Истина где-то рядом. Размышления о Рождестве

«Давайте пожелаем части человечества, наконец, понять, что бог если и есть, то ему глубоко класть на человечество и мелочные желания сиюминутной органической пыли, на крохотном шарике, где-то посреди немыслимых расстояний и триллионов миров. Наше существование — мгновение, даже если создатель и обладает сознанием отчасти похожим на человеческое (в чем я сильно сомневаюсь) то неужели вы думаете, что Ваши молитвы и просьбы к богу будут реализованы? Лично для себя, единственный "характер" который подходит для гармоничного "вплетания" божественной сущности в этот мир, это Бог-игрок. Безупречно гениальный, беспредельно жестокий. Вселенная — аспект его игры, и даже идея（(молить) просить его о чем либо абсурдна. Почему? Да потому, что мы — его игрушки, которыми он играет в одному ему понятные игры, по ему одному понятным правилам». (Из интернет-дискуссий, сохранены орфография и пунктуация оригинала.)

Этого холодного, равнодушного, бесконечно далекого от нас Бога я постоянно встречаю в рассуждениях людей неверующих. Он может выступать под именем Вселенной, Абсолютного Духа, Великого Разума, Изначального Сущего, Законов Природы — все это, конечно, с большой буквы. В Нем нет ни грамма «органической пыли», всему теплому, пушистому и телесному Он даже не высказывает «фи», а просто демонстрирует равнодушие. Не мараться же Ему в грязи и слизи, в материальном и тленном! Абсолютный Дух лишь зажигает звезды и вращает по эллипсам планеты. Хоть жрите друг друга заживо — все равно мы тараканы в подвале его великого Дворца.

Но мы, христиане, решили, что Абсолюту не все равно! Вот что пишет современный богослов Оливье Клеман: «Бог входит в наше удивление, восхищение, беспокойство, тревогу или страдание. И каждый раз мы чувствуем, что мы не потеряны, что в основе всего лежит не ничто, но любовь. Это и есть непрестанная молитва: жить с внутренним убеждением, что в глубине вещей нет небытия, но есть любовь».

Это тот самый Бог, который не погнушался ради человека родиться из «органической пыли». И я верю в такого абсурдно любящего Бога, как адепты равнодушного Абсолюта верят в своего. Кто из нас прав? Хороший вопрос: Бога все-таки не измерить линейкой. Верующим в Абсолют кажется, что правы они, потому что такая правда «логична». Мне же эта безупречная логика кажется самоубийственной — в ней незачем жить. Эта «правда», в которой «Бога нет и все позволено» или «Богу все равно», давит человека и все человеческое сапожищем: ты сильнее — доминируй, ты умнее — обмани, и вообще не верь, не бойся, не проси.

В культовой песне Nautilus Pompilius есть строчки: «Раньше у теперь у нас было время, теперь у нас есть дела: доказывать, что сильный жрет слабых, доказывать, что «сажа бела». Для меня «правда» о том, что «сильный жрет слабых», так же далека от истины, как и то, что «сажа бела». Мне гораздо ближе принцип спасительности истины, по которому формулировали догматы в христианской традиции. Истина не может убивать, озлоблять, развращать и разрушать — она должна спасать, мирить и дарить радость жизни. Если истина людей практичных — то, что они вывели из прошлого, то истина странных верующих — это росток будущего, который появляется вопреки логике зла, окружающей нас.

Христос говорит: «Я есть путь, истина и жизнь». Не может быть истины там, где нет жизни и пути. Моя истина способна менять все, оживлять, действовать «из будущего», а не «из прошлого». Смысл благой вести христианства в том, что у Бога по поводу любого преступника и грешника есть «особое мнение» — та самая божественная любовь, которая может изменить человека и отменить самый справедливый приговор. Это не истина, основанная на реальности, а истина, меняющая реальность, «сдвигающая горы».

Люди, не верящие в христианского Бога, все равно верят в какие-то принципы, лежащие в основе Вселенной. Если человек верит в превосходство белой расы, он положит тысячи детских трупов. Если в воровские понятия — он будет жить в мире, где быть честным значит быть «лохом». Если в «холодный равнодушный Абсолют», то зачем быть добрым к людям?

Но если я вижу Христа и понимаю, что «Се — Человек», то у меня больше нет оправдания для моей низости и права говорить, что вокруг только сволочи. Есть человек, который смог по-настоящему быть человеком. И я смогу! Ну хоть немножко, вопреки тому, что сволочей все-таки немало.

У замечательного современного поэта Ксении Желудовой есть такие строчки:

и в тюрьме есть лаз, и в суме — дыра;

и вдвойне ценнее путь без поводыря;

и младенец был равнодушен к почестям

и дарам.

и младенец держал удар и держал лицо;

я с тех пор держу державу, ношу кольцо

и гнушаюсь зваться предателем

и подлецом.

И кто-то «гнушается зваться предателем и подлецом», а кто-то нет, потому что «не мы такие, жизнь такая».

Дважды два будет четыре, хочешь ты того или нет. А вот истина веры всегда предполагает диалог, соучастие человека. Пилат спрашивает Христа: «Что есть истина?» — и не получает ответа. Потому что не ждет его. Для Пилата это вопрос риторический — он, как человек, многое повидавший на пути к власти, к тому же просвещённый римлянин, не допускает, что есть какая-то истина кроме того, что «сильный жрет слабых». И потому становится инструментом разъярённой толпы, хотя прекрасно понимает, что Христос невиновен. В нем нет той искорки неземного безумия, которая позволяет человеку действовать вопреки обстоятельствам и в конечном счете изменять «объективную реальность».

Вопрос о Боге — в конечном счете вопрос о Человеке. Каким он должен быть, к чему стремиться, что ценить, а что — отбрасывать. Поэтому для меня истинность христианства — не в «исторической достоверности Христа» или «материальных доказательствах Бога».

Раньше я представляла, что истина — это логико-математическая формула, высеченная в граните, которую могут понять только люди с десятью учеными степенями. А сейчас принимаю истину, выраженную в улыбке младенца где-то в пещере на краю империи. Беззащитную и странную — но понятную любой бабушке из соседнего подъезда. Мой Бог не написал философский трактат или учебник формальной логики, а сказал: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам» (Лк. 10:21).

Мой Бог рожден женщиной, и Он против пафосной «чистоты», рациональной холодности, равнодушия Вселенной, безразличия Кармы — против любой «идеальности», растаптывающей человека, когда тот ошибается.

Мой Бог рождается в хлеву, а не на горе Олимп; он хотя и Царь, но не супергерой, а изгой. И здесь, в маленькой пещере, среди простых и добрых людей — единственный Смысл. Здесь небо спускается на землю, сюда великие мудрецы несут дары, потому что здесь — то, что они искали. Здесь Бог, Который смотрит на людей не как на пешки в своей игре, не воротит нос от нашей нечистоты, а принимает её на Себя, протягивает руку, «входит в наше удивление, восхищение, беспокойство, тревогу или страдание». И этот Бог с улыбкой вручает мне самую настоящую Истину — доступную без тайных знаков, ступеней посвящения и образовательного ценза.

Истину, которую я бы тоже описала словами Ксении Желудовой:

прочитай и выучи наизусть:

тьма имеет предел, и любая грусть

преодолима, если построить мост;

боль исчерпаема, горе имеет дно,

если осмелиться встать в полный рост,

дотянуться до счастья, ибо оно

досягаемо, и рецепт его крайне прост.