Виктор Мазурик: Японская картина мира парадоксальна только для иностранцев

Виктор Мазурик. Фото: Dmlib.ru

Виктор Петрович Мазурик родился в 1952 году. С 1974 года работает на кафедре японской филологии ИСАА, читает курс лекций по истории японской литературы с VIII века до наших дней. В 1983 году защитил кандидатскую диссертацию «Жанр надзо в литературе и фольклоре Японии». Доцент (1997), заслуженный преподаватель Московского университета (2015). Соавтор книги «Христианство в Южной и Восточной Азии: история и современность» (2016).

― Виктор Петрович, 2018 год объявлен перекрёстным годом Японии в России и России в Японии. Какое значение он имеет для обеих стран, или это больше символический шаг?

― По опыту прошлого я не очень большие надежды возлагаю на всевозможные официальные «перекрестные года». На этот раз, как и в прошлом, все будет зависеть от конкретного вклада конкретных людей, степени их таланта и желания сблизить наши страны. Конечно, в этом году гастролей, встреч, симпозиумов и так далее будет несколько больше, чем обычно. Значительным событием, несомненно, станут осенние гастроли театра Кабуки, планируются визиты известных музыкантов и прочее.

Я мечтаю о приезде нашего большого друга, талантливейшего молодого пианиста Цутиды Садакацу, победителя конкурса Рахманинова, православного христианина и частого гостя храма святой Татианы в годы обучения в Московской консерватории. Но для этого кто-то из наших продюсеров должен его пригласить, а желающих что-то не видно. Между тем он не просто блистательный музыкант, но и изумительный рассказчик, что для нашей молодежи едва ли не важнее самой музыки.

― Последние десятилетия в России ― просто бум моды на Японию: кухня, дизайн, электроника, формы стихосложения, аниме, не говоря уже о карате. Это всё имеет отношение к настоящей японской культуре, или перед нами её попсовая версия? 

― Вы верно отметили разницу между традиционной культурой и современной массовой продукцией. Последняя приносит нам модные «бренды», с глубинной культурой связанные чисто формально. А для постижения любой аутентичной культуры требуется серьезный интерес, усилия, время. Японскую же культуру особенно сложно уловить во внешних формах вследствие ее особой интровертности.

Фото: Cdn.turistacurioso.it

Когда был пик настоящего увлечения японской культурой в нашей стране ― сказать сложно. Мне кажется, пиков был несколько и все они имеют разную природу и интенсивность. Драматическая вовлеченность страны Восходящего солнца в геополитику ХХ века немало способствовала этому. Первый такой пик наступил после Русско-японской войны, когда этой страной впервые всерьез заинтересовались в мире. Начало ХХ века отмечено у нас и в Европе волной всеобщего увлечения стилем «жапонри» в духе «ар нуво». Это были весьма вольные фантазии на тему дальневосточной культуры вообще, при этом японское было смешано с корейским, китайским и даже вьетнамским и потому японским может считаться весьма условно. События Тихоокеанской войны 40-х годов, атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки вновь поместили Японию в центр внимания, а в период «холодной войны» мы сами были занавешены «железным занавесом», хотя никогда не были закрыты в такой степени, как Япония в эпоху Токугава (1603-1867). Открытие страны во второй половине века для нас совпало с открытием всего внешнего мира, а потому интересно было решительно все ― от народных праздников и обычаев до предметов быта. В 60-е годы был пик популярности японской литературы, в чем велика заслуга замечательных отечественных переводчиков. Сейчас же все по-другому.

― Как вы думаете, чем же так привлекает Япония наших соотечественников? В Европе и Америке японская культура вызывает такой же интерес? 

― С первого взгляда Япония, как и любая страна, привлекает своей самобытностью, но более глубокий интерес лежит в области сходств. Жителям Запада в японцах нравятся прагматизм, организованность, дисциплина, мастеровитость. Русские же чувствуют что-то родственное в отношении к природе, в полузабытой у нас крестьянской общинной этике и так далее.

― Спрос на японистику в ИСАА сейчас падает или растёт, и почему? Большой ли конкурс среди абитуриентов?

― По моим наблюдениям, конкурс за последние десятилетия почти не меняется количественно, хотя мотивы для поступления на японское отделения преобразились существенно. В мои студенческие годы всех интересовало японское искусство ― архитектура, кино, театр, литература. Кто-то был увлечен японской технологией, кто-то историей. Сейчас же главные побудительные мотивы ― анимэ, манга, компьютерные игры.

Институт стран Азии и Африки МГУ. Фото: plccr.ru

― В чём особенности японистики именно в Московском университете? 

― Главная особенность школы ИСАА МГУ в том, что мы ― наследники насчитывающей уже несколько веков традиции отечественного востоковедения, а не просто «школа языка и бизнеса», как это сейчас принято. Увы, многое ушло с прежними поколениями учителей, но есть таланты и в среде молодежи. Избранная для изучения культура также накладывает свой отпечаток. Давно уже замечено, что наши китаисты ― люди более собранные, склонные к логическим выводам, точным формулировкам и так далее, японисты же ― ценители лирики, трудно изъяснимых впечатлений, спонтанной динамики, интуиции.

― Вообще в массовом сознании японская культура очень парадоксальна. С одной стороны, дзен-буддизм, медитативность, созерцательное отношение к миру, проявившееся и в живописи, и в поэзии. С другой ― невероятный минимализм в быту, квартиры-клетушки, уникальный культ труда и такое чисто японское явление, как кароси (смерть от перенапряжения на работе). Опять же, огромные успехи в современных технологиях ― и почтение к древним традициям. Как это всё сочетается? 

― Напряженная парадоксальность, антиномичность японской картины мира ― чистая кажимость, присутствующая только в сознании иностранцев. Японцы привыкли воспринимать действительность недуально, как это делают дети в период до формирования у них языковых структур, уже содержащих в себе противоположности. Медитативность вообще, а дзэнская в особенности ничуть не противоречат сколь угодно активному образу жизни и даже предполагают его. Идеал состояния недеяния (увэй) ― это поведение опытного воина на поле боя. Это, скорее, отсутствие ментальных метаний. Кстати, именно минимализм в быту и в бытии ― отличительная черта подобной психологии.

― Есть точка зрения, что сейчас японская культура больна, чуть ли не смертельно (тут вспоминают и самоубийства, и изменившееся отношение к семье, и многое другое). Наиболее радикальные головы говорят, что корень проблем ― в реставрации Мэйдзи, когда страна пошла по европейскому пути и совершила настоящий рывок, но при этом, как они считают, утратила идентичность. Это мнение имеет хоть какое-то отношение к реальности?

― Верно то, что Япония существует не «на небеси», а там же где и мы, грешные, а потому больна всеми современными бедами. Например, степень клинического аутизма в японской молодежи значительно выше, чем в России, ибо компьютерный «прогресс» глубже пустил свои щупальца в японское сознание. При этом в японской интуиции всегда присутствует ощущение культурной преемственности, ее никто не поддерживает специально, это качество чисто инстинктивное. Поэтому современный культурный и даже цивилизационный кризис проявляется у них по-другому, чем у нас. Присущая нынешнему миру внутренняя конфликтность гораздо реже проявляется в Японии внешне, что порой усиливает скрытые психозы, приводит к самоубийствам и так далее.

Портрет Императора Мейдзи, 1888 г. Фото: History.com

Но есть и общинные механизмы смягчения подобных напряжений. Это, в частности, феномен «амаэ» ― готовность жертвовать личной автономией ради коллективной гармонии, умение держать дистанцию (ма), всегда оставляя пространство для встречи иной точки зрения (омои-яри), умение действовать по жестко определенному протоколу со строгим соблюдением вертикальной субординации и горизонтальных связей между сферами «своего» (ути) и «чужого» (сото), а также многое другое, воспитанное долгим и суровым Средневековьем.

Хотя с тех пор утекло много воды, и некоторые японские историки из числа моих знакомых уверены, что после эпохи прозападного просвещения (период Мэйдзи, 1867-1911) Япония «уже не та», как и Россия после петровских реформ. Но как раз русский опыт доказывает, что подлинная идентичность не до конца совпадает с внешними условиями жизни ― государственным устройством, политико-экономическим процессом и даже культурными направлениями и стилями. Есть нечто, что пробивает себе дорогу сквозь все это, находя каждый раз новые пути. Конечно, домэйдзийская Япония и нынешняя внешне имеют мало общего, но это все тот же народ с тем же «символом веры», не всегда сформулированным словесно.

― На что нужно обращать внимание, чтобы понять настоящую Японию, если нет возможности туда поехать? Проще говоря, какие фильмы нужно смотреть, в какие магазины, рестораны и клубы ходить, какие книги о стране читать? 

― «Умом Японию не понять», но почувствовать ее можно, если серьезно заняться одним из практических японских искусств или ремесел. В ИСАА МГУ такой «лабораторией живой культуры» служит открытый для всех желающих класс традиционного Чайного Действа (тяною), своеобразной чайной литургии.

В фильмах я бы рекомендовал обратить внимание на первую половину ХХ века, на таких режиссеров, как Ясудзиро Одзу, Нарусэ Микио, Мидзогути Кэндзи и др. Даже всемирно известный Куросава Акира в этом смысле менее важен, ибо это «киноокно» японской культуры на Запад.

Кадр из фильма «Токийская повесть», 1953 г. реж. Ясудзиро Одзу

Что же касается литературы, то она столь богата, что почти каждый может выбрать авторов и произведения по собственному вкусу, рекомендовать что-то всем сразу крайне сложно. Советовал бы только пристальнее «вчувствоваться» в японскую поэзию в талантливых переводах Веры Николаевны Марковой и других японистов. Обратите внимание на таких поэтов, как Сайгё, Тэйка, Басё, Бусон, Рёкан, Исса, Сики, Такубоку и др. О ресторанах и клубах не смогу сказать ничего определенного ― не очень хорошо знаком с этой сферой.

― Вы говорили, что самое главное в японской культуре ― это литература, в первую очередь поэзия. Кто ваши любимые авторы? С каких произведений посоветуете начать знакомство? 

― Мои любимые японские авторы ― поэты Хитомаро и Акахито, Сайгё и Санэтомо, Исса и Рёкан, Такубоку и Миядзава Кэндзи, драматурги Дзэами и Тикамацу, прозаики Кэнко-хоси, Ихара Сайкаку, Уэда Акинари, Нацумэ Сосэки. Да всех и не перечислишь...

― Не можем не задать несколько вопросов о религии. Журналист Дмитрий Соколов-Митрич так писал о японском православии: «ЯПЦ — это тот самый случай, когда в церкви все так, ребята. Никакой достоевщины и даже лесковщины. Никакого сращивания с государством. Прозрачная бухгалтерия и строгий статистический учет всех верующих. Неукоснительное исполнение всех стандартов духовной жизни. Регулярные богословские собрания в каждом приходе. Строгий пост и чистосердечная молитва. Культ благотворительности и добрых дел, без которых вера мертва. В общем, полный набор всего того, чем тычут в Русскую православную церковь со всех сторон — и либерально настроенные верующие, и консерваторы, и даже технократы из нового духовенства. Но на выходе — закономерный результат: 10 тысяч человек на 127 миллионов. Потому что таково объективное свойство человечества».

Вы согласны с такой оценкой? То, что православных в Японии так мало, ― действительно «объективное свойство человечества», или особенности национального характера и отношения к религии? А если последнее, то был ли в шанс у христианства в Японии стать массовой религией?

― Да, явление духовной энтропии ― реальность, Апокалипсиса никто не отменял. Мне кажется, что Церковь воинствующая не живет без проблем, будь то японская или современная российская, она существует в непрерывной и бескомпромиссной борьбе с этими проблемами. Но бывают особо сложные эпохи. В синодальный период наша Церковь была опасно сближена с государством, что впоследствии привело к отпадению от нее сначала воспитанной на базе западного Ренессанса и Просвещения интеллигенции, а затем и значительной части народа, и это вызвало гонения. Выйдя из кровавой купели ХХ века обновленной и укрепленной, с сонмом новомучеников и исповедников, она сейчас вынуждена проходить «медные» и кремневые трубы цивилизационных искушений.

Воскресенский кафедральный собор Токио. Фото: Патриархия.ru

Японская же Церковь сначала лишилась связи с русской и попала под влияние англо-саксонской (в 1947-1970 гг. большая часть Японской Церкви находилась в юрисдикции Американской митрополии (ныне Православная Церковь в Америке) ― «ТД»), а теперь вынуждена выживать в мире, где простое сохранение семейных культурных традиций само по себе связано с невероятными трудностями. Это, впрочем, касается не только судьбы японского православия. В таком же положении находятся даже традиционные конфессии страны ― синто, буддизм, даосизм, конфуцианство. Меня весьма обрадовало недавнее сообщение о начале создания православного монастыря в Японии. Отчего-то мне кажется, что при разумной помощи России он сможет сыграть очень важную роль в истории японского христианства. Но работа там предстоит поистине подвижническая. Станет ли христианство в Японии массовым ― Бог весть, но, видимо, Церковь и не может стать в этом мире господствующей, такова природа мира.

Беседовала Дениза Хасан