В переводе с собачьего

Кобаяши, жестокий мэр города Мегасаки, переизбранный на шестой срок ― то ли великий диктатор, то ли эдакий Гражданин Кейн ― отправляет всех собак, больных собачьим гриппом, на специальный остров, гигантскую свалку. Но его воспитанник, мальчик по имени Атари, сбежав от охраны, летит туда на самолёте, чтобы спасти своего питомца Спотса. Там он находит других собак, каждая из которых говорит голосом какой-либо голливудской звезды, обладает яркой индивидуальностью и собственной собачьей гордостью. Вместе они продолжают поиски, полные приключений и выдумок.

Сложно представить, что этот сюжет может вызвать какую-либо критику. Тем не менее, Андерсону были высказано несколько характерных претензий. Например, в том, что его антиутопия выглядит игрушечной, а диссиденты изображены карикатурно. Мол, так может снимать только благополучный человек, который знает об ужасах тоталитаризма лишь понаслышке. Но ведь этот фильм не является политическим высказыванием ― скорее уж поэтическим.

Во-вторых, у некоторых рецензентов вызывает недоумение, что речь японских героев в фильме, как правило, даётся без перевода. Отсюда был сделан вывод, что у Андерсона туристический, колониалистский взгляд на Японию и ее жителей. Но ведь и родной язык Андерсон использует вполне условно ― как написано в начальных титрах, «Весь лай даётся в переводе на английский». И пусть взрослые жители Мегасаки в основном показаны как безмолвная масса, но Маленький пилот, японский мальчик, предстаёт в мультфильме настоящим гуманистом. Есть в мультфильме и суши, и хокку, и сумо, и кабуки, ― и всё это для Андерсона повод для фантазии на темы Японии, а не просто экзотическая приправа. В конце концов, «Остров собак» ― не документальное кино, а сказочная симфония детства.

Быть таким рассказчиком, как Андерсон, значит хранить «любительский» взгляд на реальность, конструировать сказку из подручных материалов. Оставаться открытым миру. Именно любопытство помогает и Трейси Уолкер, ещё одной замечательной героине «Острова собак», американской журналистке из школьной газеты. Начиная своё расследование, она высказывает догадку: «Кто-то что-то задумал», ― и постепенно добирается до самой верхушки гигантского заговора. В её образе не меньше забавных клише (так дети играют в ковбоев или детективов), ― но и уйма обаяния.

Андерсон любит кино, и кино любит его. Последние фильмы режиссёра ― многослойная, со скрытой перспективой, коробочка с секретами, с милыми сердцу вещицами. Недаром он так чтит Джозефа Корнелла, авангардного художника, который собирал коллажи из хлама и вырезок, жил одиноко и слыл аутсайдером. Кино Уэса Андерсона ― это, конечно, то же бегство в придуманный мир, эскапистское удовольствие. Но не детство ли внутри нас и даёт силы жить? Точно так же, как чувство одиночества заставляет двигаться вперёд мальчика Атари, который, хромая, идёт по пустынному острову, чтобы заново обрести друга?

Энергичный бой барабанов становится увертюрой к фильму. Дальше ритм отмеряется остроумными диалогами, монтажом, эффектными ракурсами и снова барабанами. Зритель с благодарностью принимает самые неожиданные повороты, потому что здесь его не считают за дурака, ему дружески подмигивают. Снова нашлось место любимым мотивам Андерсона: братству неудачников, которые, в конце концов, побеждают, погоням на подъёмниках и многофигурным симметричным композициям. Есть и неожиданные гости, такие, как Йоко Оно в роли ученого-химика по имени Йоко Оно... Андерсон виртуозно владеет материалом. Мультик про мальчика и собак превращается то в «Семь самураев», то в фильм Ясудзиро Одзу. Это зрелище напоминает виртуозный жонгляж, вроде того, что демонстрирует псу Шефу его возлюбленная по кличке Натмег.

Очень многое оправдывает невероятная точность фактур. Если собаки потрошат мешок с мусором ― внутри окажется натюрморт, балансирующий на тонкой грани между предельно-достоверным и художественно-условным. Сделанное Андерсоном и его командой ― кропотливая, штучная, длившаяся 87 недель работа на сказку. Трудно даже вообразить, сколько усилий было предпринято, чтобы клочковатая собачья шерсть развевалась на ветру, как настоящая, чтобы глаза у куклы вот так наполнялись слезами, чтобы лицо Атари выражало ранимость и решимость одновременно.

Впрочем, обо всех подготовительных усилиях забываешь, когда отправляешься в это путешествие, где все ― и зритель, и авторы, и люди, и собаки ― в конце концов обретают общий язык.