Урожайный год на неочевидные результаты

Фото: CNN.com

Разнообразный мир и густые процессы

― Андрей, в прошлом декабре мы с вами обсуждали прогнозы на 2016 год. Были ли неожиданности, которые не удалось предусмотреть?

― Год был очень урожайным на неочевидные результаты: по большинству крупных неопределённостей аналитики давали противоположную оценку. Среди них ― результат референдума по выходу Великобритании из Европейского союза и победа Дональда Трампа на президентских выборах в США, а также довольно быстрая развязка российско-турецкого кризиса, который мог иметь очень продолжительные и негативные последствия для нашей страны.

Победа Трампа, конечно, была ударом метеорита по всему американскому истеблишменту и по международным отношениям. Из 78 крупнейших газет 77 поддержали Клинтон, из 13 социологических служб 12 указывали, что побеждает она. Масса людей в европейских столицах не озаботилась, чтобы получить контакты штаба Трампа на случай его победы. В этом смысле наша страна не занимала чёткую позицию по предпочтениям в ходе этих выборов и, на мой взгляд, является одним из немногих благоприобретателей в этой ситуации. Даже в наименее благоприятном для нас сценарии ― если не удастся нормализовать российско-американские отношения ―Трамп окажется поглощён внутриполитическими вопросами, и это отвлечёт США от международной активности.

Что касается Турции, у военных обеих стран были указания готовиться к любым сценариям развития. Но контекст, в котором произошла попытка военного переворота в Турции, позволил руководству страны, сохранив лицо, снять с себя ответственность за уничтоженный российский самолёт. Трагическая гибель нашего посла Андрея Карлова даёт аргументы в пользу того, что турецкие спецслужбы действительно могут быть инфильтрованы силами, враждебными руководству страны. Однако всё равно российско-турецкие отношения не вернулись и в ближайшее время не вернутся на ту высоту, на которой находились до кризиса.

― В чём причина того, что аналитики оказались застигнуты врасплох?

― Мир становится всё более разнообразным, а процессы в нём ― очень густыми. Это уже не один и не два процесса, как во время «холодной войны», а одновременно не менее трёх-четырёх десятков. Мы ещё не готовы мыслить на этом уровне детализации. Например, чтобы предсказать победу Трампа, необходимо было анализировать не просто социологические опросы по отдельным штатам, а опросы по отдельным графствам (с поправкой на социальную дискриминацию сторонников Трампа) и их связь с голосованием выборщиков.

― Понимает ли руководство России, какие сложности возникнут при общении с Трампом?

― Думаю, Трампа мы понимаем не полностью. С такого рода политиками мы в США ещё не сталкивались: он в общем-то и не политик, а бизнесмен, причём сколотил состояние не на инвестициях, не на торговле, а на франчайзинге, то есть продаже своего имени. Судя по всему, у него не было слишком больших намерений в рамках предвыборной борьбы ― он просто хотел поддержать свой бренд и вывести его на новый уровень. По некоторым данным, Трамп встречался с Клинтонами накануне объявления о своём участии в выборах. Но видимо, аппетит пришёл к нему во время еды. Этот опыт не сможет повторить нигде ни один другой кандидат, и это создаёт огромную сложность для прогнозирования.

Фото: Stv-media.tv

― Выборы следующего года будут преимущественно внутриполитическими. Фокус элит на проблемах их стран сейчас гораздо больше, чем на проблемах международных отношений. Никто из этих лидеров не будет в полной мере пророссийским, и мы не прогнозируем немедленной отмены санкций в следующем году. Но то, что они будут поглощены внутренними проблемами, сместит фокус внимания с осуждения России на региональные вопросы.

Перспектива консенсуса

― В нашей прошлогодней беседе вы отмечали: «Нельзя исключить возобновления террористической активности в России. Но этот риск равномерно делят все западные страны». За 2016 год случилось несколько крупных терактов в Европе (Брюссель, Ницца, Берлин, неоднократно ― Стамбул). Россия пока этой участи избежала, если не считать гипотез вокруг катастрофы Ту-154. Сохранится ли уровень террористической угрозы в 2017 году? Возможна ли наконец реальная консолидация России, Запада и других стран на почве борьбы с терроризмом?

― Уровень террористической угрозы для России всегда стабильно высок. То обстоятельство, что в прошедшем году не было крупных терактов на территории России и против наших граждан, свидетельствует не о снижении этой активности, а об эффективной работе органов безопасности.

В следующем году уровень опасности не спадёт, но Россия уже знакома с этой проблемой и умеет её разрешать: заметна тенденция на снижение сложности и частоты террористических атак. Но, на мой взгляд, формирование широкой международной коалиции по борьбе с терроризмом не произойдёт из-за высокой политизации вопроса. Европейские страны, которые впервые столкнулись с массовым террором по отношению к себе, до сих пор находятся в растерянном состоянии и склонны обвинять кого угодно, только не себя. Думаю, в наступающем году они не будут готовы пересмотреть свои приоритеты.

― Вероятна ли эскалация сирийского конфликта вплоть до прямого столкновения России с США и их союзниками, или есть некий предел, за который стороны никогда не зайдут?

― На мой взгляд, сирийский кризис в наиболее острой фазе мы наблюдали осенью уходящего года, когда администрация Барака Обамы всерьёз рассматривала возможность нанести удары по военной инфраструктуре сирийского правительства. В результате могли бы пострадать российские военнослужащие, и конфликт перешёл бы на новую ступень эскалации. Но, на наше счастье, этого удалось избежать. Думаю, такой же острой фазы ситуация вряд ли достигнет, особенно при новой администрации США.

― Каковы шансы на выход из тупика и появление в Сирии коалиционного правительства?

― При новой администрации США есть перспектива нахождения консенсуса по сирийскому кризису, но гораздо большее значение будут иметь не российско-американские, а российско-турецко-иранские процессы. Если это трехстороннее соглашение окажется устойчивым и даст конкретный результат, то по крайней мере в некоторых районах Сирии удастся установить стабильную ситуацию и начать переговоры. Сложности могут возникнуть с теми отрядами, которые поддерживает Саудовская Аравия и Катар на востоке страны. Но если возникнет стабильность в остальных районах, то вопрос ИГИЛ (запрещённая в России террористическая организация ― «ТД») в районе Ракки будет гораздо проще решить. Думаю, следующий год будет посвящен борьбе с этой организацией.

Выйти из тупика в смысле формирования коалиционного правительства сложно. Люди, которые в Женеве обсуждают этот вопрос с правительством Асада, не представляют интересы людей, которые с оружием в руках борются с тем же правительством в Сирии. По этой причине женевские переговоры вряд ли дадут конструктивный эффект. Оппозиция сильно разобщена (в ней около 150 различных фракций), она не может выдвинуть единую делегацию для переговоров и единого лидера. Военная инициатива сейчас в руках правительства Асада, и оно её держит, постепенно освобождая территорию страны. Думаю, что в наступающем году эта тенденция продолжится, и урегулирование будет проходить скорее по сценарию, когда оппозиционные отряды будут присоединятся к перемирию и начинать участие в политическом процессе.

Одно из недвусмысленных заявлений, которые делал Трамп по поводу внешней политики, касалось Сирии. Он говорил, что интересы США и России в этой стране во многом совпадают, и борьба с исламистами ― общая борьба. Если Трамп окажется привержен этим словам, то российско-американский диалог состоится и будет успешным. А дальше жизнь покажет.

«Шторм» мы переждали

― Нельзя не упомянуть ситуацию на Украине. Насколько она может перемениться или останется в таком же замороженном состоянии, как мы наблюдали весь 2016 год?

― Ситуация на Украине в будущем году будет так же стагнировать ― как по линии конфликта в Донбассе, так и по линии социально-экономической и политической стабильности в стране. Нет никаких альтернативных политических сил, которые могли бы предложить новую программу избирателям. А нынешнее правительство не заинтересовано в урегулировании конфликта в Донбассе, поскольку считает, что тем самым получит враждебный инородный анклав внутри государства. Они готовы принять Донбасс только на своих условиях, а это значит, что должны исчезнуть руководители, которые сейчас направляют процесс, и должно быть полностью подавлено общественное движение, которое там существует.

Фото: Akcenty.info

 Поэтому в следующем году, судя по всему, урегулирования конфликта на востоке Украины не предвидится. Но, вероятно, большего внимания заслуживает социально-экономическая ситуация на Украине. По основным показателям она существенно ухудшилась, и на фоне этого правительство подняло ряд тарифов на инфраструктурные и социальные нужды. В любой другой обстановке подобное сочетание факторов дало бы социальный взрыв, но вряд ли это произойдет на Украине в следующем году. Нет никакой стабильной политической силы, способной мобилизовать и притянуть симпатии избирателей. Также в целом сохраняется консенсус основных олигархических групп вокруг текущего курса.

― Возможно ли обострение ситуации в Донбассе?

― Я не думаю, что оно возможно до полномасштабной войны, но возможно на уровне отдельных обстрелов, артиллерийских ударов, которые будут поддерживать в тлеющем режиме этот конфликт. Если такую ситуацию можно назвать стабильной, будем использовать это слово.

― Каковы главные вызовы на 2017 год?

― Я думаю, что в 2015 и 2016 в годах мы прошли очень напряжённый период для нашей страны, когда не были очевидны результаты многих решительных шагов России. Во многом руководство страны пошло на обострение, защищая государственные интересы. На это наложилась негативная экономическая конъюнктура, связанная с ценами на нефть. Сейчас начали поступать «дивиденды» от такой политики: выборы в европейских странах, выборы в США дали неожиданный электоральный эффект. Возникает ситуация, когда не Россия меняет свою политику по ключевым вопросам, а западные страны начинают обсуждать, в чем они были неправы и как им надо изменить отношение к России. Это, конечно, не является прямым следствием российской внешней политики, но показывает, что «шторм» мы переждали и можем выйти из него без крупных потерь.

Думаю, что в следующем году вряд ли можно ожидать катастрофических перемен. Угрозы, с которыми мы сталкиваемся в повседневном режиме, продолжат оставаться существенными. Ряд международных кризисов ― например, потенциальный кризис в Саудовской Аравии, или в отношениях между США и их ближайшими союзниками, возможное обострение американо-иранских или американо-китайских отношений ― России напрямую касаться не будет, кроме возможного усугубления ситуации в Афганистане. 

С другой стороны, начнёт давать результат отложенный рост отдельных показателей экономики. Постепенно, но постоянно увеличивается доля ВВП, которая производится не в энергетическом секторе. Экспорт российской высокотехнологичной продукции, товаров и услуг в сфере ИТ растёт двузначными цифрами и уже сопоставим с ростом экспорта вооружения.

Всё это говорит о том, что российская экономика адаптировалась к режиму санкций, в следующем году мы можем ожидать её рост и повышение реальных доходов населения. А в 2018 году предстоят президентские выборы, и тут уже правительство заинтересовано в том, чтобы подойти к этой дате с растущими реальными доходами. Думаю, что ключевые штормовые ситуации, которые мы наблюдали в последние два года, в 2017 году не будут такими угрожающими.

― Сейчас принято выстраивать параллели с событиями 100-летней давности. Видите ли вы такие аналогии?

― Нет, если говорить о международной ситуации, никаких аналогий я не вижу. Первая мировая война имела исключительные причины и относилась к своему историческому контексту. Кроме того, война между крупными державами перестала быть средством решения проблем ― она может их только создавать. Любое крупное столкновение, неважно в каком пространстве (в космосе, киберсреде, кинетическим оружием), порождает совершенно непоправимый ущерб для экономики, инфраструктуры и финансов, и их восстановление требует грандиозных усилий. И главное, такая победа, даже если она произойдет, не будет решающей. Обязательно последует реванш, и зачастую ответный удар может быть нанесен гораздо меньшими силами с сопоставимым уровнем разрушения. Поэтому вряд ли мы станем свидетелями конфликта, сравнимого с Первой мировой.

Беседовал Даниил Сидоров