«Подбросы» ― сага об отсутствии чувств

Новый фильм Ивана И. Твердовского «Подбросы» завершил триумфальное шествие по международным кинофестивалям. «Кинотавр-2018» и еще более десяти смотров принесли фильму множество наград ― от лучшей женской роли (Анна Слю) и лучшей операторской работы (Денис Аларкон-Рамирес) на «Кинотавре» до приза за лучшую режиссуру на фестивале в Коттбусе. Теперь и российские зрители могут посмотреть, за что присуждены призы.

Фильм действительно яркий, хотя и снимался по преимуществу в ночное время, и броский. Не только в смысле частых и весьма реалистичных метаний главного героя Дениса (Денис Власенко) под колеса иномарок, но и по художественным приемам и высказыванию. Что-то от Дэвида Кроненберга с его смакованием ран и увечий, что-то от эстетики нуар с постоянной ночной жизнью и ожиданием нехорошего, что-то от наследия скандинавской «Догмы-95», нечувствительной к мелким деталям вроде зрительского удобства и эстетики. Ну и, конечно, что-то именно твердовское в стилистике картины: туманы, лишенное привычных мест пространство вроде бы знакомого города, повседневная интонация в диалогах персонажей, бесконечный сарказм по отношению к власти. Первый фильм Твердовского-младшего «Класс коррекции» можно условно считать артхаусной драмой в суровом реалистичном быту Подмосковья, второй фильм, «Зоология», ― мечтательная, но несколько отталкивающая притча из жизни приморского города. «Подбросы» автор определил как фильм-нуар с элементами комикс-стилистики. Некоторые критики назвали это арт-экшном, я думаю, что подойдёт и притча-нуар с социальным подтекстом.

 

Итак, жизнь детдомовского подростка Дениса внезапно меняется после побега с мамашей подросткового поведения, которую Диня иначе, как Оксаной (Анна Слю), и не называет. Учитывая изрядное внешнее сходство между Власенко и Сергеем Бодровым, можно с некоторой натяжкой говорить о еще одном «брате» в российском кинематографе. Как и Данила Бодров во второй части фильма Балабанова, Диня внезапно узнает, что у него есть «огромная семья». Только это не вселенских масштабов Россия с полями, колосками и речками, а любящая выпить мамаша с «грязными танцами» и кучкой отъявленных «друзей» ― случайных подельников по автоподставам. Под руководством оборотня в погонах, сотрудника ДПС Паши в веселом и злом исполнении Данила Стеклова, и под прикрытием судебного сговора в лице прокурора (Павел Чинарев), адвоката (Вильма Кутавичюте) и судьи (Александра Урсуляк) Диня делает быструю карьеру «подброса». Он попадает под колеса автомобилей заранее намеченных жертв, либо чем-то не угодивших системе, либо просто достигших успеха.

Конечно, премию «цинизм года» должна получить Вильма Кутавичюте ― с таким непрошибаемым, самодостаточно-равнодушным видом она сидит на многочисленных судебных заседаниях, где все участники сговора дают ложные показания, вызывая бессильный гнев у жертв заговора под неумолимый стук молотка симпатичной, приятной на вид, но прожженной тем же цинизмом судьи. Интересна и роль постоянной актрисы Ивана Твердовского Натальи Павленковой. Из привычно отрешенной и замученной бытом женщины (мать главной героини из «Класса коррекции», печальная дама с хвостом из «Зоологии») она ловко превращается в циничную, уверенную в себе врачиху, мать ДПСника, которая выдает для судов подложные документы о многочисленных травмах Дениса. Что-то человеческое в ней еще теплится, когда она с остатками совести рекомендует парню «бросать это дело», но в остальном это такой же участник схемы.

 

А что же мама Дениса, мелкая судебная сошка, подающая бумаги и объявляющая «встать, суд идет» на заседаниях? Анна Слю рисует удивительный портрет современного, нечувствительного к мукам совести человека. Это не бездушность судебных чиновников, не грубый цинизм полицейского сотрудника, не холодное усталое равнодушие медработника и не «каждый каждому чужой», как среди участников ночных московских тусовок. Это что-то гораздо худшее. Отсюда ― пугающее одиночество симпатичной на первый взгляд барышни: у адвоката с прокурором есть связь, у судьи ― коллеги и карьера, у мамаши-доктора ― туповатый и злобный сынок, а у Оксаны ― никого и ничего. Ведь мамаша-оборотень не только подбросила малыша в детский дом, но и через 16 лет его оттуда незаконно увезла, чтобы продолжить подбрасывать, но уже под колеса автомобилей. Особенный штрих тут болезнь Дениса ― анальгезия, то есть нечувствительность к боли. То ли редкое побочное явление от маминого предательства, то ли результат детдомовских издевательств.

Возможно, эта анальгезия ― просто ироническое указание на русскую терпеливость, а может быть, типичный для Твердовского штрих, выделяющий главного героя среди обыкновенных людей. Такие аномалии, будь то сложности развития в «Классе коррекции», омерзительный хвост из «Зоологии» или вот эта нечувствительность к боли, становятся универсальным ключом к повседневному уродству людей, нечувствительных ни к чужой боли, ни к своим порокам.

 

Традиционная для режиссёра мягкая, щадящая концовка есть и в «Подбросах». Диня ― живой и относительно здоровый, поумневший, но не утративший достойной князя Мышкина всепрощающей улыбки ― возвращается в лимбическую атмосферу интерната, к таким же оторванным от реальной жизни подросткам и подозрительно душевному директору в исполнении Дмитрия Грошева. «Все сложно, там вообще все сложно» ― делает он вывод о взрослой жизни.

Герой из Дениса получился не очень действенный: вроде бы беззлобный, трогательно наивный, не ищущий ничего для себя, никого не осуждающий, не стремящийся к сомнительному успеху и большим делам, которыми его «вдохновляет» Паша. Но при этом он не переживает из-за лжесвидетельств на судах, обрекающих людей на незаслуженные страдания. Нравственный камертон из него никакой: для циничных хозяев мира он просто инородный чудак, блаженненький. Впрочем, не стоит забывать, что это очень юный, незрелый, не способный на сложную эмпатию мальчик, который внезапно обрел сентиментально-лицемерную мать, неоновую комнату с двуспальной кроватью, место под скудным осенним солнцем в окружении крутых и взрослых людей.

Одно то, что у Дениса хватает сил хотя бы с третьей попытки послать все это в задницу, ― уже весьма добрый признак. Но послать куда подальше старый мир ― одно, а выстроить свой, новый ― совсем другое. Кто знает, может, к этому жертвенному строительству и готовятся все эти брошенные дети ― не только в интернатах, но и те, что только по инерции остаются внутри семей? 

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале