Город бесконечных переименований. Беседа с преподавателем филиала МГУ в Нур-Султане

Елена Литневская

— Елена Ивановна, как вышло, что вы связали жизнь с преподаванием русского языка? Что повлияло на ваш выбор?

— Мне кажется, это русский язык выбрал меня! У меня не было ни малейших сомнений, что это моё, еще в средней школе, мне уже в пятом классе нравилось в этом «ковыряться». И когда я поступала в Московский университет, даже не рассматривала никаких запасных вариантов, мысли не допускала, что это может быть не русская филология и не МГУ.

Моя мама тоже филолог, но литературовед. А каждый филолог знает, что способ осмыслять и описывать изучаемое у лингвистов и литературоведов очень разный. Так что моя мама совершенно не понимала, в чем прелесть моих попыток исследовать систему языка, для нее изучение русского языка было слишком «сухим».

— В вашей альма-матер вы сейчас читаете курс лекций по словообразованию и морфологии русского языка, а также по коллоквиалистике. Что это за дисциплины?

— Думаю, со словообразованием и морфологией все понятно — это строение слова, его образование и грамматическое устройство. Это мы по школе более-менее понимаем и помним.

Но, кроме того, есть еще один предмет, который я веду, причем очень-очень давно, с начала 90-х годов. Это методика преподавания русского языка в школе, и я единственный на кафедре кандидат не филологических, а педагогических наук. Мой учитель и научный руководитель дипломной работы в университете — уникальный ученый Михаил Викторович Панов. Он был лингвистом с большой буквы, но много внимания уделял школе и популяризации научных знаний. Многие знают его книги для школьников о русской орфографии «Занимательная орфография» и «И все-таки она хорошая!».

«Мы вас сейчас как научим!» Слева три казахстанские коллеги с кафедры филологии, справа и сзади — московские

Словообразование, морфология, методика — это дисциплины базовой части учебного плана. А коллоквиалистика — направление моих спецкурсов и спецсеминара и главный интерес моих научных исследований в последние 15 лет. Термин этот не очень известный и популярный: внутренняя форма — «коллоквиал», то есть разговорный. То есть это учение о разговорной речи. Эти исследования в русистике масштабно начались только во второй половине XXвека, причем изучали коллоквиалисты устную речь, а меня заинтересовали тексты, которые у нас появилось массово только в XXI веке в результате SMS и интернет-общения. В общем, неформальная электронно опосредованная коммуникация, которая, по моему мнению, породила не существовавшую ранее письменную форму разговорной речи, существенно отличающуюся и от официальной письменной речи, и от неофициальной устной.

— А насколько вообще изменилась письменная разговорная речь под влиянием мультимедиа?

— Это новая семиотическая система со своими законами. В устной разговорной речи слова составляют меньшую часть смысловой нагрузки, потому что мы жестикулируем, показываем на какие-то предметы (можем сказать «на» и протянуть вещь, а нам скажут «угу»), и если контекста мы не знаем, то понять такого рода текст мы не можем. Это называется «акциональная конситуативность», то есть значимость вовлечения действий для понимания устного коммуникативного акта. А письменная разговорная речь — то, чего, в общем, до сей поры толком не было. Потому что если мы читаем какую-то художественную книгу, то диалоги героев все равно представляют собой имитацию разговорной речи. Любые аудиозаписи наших бесед покажут, что мы говорим не так, как авторы это представляют. И, кстати, не так, как кажется нам самим.

«Демонстрируем таланты и празднуемв филиале!» Группа студентов-филологов и их преподавателей в здании Казахстанского филиала

А с появлением интернета и SMS очень большой вес приобрели свойства и возможности самих носителей: клавиатуры, программ. Например, в Skype идет чередование реплик: уже может быть задан новый вопрос, а ты еще отвечаешь на предыдущий, формальные связи между репликами становятся неочевидными или вовсе отсутствуют и прочтение текста оказывается нелинейным. Или когда идет онлайн-трансляция, возникает ситуация, которой не существовало в письменной речи, где мы читаем текст слева направо и сверху вниз: тут у нас последующее сообщение появляется не ниже, а выше предыдущего. И если этого не знать, то написанное вообще не имеет смысла для читающего.

Русистика долго «отбрыкивалась» от такой области исследований, как язык интернета, хотя в мире работы на эту тему появились еще в конце прошлого века. У нас же о появлении интернет-лингвистики можно говорить как о сравнительно недавнем научном направлении.

— Есть мнение, что теперь ставить в конце сообщения точку — невежливо…

— Действительно, точка — что-то категоричное, официальное. Понятно, что такой смысловой нагрузки у точки раньше не существовало. Возникает новый этикет письменной речи, новые средства обозначения эмоций и намерений, это очень интересно. Причем тут есть и национальная специфика: обозначая смайлик-улыбку, те, кто использует латиницу, набирают букву D, а мы ставим скобку. И то, что этих скобок может быть много, а их количество тоже может быть значимо, приводит иностранцев в полное недоумение. Они не понимают, что это за «забор»!)))))

— У вас большой простор для изучения разговорных особенностей языка: вы уже 17 лет преподаете в филиале МГУ в Казахстане. Как началась ваша работа там?

— Филиал МГУ в Астане — второй по времени открытия после Севастопольского. Он открылся на два года позже, в 2001-м. Анна Валерьевна Архангельская курирует филологический факультет филиала в Крыму, а я с 2002по 2018-й — с небольшим перерывом — была куратором филфака в Казахстане. Так что это отчасти и мое детище: надо было с нуля помогать выстраивать в чужой стране образование, которое позволяет студентам филиала получать такие же знания и такой же диплом, как и здесь, в Москве. 

«Ректор о нас не забывает!» В Астане

— Насколько это было сложно?

— Сложно. Филиал состоит из пяти направлений: там есть математики, есть прикладная математика и информатика — то, что у нас ВМК, есть экология и природопользование — такой кусочек географического факультета, экономический и филологический факультет.

Естественно, есть штат местных преподавателей, который набирался вне моего участия. Но на кафедре филологии по главе с доктором филологических наук профессором-фольклористом Галиной Ивановной Власовой работают замечательные преподаватели, которые имеют отношение к МГУ: либо оканчивали его, либо учились у нас в аспирантуре и защищали диссертацию. В то же время по положению о филиалах большое количество дисциплин должно быть вычитано преподавателями МГУ, приезжающими из Москвы. А ведь филиалов у нас несколько.

Понятно, что в программе филиала есть особенности: студенты изучают казахский язык, литературу, культуру и историю Казахстана, но остальные предметы у них такие же, как у нас. И Казахстанский филиал на сегодняшний день единственный, который присылает своих студентов учиться в Москву на достаточно длительный срок. Наш первый набор проучился в России половину срока специалитета — 2,5 года. Сейчас у нас филологи учатся в Москве год. Более того, до этого года мы их выпускали в Москве! Они у нас сдавали госэкзамены, защищали диплом. Сейчас немного изменяется порядок обучения: бакалавры будут приезжать на предпоследний курс, но магистранты по-прежнему пока будут выпускаться в Москве.

— За счет чего можно было так устроить и почему этого нет в других филиалах?

— Это связано с отношениями между Казахстаном и Россией. Открытие филиала было инициативой самого высокого, президентского уровня, и финансирование идет из бюджета Казахстана. Это очень дорого, дороже, чем финансирование других казахстанских вузов. Представьте: нужно оплатить командировки московским преподавателям, приезд студентов в Москву и их проживание. 

«Ура, защитили дипломные работы!» В Москве на кафедре русского языка с завкафедрой филологии филиала Галиной Ивановной Власовой

— Насколько для студентов из Казахстана престижно учиться в филиале МГУ?

—В Казахстане, разумеется, есть свои государственные университеты. При этом Казахстан развернут и к России, и к Европе и Америке, поэтому там есть филиалы других иностранных вузов, в некоторых преподавание ведется полностью на английском языке. Но филиал МГУ — это престижно. Для примера: у нас набор всего 125 человек на все факультеты. По одной группе в 20-25 человек на каждом факультете. Приемные экзамены обязательно проводит команда из Москвы; я, например, каждый год езжу старшим экзаменатором по русскому языку, который сдают абитуриенты всех факультетов. Так вот в этом году был конкурс около 8 человек на место. Причем на экономическом направлении вообще бывает до 15 человек на место! И год от года конкурс растет — это несмотря на то, что абитуриенты должны сдавать вступительные экзамены, так как у них нет результатов российских ЕГЭ.

— Куда идут выпускники после окончания филиала?

—Как и в Москве, в самые разные места. Но в последнее время министерство обратило внимание, что многие не возвращается в Казахстан для продолжения учебы или для работы, а остаются учиться в Москве или едут в Европу. Один мой дипломник, например, уехал в магистратуру в Чехию. Отчасти поэтому решено, чтобы бакалавры выпускались не в Москве, а в Казахстане. Потому что когда бакалавры приезжают на весь выпускной курс к нам в Москву, они участвуют в нашей универсиаде, а победители имеют право поступать в московскую магистратуру без летних экзаменов. Более того, если они набрали высокие баллы, их берут без экзаменов в магистратуру еще многих престижных московских вузов — Высшей школы экономики, например, и других.

Акмолинск в конце 90-х годов ХХ века. Правый берег Ишима (старый город)

Но важно сказать, что из наших филиальских выпускников шесть на сегодняшний день уже преподают литературу и русский язык в самом Казахстанском филиале. Одна из них уже защитила кандидатскую диссертацию, другие работают на ней. Все молодые, энергичные, достойная смена.

И еще похвальба, но честная: в самом Казахстане все время проводятся республиканские (то есть все казахстанские) студенческие универсиады. И это стало почти «неприлично»: за все время, что наши филиальские команды ездят на эти командные и индивидуальные интеллектуальные состязания, они всегда занимают какие-то призовые места. Пять раз занимали первые, а вторые и третьи места мы уже почти перестали считать. А студентка 2 курса филологического факультета филиала Алина Камалова одержала победу в номинации «Студент» в очном туре Всемирного лингво культурологического конкурса по русскому языку и литературе. Всемирного!

— Переименование Астаны в Нур-Султан как-то коснулось филиала?

— О, это очень интересно! Это город бесконечных переименований. Я по старинке называю его Астана, хотя, конечно, знаю, что он теперь Нур-Султан. Впрочем, даже во многих официальных документах и сейчас пишут: в городе Нур-Султан, а в скобках указывают — Астана.

Город этот возник в середине XIX века и назывался Акмолинск до тех пор, пока в 1960-е там не начали поднимать целину и не переименовали его в Целиноград. Особенностью этого города было то, что и в XIX веке, и в целинные времена русского населения там было больше, чем казахского. Когда СССР распался, Целиноград переименовали в Акмолу — это местная огласовка названия Акмолинск. Когда в 1997 году президент Нурсултан Абишевич Назарбаев принял решение перенести столицу из Алма-Аты в Акмолу, ее назвали Астана — в переводе с казахского «столица». А когда Назарбаев снял с себя полномочия президента, город назвали Нур-Султаном. Причем это очень удачное название: с одной стороны, увековечили имя первого президента Казахстана, с другой — название города пишется через дефис и переводится как «светлый правитель». Но самое интересное — город Нур-Султан находится в Целиноградском районе Акмолинской области, а жители города до сих пор называются астанчанами! 

Астана в 2000 году. Левый берег Ишима: столица строится

— Этой темой тоже могли бы заняться лингвисты. Вам в филиале пришлось переделывать все документы и дипломы?

— Естественно, существует масса официальных документов, заключаются договоры, все это переделывается. Но возникла ситуация сложнее: Казахстан решил переходить с кириллицы на латиницу (надо сказать, что кириллица как основа письменности казахского языка была введена только в 40-е годы ХХ века, до этого было десятилетие использования латиницы, а до него — использование арабского письма и тюркская письменность). Это решение привело к интересным вещам и некоторым сложностям. Вот, к примеру, табличка на доме: написано латинскими буквами название улицы, под ним написано кириллицей, но по-казахски. И получилось, что у многих названий официально вообще нет официального способа записи на русском языке. Например, наш университет находится на улице Кажымукана, и по-казахски это пишется через «ы». Но по-русски мы «жи/ши» пишем через «и»! И не существует документа, где можно узнать, как официальный адрес надо записывать на русском языке.

Они постепенно что-то начинают записывать латиницей (например, вывески), но иногда это не транслитерация, а просто слово, написанное по-английски. Например, рядом с университетом есть торговый центр с названием «Евразия». Этим летом мы приехали на приемные экзамены и увидели, что русские буквы «Евразия» заменили на латинские, но получилось не Evrasia, а Eurasia. Переход задуман как постепенный (до 2025 года), поэтому пока решили пока не менять удостоверения личности и паспорта.

— То, что вы преподаете для двуязычных студентов, отражается на учебном процессе?

— За время, что я туда езжу, у нас очень серьезно менялся национальный состав студентов филиала. Как я уже говорила, до революции и в советские годы в Акмолинске (Целинограде) преобладало русское население. В 90-е годы после распада СССР немалое количество русских переехало в Россию, и в1999-м году, когда фактически столицу только перенесли, количество русских и казахов в Астане было одинаковым, примерно по 40%. На сегодняшний день в Нур-Султане 80%этнических казахов и 12% русских. Это не значит, что русские уехали: с тех пор, как город стал столицей, то есть за 20 лет, его население выросло в четыре раза! Русские, которые тут жили, в большинстве своем так и продолжают жить, а вот новые горожане — преимущественно казахи. На филиале это тоже отражается.

Нур-Султан (Астана). На левом берегу Ишима сегодня

Когда мы начинали, среди студентов преобладали этнические русские, это даже видно по старым фотографиям. Сейчас среди филологов русских и казахов примерно пополам, а на других факультетах существенно преобладают казахи. Понятно, что наши казахские студенты-филологи — билингвы: для них и русский, и казахский родные языки. Что касается других факультетов, то сейчас там довольно много студентов, я бы сказала, небезупречно знают русский: говорят и понимают хорошо, а вот пишут с ошибками.

Но ни разу за 17 лет в Астане я не столкнулась с ситуацией, когда ты обращаешься на улице или в магазине к кому-то по-русски, а тебя не понимают. Однако все больше и больше на улицах звучит казахская речь, и это естественный процесс.

— Какие национальные особенности вы замечаете во время работы в филиале?

— В Казахстане очень большое внимание уделяется социальным программам. Хорошо финансируются образование, спорт, медицина, рождение и воспитание детей. И у них, насколько я знаю, хоть и небольшой, но положительный прирост населения. В России многодетной считается семья, в которой трое детей, в Казахстане — четверо. Трое детей — это довольно стандартная ситуация в казахской семье, причем я не могу сказать, что они сейчас рано женятся: у них средний возраст вступления в брак около 25 лет (однако это всё же меньше, чем в России, где средний возраст вступления в первый брак поднялся почти до 30 лет, причем как для мужчин, так и для женщин). Но у них принято, женившись, с маленькой возрастной разницей рожать одного, второго, третьего. И постоянно видишь семьи с маленькими детьми, беременных женщин. Астана кажется очень динамичным городом, где много молодежи.

— Чем за годы работы в филиале стал для вас Казахстан? Удалось ли попутешествовать?

— Попутешествовать не очень удалось, работа очень плотная: две-три пары каждый день. Один раз только ездила в Алма-Ату в самом начале: когда филиал только открывался, очереди в него не стояли, и мы его рекламировали, проводили выездные экзамены...

Сама Астана — город с непривычным для нас резко континентальным климатом: летом жара, зимой страшный холод, весной можешь встать утром — на улице ледок, идешь с работы — плюс 18. И практически нет межсезонья: в апреле приезжаешь в зимних сапогах и куртке, а через две недели иногда можно надевать шорты.

Нур-Султан (Астана). На левом берегу Ишима сегодня

Астана была очень провинциальным городом, когда я начала туда ездить: типичная хрущевская застройка, маленькие магазинчики. Когда на самолете подлетали, видели только степь — какие-то солончаки и большие незастроенные пространства. И у меня на глазах этот город начал превращаться практически в Дубай с его небоскребами (правда, Дубай я видела только на фотографиях)! Раньше город был на одном, правом берегу реки Ишим, на другом стояло одно высокое здание, остальное — разрозненные поселки. Сейчас там выросли районы по площади, как мне кажется, больше изначальной части города. Причем застроено все отнюдь не хаотично, был проведен тендер, который выиграл японский архитектор. Застройка гармоничная, почти футуристическая, эта часть города совершенно не похожа на другие столицы, где небоскребы встроены в уже существовавшую историческую застройку.

Город строится очень быстро. И немудрено: за 20 лет население выросло в 4 раза и превысило миллион человек, а прогноз такой, что за 7-9 лет население еще удвоится. Каждый раз, когда я приезжаю на лекции или экзамены, вижу какой-то новый квартал, причем не типовой, а со своим «лицом». Например, есть французский квартал с характерной для Парижа внешней отделкой домов и декоративной Эйфелевой башней. И я ловлю себя на том, что, когда еду из аэропорта, спрашиваю мысленно: «Ну что тут у нас происходит?» Я за эти годы стала ощущать свою причастность к этому городу. Конечно, это очень близкое мне место. Хотя я и в севастопольском филиале была несколько раз, и в бакинском, но мое сердце прикипело к тому, что в Казахстане.

Беседовала Дарья Ганиева

Фото из архива Елены Литневской