другой стороны, он окормлял советских военнопленных. Как он относился к проблеме, когда русские люди оказались по разные стороны фронта в этой страшной войне?

— Вы в одном предложении сказали о трёх вещах, о которых можно было бы написать три романа «Война и мир». Часто мы друг друга не понимаем. Вроде бы все русские, а опыт жизни достаточно разный. Вот понимаете, у вас есть отец и мать, и вы понимаете, что подразумевается под этими словами. И вот вы знакомитесь с каким-нибудь мусульманином, скажем, из Египта. А у его отца было 54 жены. И тут понимание того, что такое отец и что такое мать, каковы их отношения, совершенно разные. Вы друг друга не понимаете, несмотря на то, что пользуетесь вы одними и теми же словами. Вот так же опыт жизни за рубежом один, а опыт жизни тут — другой.

Отец Александр пишет (в книге «Облик генерала А. А. Власова (записки военного священника)» — «ТД»), что духовником Власова он не был. Предполагается, что духовник — это некий старец, который берёт человека и ведёт его в духовной жизни. Священник, у которого вы исповедуетесь — это совершенно другое. Но отец Александр пишет чёрным по белому, что никогда не исповедовал Власова. Но сколько ни говорят, сколько ни пишут, это не помогает, все опять говорят: «Вот он был духовником...». Что важно — он никак от Власова не отказывается. О том, какой у него с Власовым был контакт, он пишет подробно: я предполагаю, что отец считал это очень важным. <…>

Когда началась война, я очень хорошо помню слова отца Александра: «Боже мой, там же убивают наших людей». Отец Александр ходил служить и причащать в лагеря военнопленных. Он пришёл в один из лагерей, где сидел сын Сталина Яков Джугашвили. И вот на него очень сильное впечатление произвело, что это был единственный человек в лагере, который не вышел. Он сидел в бараке и смотрел в окно, наверное, довольно равнодушно.

Сказать, что все пленные были верующими, будет, конечно, натяжкой, но у них было благорасположение к батюшке, был интерес и, безусловно, у многих была глубокая вера.

— Каково было отношение отца Александра к победе Советского Союза в войне?

Протоиерей Александр Киселёв служит молебен в присутствии членов КОНР

— Это очень сложный вопрос не только по отношению к отцу Александру, а по отношению абсолютно ко всем. Я и отвечу на это широко. Когда кончилась Вторая мировая война, на территории Германии были миллионы русских людей из Советского Союза. Не эмигрантов: военнопленных, остовцев (угнанных в Германию на принудительные работы — «ТД»), кого угодно. На Ялтинской конференции Сталин потребовал, чтобы ему вернули всех его граждан. Некоторые граждане предпочитали смерть возвращению на Родину.

Недалеко от Мюнхена был такой город Фюссен. Там был громадный лагерь возвращенцев, то есть людей, которые согласились возвратиться на Родину. Когда отца Александра попросили приехать в этот лагерь, ему сказали: «Придите нас в последний раз в жизни причастить». И отец Александр пошёл.

Один человек сказал ему там: «Батюшка, едем на смерть, но у них такие длинные руки, что всё равно достанут, уж лучше скорее». Когда поезд с казаками шёл из Льенца в СССР, то из него текла кровь, потому что люди кончали жизнь самоубийством. А в этом лагере были даже не власовцы — власовцы были в своих лагерях, и их батюшка тоже ездил причащать. Вы представляете, как может выглядеть священник, который уже отдал всё до дна? Я помню, как отец Александр, приезжая оттуда, был такого густо-серого цвета. Он ложился и не мог ни говорить, ни делать что-либо. Помню, как нас близко к нему не подпускали в такие моменты. Он смотрел смерти в глаза.

Власовцы, которые сдались американцам как военные части, верили, что американцы понимают, что они не с немцами. Отец Александр был назначен военным священником в Мюнзенген (это был военный лагерь власовской армии). Оттуда только что ушла первая дивизия и формировалась там же вторая. Была там и офицерская школа, курсанты которой тренировались на большом поле. Прилетели американцы, обстреляли их и убили несколько человек. Но во власовской армии по-прежнему были уверены, что американцы понимают: они не с Гитлером, а против Сталина. Все думали, что американцы осознают, что такое Сталин. Считали, что убийство произошло по ошибке.

Когда этих убитых хоронили, моя мать была нездорова, и отец Александр, который их хоронил, взял нас с братом с собой. Вот по дороге идёт похоронная процессия, везут гробы, идёт священник, ну и мы шли рядом с отцом. Идёт весь лагерь, громадная толпа. И вдруг летят американцы. Они так низко летели, что мы видели лица пилотов. И все мы верили, что американцы поняли свою ошибку и прислали почётный караул. Настолько верили, что если бы и у нас этой веры не было, отец Александр инстинктивно хотя бы своих детей в канаву спихнул, ведь это он мог сделать. Он этого не сделал, он был тоже уверен, что американцы понимают. Также никто другой, увидев американцев, не бросился бежать.

Когда кончилась война, власовцы сдались как военные части. Американцы сначала вокруг их лагеря даже проволоки не поставили, говоря: «Идите, пожалуйста, на все четыре стороны». А они возражали: «Но если мы разбежимся, то окажемся просто дезертирами, а мы ведь шли идейно бороться с коммунизмом». Потом обнесли их лагерь просто проволочкой, потом колючей проволокой, потом выдали советским властям… Нужно понять, какая это была трагедия! Я не говорю, что хорошо идти сдаваться в плен, но надо принять во внимание все обстоятельства. Как вы думаете, о чем говорит тот факт, что люди миллионами оказываются на чужой земле? Почему же почти все они так не хотели (вплоть до самоубийства) возвращаться на родину? И куда всех их повезли — домой? Нет, повезли «прийти в чувство» в сибирские лагеря или на расстрел!

«Что ж от всех советских людей отказываться?»

— Церковь в те годы была разделена на несколько юрисдикций. Как ваш отец переживал раскол?

— Весь ужас и грех церковных расколов безжалостно коснулся и жизни отца Александра. Относясь с глубоким уважением к его высказываниям по этому вопросу, из имеющегося обильного материала хочу привести один пример его отношения.

В своих воспоминаниях он писал: «По совести сказать, я не могу признать "юрисдикцию" явлением богоугодным. Я "верую в Единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь", верую в святость Православия, а не в ту или иную юрисдикцию. Юрисдикционная борьба среди православных русских людей особенно преступна сейчас, когда мы должны подражать нашим предкам, жившим в Смутное время, сумевшим всем миром, от именитых до простых, со своими священниками и епископами встать на спасение Отечества».

В первом ряду слева направо: протоиерей Алексий Ионов, Николай Арсеньев, протоиерей Александр Киселёв, святитель Николай (Велимирович), Георгий Федотов. За ними — матушка Каллиста Киселёва, Михаил Коряков, матушка Александра Гарклавс, протоиерей Георгий Бенигсен

— Милица Александровна, вы постоянно подчёркиваете, что отец Александр жил в России, даже находясь за её пределами. Был ли он при этом антисоветчиком, как многие наши эмигранты?

— Нет. Я скажу, конечно, что отец Александр был антикоммунистом. А советская власть — это то, что охватывало его Родину. Что ж от всех советских людей отказываться? Была моя фамилия Киселёва, а теперь — Холодная. Что же, из-за этого отец от меня откажется? Под советским народом всё же имеется в виду самое дорогое — свой родной народ. В этом отношении от советского он не отказывался, но от коммунизма и от того, что коммунизм собой являет — вот от этого он отказывался.

— Когда в 90-е годы отец Александр вернулся в Россию, каким он видел соотношение советского и русского? Чем был для него Советский Союз в истории России — её продолжением или полной противоположностью?

— Нужно считаться с тем, что отец Александр приехал уже почти в 80 лет. 80 лет — это уже не шутка, и это, конечно, очень ограничивало его возможности. С другой стороны, он успел объездить здесь всё: и на месте своего рождения побывал, и в разных городах побывал, и в Эстонии, и служил везде, и выступал много. Честно сказать, он мне этого не говорил, но я думаю, что он тоже столкнулся с незнанием жизненного опыта друг друга. Мне кажется, что он тоже убедился, что эту проблему разрешить надо — понять, простить. А так как мы говорим о целом народе, то это не дело одного человека. В этом должны принимать участие все.

Отец Александр с супругой после возвращения на Родину. 1991 г.

— Как отец Александр, уже живя здесь в 90-е годы, представлял себе будущее России?

— Я думаю, точно так же, как и все другие. Только отец Александр больше в это верил, чем средний человек. Вот с кем ни поговоришь — ругают правительство, ругают, что больше не выдаются путёвки в Крым, всё дорожает, издают не то, что надо, учат не так, как надо. По-моему, русский человек привык очень строго относиться ко всему. А с другой стороны, по собственному опыту мне кажется, что очень много зависит от абсолютно каждого человека.

И я думаю, что отец Александр, безусловно, верил в светлое будущее России. Я даже представить себе не могу, чтобы было по-другому. Кроме всего прочего, для него преподобный Серафим был очень важен. А преподобный Серафим что пророчествовал? Спасётся Россия. Будет Россия такая, как надо, пройдёт через это горнило. Вот, наверное, ещё проходит. Отец Александр хотел для России того, чего хочет каждый нормальный русский человек.

Протопресвитер Александр Киселёв на вечере в Татьянинском храме МГУ

— Какое письменное наследие оставил отец Александр?

— Его наследие огромно. Многие его статьи и лекции опубликованы в самых разных журналах, в том числе и в основанном им журнале «Русское Возрождение».

Из книг изданы:

«...Память их в род и род. Что надо знать, сохранить, донести». Нью-Йорк, 1981. Эта книга о царской семье.

«Пути России. Опыт рассмотрения прошлого как основы будущего». Нью-Йорк, 1990.

«Облик генерала А. А. Власова (записки военного священника)». Нью-Йорк, 1978. Книга была издана дважды.

«Чудотворные иконы Божией Матери в русской истории». Нью-Йорк, 1976.

Хочу рассказать еще об одном замечательном издании. В Нью-Йорке к 75-летию прославления преподобного Серафима объединились и издали акафист три храма имени преподобного Серафима. А когда в 1991 году в России было перенесение мощей, то предложили Святейшему Патриарху Алексию II акафист переиздать. Переиздали, немножко переделали. Тираж — миллион! И всё разошлось. Вот это сотрудничество!

Беседовал Даниил Сидоров

Фото с сайтов protopresviter.narod.ru, lib.rus.ec, а также из архива «Татьянина дня»